Страшнее всего та ложь, которая глагол
Название: Равноденствие.
Автор: Serenada
Пейринг: много кто/Ичиго. Возможно, всплывут еще пейринги - "не клубничные"))
Рейтинг: R/NC-17
Жанр: ангст (может даже, с элементами дарка, уж очень все плохо))
Дисклаймер: ничего моего
Саммари: Капитаны в Уэко Мундо так и не пришли…
Размер: предполагается, вроде, миди. WIP)
Предупреждения: частичное AU, принуждение, банальщина… Не ручаюсь за абсолютное IC*ну да, это ж яой 
*
Посвящение: для Cry_to_Heaven
Предыдущие части: тут и тут
читать дальше***
Большинство учеников с неохотой посещают школу с ее нудными уроками, горами заданий и прочей ерундой, мешающей радоваться жизни. Хотя бывают и отдельные случаи, когда отношение ко всему этому занудству кардинально меняется. По крайней мере, несколько учеников Старшей школы Каракуры научились смотреть на свое учебное заведение как на спокойный уголок обыденности, в котором можно представить, что нет никаких Пустых, Общества Душ, Ключа Короля, шинигами, квинси, арранкаров… Просто знакомые стены, знакомые одноклассники и учителя, устные ответы и письменные тестирования. Без риска для жизни, без необходимости принимать трудные решения – во всяком случае, не труднее, чем выбор между вариантами «1» и «3» в тестовом задании. И если ошибешься, тебе не снесут голову с плеч катаной. Даже если на особо ленивых учеников иной учитель может так глянуть, что в этом поневоле начинаешь сомневаться…
Так или иначе, даже угроза войны с Уэко Мундо не могла лишить Ичиго и его одноклассников некоторых вещей, вносящих подобие стабильности в их жизни, в первую очередь – школы.
На перемене они обедали в столовой, расположившись все вместе за одним столом. Обычная компания школьников. Ну… обычность немного смазывал высоченный детина с красными волосами и вызывающими татуировками на лбу, но в целом внимания они не привлекали. Разговор шел об учебе – не обсуждать же стратегию Готей-13, когда вокруг столько ушей, любые из которых могут оказаться слишком любопытными. А так, в самом деле, можно было подумать, что ничего, кроме школы, этих самых обычных подростков не интересует. Иноуэ и Рукия рассуждали об очередном задании, связанном с рисованием – что-то на тему будущего человечества через тысячу лет. Вдруг Орихиме, спохватившись, полезла в кармашек сумки, висящей на спинке стула.
- Совсем забыла съесть витаминку, - с улыбкой пояснила она. – В это время года важно принимать витамины, чтобы не заболеть. Хотите, я с вами поделюсь? Куросаки-кун?
Ичиго, с отсутствующим видом сидевший рядом и вяло ковырявший палочками в своем бэнто, посмотрел на нее, будто пытаясь незаметно определить, где он вообще находится. Перевел взгляд на таблетки, которые девушка держала в руке. Аккуратные белые кругляшки, поблескивающие глянцевыми боками. Медленно моргнул, улыбнулся своей странной пугающе-мягкой улыбкой, которая стала слишком часто появляться на его лице, и покачал головой:
- Нет, Иноуэ. Спасибо.
Ренджи быстро глянул на него через стол и отвел глаза. Такой Ичиго казался ему самозванцем, чужаком, и надо было отвлечься от его обманчиво-приветливого расслабленного лица, чтобы напомнить себе, что это не так. Что с ними по-прежнему – снова! – Куросаки, просто ему нужно время. На что-то. На возвращение к самому себе.
Повисшую паузу прервал Исида, деловито взглядывая на название витаминов:
- А я не откажусь, Иноуэ-сан. О здоровье нужно заботиться.
Иноуэ радостно и чуть суетливо поделилась с Исидой одной круглой таблеткой, болтая что-то безобидное, и всем показалось, что делает она это только для того, чтобы не молчать. Она, конечно, тоже не могла не замечать, как изменился Ичиго, и, несмотря на все ее беззаботные улыбки, было видно, как она переживает.
Ичиго захлопнул крышку бэнто с так и не доеденным обедом, встал и рассеянно махнул рукой:
- Увидимся в классе.
Ренджи дернулся было пойти за ним, но Рукия тронула его за руку – и он остался. С тоской посмотрел на аппетитные роллы и понял, что есть совершенно не хочется.
***
Урод с розовыми волосами и женским лицом скармливал ему какие-то таблетки, от которых он сам себе становился чужим. Все тело – как непослушная вата, набитая в оболочку из истончающейся до листа бумаги кожи. От этих пилюль Ичиго было жарко, так жарко, что, казалось, вата вот-вот вспыхнет в обтекающем его огне. А Заэль Аполло сидел на постели рядом с ним – обнаженным, дрожащим, через силу дышащим – и улыбался. И нес какую-то насмешливо-пафосную чушь о своей гениальности и непобедимости. И невесомо касался изнывающего тела длинными пальцами с острыми коготками. Подушечками обводил искусанные малиновые губы, мягко вел по шее, легко царапал напряженные соски, проводил пять горящих полос по животу, едва ощутимо – и будто распарывая, доставая внутренности. Чертил крошечную окружность в центре живота, раздражая до темноты перед глазами. И только иногда, в качестве поощрения за прорывающиеся сквозь ругательства глухие короткие всхлипывания Ичиго, длинно и невыносимо медленно скользил по твердому члену, противно посмеиваясь. Большего он никогда не делал, видимо, не желая пачкать себя близостью с обычным подопытным кроликом. И все же, памятуя о пожелании Айзена-сама, Заэль несколько раз посещал Ичиго, пробуя на нем разные виды афродизиаков, созданием которых он развлекался на досуге.
За эту очаровательную чистоплотность Гранца Ичиго возносил хвалы небесам – и одновременно, ужасаясь себе, проклинал чертова ученого за то, что не дотронется по-настоящему, не лизнет узким розовым языком наэлектризованную желанием кожу, не войдет в него… Эти мысли и образы, мечущиеся в воспаленном, возбужденном сознании, спустя время мучили Ичиго не меньше, чем реальные воспоминания. Он понимал, что это все наркотики, но моменты, когда он действительно хотел арранкара, оставались с ним навсегда.
А еще мучительнее были те секунды, когда Заэль развязывал его руки, примотанные к спинке кровати поясом. Это всегда происходило, когда ни дышать, ни кричать, ни стонать Ичиго уже не мог, обессиленный, раздразненный порханием нежных пальцев. Тогда Гранц, нашептывая какие-то пошлости, освобождал его – и, как бы Куросаки ни запрещал себе, его руки, будто принадлежащие другому человеку, тянулись вниз, чтобы избавиться от тяжести. И он бесстыдно ласкал себя перед этой отвратительной тварью, пока тело не взрывалось острым, обескураживающим оргазмом. А Заэль пристально наблюдал за ним с довольной улыбкой и предусмотрительно отодвигался, чтобы на него ненароком не попало несколько белесых капель. Потом он уходил, оставляя Ичиго едва ли не более пустым, чем все те Холлоу, которых убивал шинигами.
Хотя пару раз Гранц поступал по-другому. Доведя Ичиго до полубезумия, он просто бросал его связанным в комнате. На доносящееся до него хриплое «Развяжи!» блестел жемчужно-белыми зубами:
- Уверен, сюда скоро кто-нибудь придет. Обратись к нему с этой просьбой. И… хорошо вам повеселиться.
Гранц, конечно, был прав: через какие-то пару-тройку вечностей к нему заявлялся кто-то другой. И Ичиго, опьяненному, перевозбужденному, мечтающему только о том, чтобы кончить, было уже все равно, с кем из них.
А потом было тяжелое похмелье. Круговерть перед глазами. Неподъемная голова, будто прибитая к подушке гвоздями. Какой бы дрянью ни пичкал его Гранц, она травила качественно – до невозможности сползти с постели. О том, чтобы идти куда-то, и речи быть не могло. Дожидаясь, когда внутренности займут положенные места, Ичиго бессмысленно рассматривал окольцовывающие его запястья фиолетово-лиловые браслеты – под серебристой гладью «игрушек» Заэля. Ученый, как и обещал в первый день, рассказал ему принцип их работы. Правда, Ичиго в тот момент был неспособен понять хоть одно слово из той пространной речи: слишком близко и сладко касались его проклятые тонкие пальцы Гранца. Синяки же на коже не сходили не только из-за ограничителей. Не то чтобы его сильно били (может, и на этот счет им инструкции дали?), но, забываясь, он начинал вырываться, выворачивая запястья, пытаясь сдвинуть колени. Результатом становились только темные пятна, быстро расцветавшие на тонкой коже.
Хотя, когда приходил Заэль, удерживать Ичиго особой необходимости не было.
Редкие дни из тех тридцати казались ему более отвратительными, чем эти.
***
Стоя над раковиной в школьном туалете, Ичиго в который раз ополоснул лицо холодной водой и посмотрел на себя в зеркало. Оттуда на него пялился бледный подросток с синяками под тусклыми глазами. Осторожная тренировочная полуулыбка только усугубила картинку: теперь отражение казалось сумасшедшим.
Пронзительный звонок возвестил, что времени на примерку масок нет. Ичиго с сожалением перекрыл воду и пошел в класс.
***
Он проснулся толчком, будто выплывая из холодной глубины. Ему не приснился кошмар – Ичиго был в этом совершенно уверен. Ему вообще ничего не снилось. Просто темнота, в которой иногда колышется что-то смутное – и тут же замирает. Ощущение уходило, стоило только открыть глаза, хотя он не знал, почему просыпается каждый раз вот так, буднично и бесчувственно. Ему даже не хотелось понимать это.
В комнате было по-обычному тихо, но с некоторых пор понятия о тишине у Ичиго сильно изменились. Здесь громко тикали часы. За приоткрытым окном было слышно, как сырой ветер гонит по дороге пустой пакет. Иногда проезжала машина, шурша шинами, порыкивая двигателем и на несколько секунд подглядывая в спальню отсветом фар. Здесь было… громко.
Ичиго приподнялся на локтях (спать на животе – еще одна привычка, появившаяся не так давно) и вздрогнул, посмотрев на свои руки. Тени от капель воды на оконном стекле россыпью покрывали кожу, как трупные пятна. Пара секунд ушла на осознание того, что это просто напоминание о мерзком дожде вперемешку со снегом, который шел весь вечер. Ичиго шевельнул рукой, а тени остались на месте. Все правильно, все как надо.
Мимо дома, фырча, прокатила еще одна машина. Ичиго поморщился от грохота и опустился на подушку, перевернувшись на спину и закрывая глаза. Он догадывался, почему ему не снятся сны. Это было компенсацией того, что кошмары приходили в любой момент бодрствования.
Черт, как же здесь было громко, в этой подпорченной тишине.
***
А та тишина – каменный монолит - сводила с ума. Впору было разговаривать с самим собой, только чтобы не ощущать это гулкое, мертвое молчание. Полное отсутствие жизни. Слушать собственное дыхание тоже становилось невыносимо, и в какой-то момент Ичиго, внутренне вздрагивая, понимал, что он ждет. Когда откроется дверь – распахнется с тихим шорохом. Зазвучат чужие шаги, вспарывая плотную тишь. Зашелестит ткань чьей-то одежды. Раздастся чей-то голос, рассыпающий насмешки и оскорбления.
Самым страшным оказывалось то, что так и происходило.
Первые пара недель пребывания в гостях у Айзена больше всего подходили под классическое определение ада. Он был хоть каким-то событием в их унылой пустыне. Он привлекал любопытство если не всей толпы очеловеченных пустых, то, во всяком случае, достаточного количества. Вначале Ичиго еще удивлялся тому, как их самих не тошнит от «общей кормушки» (а ощущать так себя он начал очень быстро). Потом понимание пришло само собой. Арранкары хоть и получили разум, но все равно были во многом животными – подчиняющимися инстинктам, не брезгующими дармовым удовольствием в скучном Уэко Мундо. За неимением других развлечений, они не гнушались нечаянно оказавшимся в полной их власти мальчишкой, которого почему-то нельзя было убивать, зато разрешалось трахать сколько угодно тому, что у людей обычно называют душой.
Впрочем, у них, вероятно, тоже были свои принципы. Попользоваться разок после других – почему бы и нет, но не прийти во второй раз. Может, причиной было удовлетворенное любопытство. Может, они таким образом выказывали свое презрение. Они не возвращались – и это было главным.
Хотя случались и исключения…
Нойтора Джируга, пятый из Эспады. Тот самый, от которого Ичиго, как идиот, защитил Гриммджо. Тот, кто вновь лишил сил Нелл и кто едва не убил самого Куросаки. Наверное, он считал Ичиго своим личным военным трофеем и бесился, что его нельзя прикончить. Наверное, поэтому Ичиго встретился с ним еще не один раз…
Нойтора приходил с юношей, который был там, в пустыне, а потом и в тронном зале Айзена. Тесла – так его звали. Стройный, тихий, кажущийся очень юным – и беспрекословно подчиняющийся своему хозяину. В первый раз Нойтора, растягивая в улыбке свой безобразно большой рот, повторил то, что он сказал Тесле во время их битвы: «Делай с ним, что хочешь».
Во второй раз молча наблюдал, как двигаются на постели в рваном, болезненном ритме обнаженные юношеские тела.
В третий раз не выдержал – и присоединился. Может быть, убедил себя, что ничего зазорного в том, чтобы развлечься с таким слабаком, нет. Ичиго не думал об этом. Он просто испытывал облегчение от того, что у Нойторы хватило выдержки хотя бы на первые два раза.
Было и еще одно исключение, которое…
***
Назойливый не-сон, лезущий под закрытый веки, вспорхнул от резкого движения, смазывая уже проступивший угловатыми резкими очертаниями образ. Стиснув зубы до боли, Ичиго опять перевернулся на живот, обхватывая горячую измятую подушку руками. Он еще успел посетовать про себя, что не выспится и завтра будет снова пугать друзей своим видом зомби, прежде чем сработала память тела, уволакивая его в другой уголок недалекого прошлого.
Он лежал на другой постели…
***
Он лежал на постели, которую ненавидел, и у него болело все тело, которое он ненавидел еще сильнее. Хотя за что? Это ведь всего лишь тело. Всего лишь плоть, к которой прикасаются чужие руки. Да и то не совсем верно. Тело его дома. Может, валяется бесчувственной куклой, а может, в нем сейчас Кон – как всегда пытается клеить девчонок. А тут просто-напросто духовная сущность. Мелочь. Не смертельно. А если вжаться лицом в подушку посильнее, то и вовсе все станет хорошо.
Именно такие идиотские мысли в те моменты помогали Ичиго не тронуться умом. Помогали остановить лихорадочный и бесполезный счет в голове. Помогали не думать, как и где его трогали недавно. Помогали даже забыться сном – соскользнуть в него с этих глупых, бегущих по кругу мыслей, как с детской горки. Наверное, к этому были причастны и таблетки, которыми напичкал его ублюдочный ученый, но о них как раз думать было не нужно.
Ичиго понятия не имел, минуту или час назад он уснул, но в себя его привело малоприятное ощущение опустившегося на него с приличной высоты сейфа. Каждая клетка его измученного тела знала, что это может быть только Айзен, но Куросаки хотя бы из упрямства приоткрыл глаза и скосил их вбок, хотя и ничего не увидел.
Зато почувствовал. Рядом с ним сели, большая ладонь вдруг легла на голову, с издевательской нежностью погладила по волосам и, спустившись ниже, замерла на спине Ичиго.
- Бедное дитя, - произнес Айзен с сожалением, похожим на настоящее.
- Признаёшься в педофилии? – тихо, с натужной усмешкой откликнулся Куросаки, не пытаясь шевельнуться. Ему казалось, что, если он попробует, обязательно случится что-нибудь глупое и унизительное – ну, в том, старом и обычном значении этого слова. Например, его вырвет. Или у него ненароком лопнет голова. Или он потеряет сознание от накатывающего все сильнее из-за рейацу Айзена головокружения. Поэтому он просто неподвижно лежал и чувствовал этого человека всеми порами.
Ичиго не было страшно. Так, как в тот первый день, – уж точно нет. Он слишком хорошо знал, что Айзен его больше не тронет. Не после всех этих арранкаров. Не тогда, когда дополнительно ломать уже незачем. Ни одной причины, чтобы еще раз снизойти со своего пьедестала.
- А ты никогда ничему не учишься, правда? Снова дерзишь…
- Привычка, - огрызнулся Ичиго, сжимая под подушкой кулаки. Ноющая боль в запястьях стала острой, словно ее наточили, а дышать было трудно.
Рука, греющая спину, снова двинулась – пальцы заскользили по желобку позвоночника, сверху вниз. И Ичиго показалось, что Айзен, даже не делая ничего особенного, все равно как будто снова трахает его. Мягкими прикосновениями. Тяжестью духовной силы. Доброжелательным голосом, с укором произносящим:
- Глупый ребенок, и зачем только ты ввязался во все это?
- И зачем только ты приперся сюда, если задаешь одни риторические вопросы? – фыркнул Куросаки, обещая себе оставаться спокойным. Он совершенно точно находился в выигрышной позиции – ему просто нечего было терять.
- Просто я, как хороший хозяин, хотел убедиться, что тебе здесь комфортно. Надеюсь, тебя все устраивает, Куросаки-кун? – в вопросе было столько неподдельной заботы, что Ичиго с трудом поборол желание все-таки обернуться и посмотреть на его бесстрастную физиономию. Неудивительно, что этому лицемерному ублюдку верило все Общество Душ столько лет. Не чувствуй себя Куросаки попользованной рваной тряпкой, он бы и сам, пожалуй, поверил.
Но неужели Айзен рассчитывал услышать жалобы и мольбы о пощаде? Нет, вряд ли… Это просто была небольшая проверка – для подтверждения мнения, которое он составил об Ичиго. Досуговое развлечение. Удовлетворение садистских склонностей. Издевательство в чистом виде… или еще что-нибудь. Так или иначе, жаловаться Ичиго не собирался, и от него этого не ждали. Полное взаимопонимание и взаимоудовлетворение. Идиллия.
- Меня все устраивает, - спокойно ответил он.
- Рад слышать, - расцвела в голосе самая гостеприимная из всех возможных улыбок. – Но, кажется, ты неважно себя чувствуешь, Куросаки-кун? Голова, может, болит? – невинный вопрос сопроводился легким похлопыванием по заднице Ичиго, которая ощущалась болевым центром, нити от которого расходились по всему телу.
С каким-то отстраненным удивлением Ичиго обнаружил, что до сих пор способен краснеть от пошлых намеков, и процедил:
- Есть немного.
- Я распоряжусь, чтобы тебя вылечили, хотя наши медики и не сравнятся с Иноуэ-сан. Всё для удобства гостя.
Он поднялся с постели и бесшумно прошел к двери – его удаление Ичиго ощущал только отступающим духовным давлением. Прежде чем уйти, Айзен полуутвердительно спросил:
- Ты ведь не жалеешь, что пошел на все это?
- Разумеется, не жалею.
- Разумеется, - хмыкнул Соуске, одним словом компенсируя всю фальшивую любезность, которой щеголял до этого.
А врача он все же прислал – молчаливую безразличную женщину, которая все сделала по возможности быстро и, как показалось Ичиго, ни разу не подняв на него глаз. Скорее всего, ей не было никакого дела до странного мальчика-шинигами, но почему-то именно в ее присутствии Куросаки впервые за несколько дней испытал чувство мучительного стыда.
***
Лежа на спине, Ичиго смотрел на светлеющий над ним потолок и слушал грохот настенных часов. Через три часа должен был прозвенеть будильник, возвещающий о начале нового дня.
Странно, но иногда – как сейчас – ему не хватало той тишины.
читать дальше***
Толчок. Бесшумно расступившаяся вода над головой. Вдох-выдох, сердце Ичиго не билось заполошно. Сердце у него просто «село». Разрядилось, как аккумулятор в сотовом, и зарядного устройства, быть может, в природе не существовало. Поэтому не страшно было снова проснуться в бархатистой темноте глубокой ночи.
Несколько мгновений ушло на то, чтобы понять: это та же ночь, в которую ему являлся призрак радушного Айзена, или все-таки другая? Да, точно… эта – новая. Между ними умудрился втиснуться блеклый, полинялый день. В нем были разговоры с непривычно сдержанным Ренджи, талая снежная каша под ногами, наверняка вкусный ужин, приготовленный Юзу, избегание не в меру (даже для него) шумного и любвеобильного отца… У Ичиго разболелась голова, и он лег спать рано, еще десяти не было. Как ни странно, отключился почти мгновенно. В последнее время он ударился в две крайности: или вообще не мог уснуть, или проваливался в сон, едва коснувшись головой подушки. Вторая ему нравилась больше, хотя от беспричинных пробуждений это не помогало.
Повторять вчерашний сеанс ностальгии Ичиго не хотелось, и, покрутившись в жаркой постели, он решил пройтись. Ночью, по декабрьской слякоти, в одиночестве. Почему бы и нет? Быстро натянув на себя первую попавшуюся под руку одежду, отмахнувшись от выглянувшего из своего «спального ящика» Кона, Ичиго тихо выбрался из дома и пошел. Куда ноги понесли, туда и пошел – разницы не было никакой. Лужи под тяжелыми подошвами ботинок всхлипывали, круги от фонарей жирно поблескивали на грязном асфальте, и это раздражало. Ичиго желал бы оказаться в темноте, прохладной и тихой, но даже здесь, в небольшой Каракуре, темнота вымирала, как бенгальские тигры, оттесняемая огнями почти никогда не засыпающего города. Куросаки вспомнились слышанные когда-то жалобы девушек из класса, что в соседнем парке страшно ходить по вечерам из-за часто неработающих фонарей. Понадеявшись, что так оно и есть до сих пор, Ичиго свернул в ближайшем переулке и ускорил шаг. При этом он еще старался убедить себя, что это никакой не побег. Ни от чего. Просто захотелось размять мышцы, просто сырой ветер запустил лапу под куртку и рассыпал по спине легион мурашек. Натянув на голову капюшон и вбив кулаки в карманы джинсов, Ичиго почти бежал по пустым улицам, одновременно цепляясь взглядом за все, что было вокруг. В новом заборе уже отсутствует одна доска – явно тайный лаз для местной детворы. На столбе висит объявление о потерявшейся собаке. Под одним из маслянисто-желтых фонарей стоит припозднившаяся парочка, и парень явно рассчитывает хотя бы на поцелуй. В доме погасло единственное горевшее окно – кому-то завтра будет тяжело встать на работу… Все замечалось, все казалось важным и интересным, лезло в глаза так настырно, что Ичиго, в конце концов, не хотел видеть совсем ничего, потому что это не могло помочь. Невозможно все время отвлекать внимание, блокированная память вот-вот готова подкинуть сюрприз, расцвести пышным цветом новых, позабытых ненадолго подробностей, и пусть лучше это будет в темноте. Там, где легко дышать, где сырость остудит горящее нутро, и пройдет накатывающая дурнота от рейацу, ищущей выхода из запертого тела.
Цепочка фонарей обрывалась впереди желанной темнотой оголенного тоскливого парка. Ичиго снова пошел медленнее, глубоко вдыхая покалывающий легкие воздух, проскочил под последним оплотом света в царстве тьмы и направился к маняще открытым железным воротам мимо приютившихся сбоку мусорных баков…
***
На исходе месяца Ичиго узнал, что значит чувствовать себя мусором, пачкающим одним своим прикосновением нежную белую кожу арранкара. Четвертый Эспада, однажды почти убивший его без особого труда, не имел никаких оснований относиться к гостю Айзена как к кому-то, заслуживающему внимания или уважения. А без оснований Улькиорра ничего не делал. Наверное, Шиффер так и не пришел бы к Ичиго, не будь он так чуток к пожеланиям своего господина. А господин хотел причинить пленнику боль. Добить его. Ну и что, что таким способом. Может, он просто предвидел, что из этого получится?
Изящного «плачущего мальчика» с непомерным самомнением, который увел Иноуэ в это чертово место, Ичиго ненавидел, кажется, больше их всех вместе взятых. Ненавидел его маленькие, как у девчонки, холодные руки. Ненавидел не подходящий его миловидной мордашке голос. Впрочем, слышать его пришлось нечасто: говорить с Куросаки Шиффер полагал ниже своего достоинства. Он только изредка отдавал короткие приказы, а когда Ичиго их игнорировал, - невозмутимо и уже молча применял силу.
От прикосновений арранкаров, от их вкуса во рту, от их запахов хотелось избавиться настолько сильно, что мысль превращалась в манию, заставляя Ичиго по часу простаивать под душем. Хотя это не помогало. Может быть, вода здесь тоже была искусственная – как то странное солнце снаружи. Она ничего не смывала, и Ичиго все время ощущал себя вымазанным грязью с головы до ног. Улькиорра же добавил в общий фон особенные отвратительные ноты.
Шиффер пришел за день до того, как его отпустили, – точнее, вышвырнули. С ядовито-зелеными глазами, как будто медленно вытекающими из глазниц, с неподвижным лицом. Ичиго казалось, что обломок шлема у него на голове – это просто декорация, а настоящая маска арранкара надета прямо на лицо Улькиорры. Во всяком случае, эмоций на нем отражалось не больше, чем на лице куклы.
Каждый раз прежде Ичиго казалось, что до конца он не выдержит. Но именно тогда это ощущение дошло до предела, застелило глаза кровавой пеленой. Он попытался вырваться – и не смог. Запечатанная рейацу ничем не могла помочь, физические силы тоже почти истощились. Полная беспомощность душила, и Ичиго вдруг всерьез испугался, что может заплакать, а это все длилось и длилось, словно они оказались во временной петле. Улькиорра трахал его лицом к лицу и смотрел в глаза. Смотрел так внимательно, как будто искал там что-то, запоминал – намертво. Ичиго не выдержал и отвел взгляд, мечтая только о том, чтобы все прекратилось.
А еще Улькиорра позаботился о том, чтобы они кончили оба. И именно эта болезненно-сладкая судорога, прошедшая по телу, толкнула Ичиго за последнюю грань отвращения к себе. Уходя, Шиффер обернулся, чтобы вобрать в густую черноту зрачка картинку того, как Ичиго кусает дрожащие губы. Кажется, Квадра Эспада почти улыбнулся.
А Ичиго, как в забытьи подняв себя с постели, пошел в крошечную ванную, и там, в душевой кабине, он включил искусственную воду, которая никогда ничего не смывала.
Прикрыв глаза, Ичиго слушал, как барабанят упругие струи о матовое стекло стенки и как замедляет биение его загнанное сердце. Разряжаясь до нуля. Внутренний счет, который уже давно не спасал, но от которого не удавалось избавиться, замер на полутора тысячах. Ичиго поднял руку убрать назад налипшие на лоб волосы – плечо отозвалось легкой болью. Улькиорра. Мертвой хваткой удерживал извивающееся тело. Наверное, синяк уже начал наливаться цветом. И хотя это не имело ровным счетом никакого значения, думать о такой глупой мелочи было почти приятно, по сравнению с остальным. Шевеля рукой и прислушиваясь к ноющим ощущениям с все еще закрытыми глазами, Ичиго уловил чужое движение за стеклом.
Распахнул глаза – распахнулась дверца кабинки. Гриммджо смотрел на него – застывшего, как олень в свете фар – не больше секунды. А потом шагнул к нему, под воду, прямо в одежде. Ичиго жалко шарахнулся назад, но пространство было слишком ограниченным, чтобы это чем-то помогло. Сделав шаг, Куросаки уперся спиной в противоположную стенку.
- Привет, - мягко рыкнул Джаггерджак, и в его голосе Ичиго четко различил щелчок захлопнувшегося капкана. Таким же четким было понимание, что второго раунда он не вынесет. Как бы в подтверждение тянущее болью ощущение от плеча разлилось по всему телу волной, следом пришла неприятная слабость, от которой противно задрожали колени, и Ичиго отстраненно подумал, что Гриммджо придется держать его на весу или тащить обратно в комнату. Чтобы опять ломать его, вставляя, всаживая, вперед-назад, заполняя до отказа – разрывающей болью с отзвуком чего-то сладко-стыдного, и снова, и снова, и так до тех пор, пока…
Мысль оборвалась грубым, полузвериным поцелуем.
Каждый раз это шокировало Ичиго – чуть ли не больше, чем все остальное, гораздо более откровенное и грязное. Губы Гриммджо, его горячее дыхание и горячий шершавый язык. Он был единственным, кроме Айзена, кто целовал его. Жадно, кусая губы, иногда задевая, царапая своей маской. Когда это случилось в первый раз, Ичиго оторопел. Во второй – возмутился, пытаясь отвернуться. Он не понимал, зачем Джаггерджак делает это, не понимал смысла поцелуя без намека на какое-либо чувство, кроме похоти.
И в третий, и в четвертый раз Ичиго так и не понял этого, но Гриммджо был настойчив, а у Куросаки не оставалось выбора. Однажды ему вспомнилось утверждение о том, что шлюх в губы не целуют. Мысль была невеселой, но почему-то, при всей абсурдности его положения, в чем-то утешительной.
А сейчас Гриммджо снова целовал его, стоя в одежде под душем. Ичиго слишком устал, чтобы отвечать или пытаться остановить его. Он чувствовал руки Джаггерджака, беспорядочно и быстро гладящие его тело, чувствовал, как тот возбужден, и понимал, что его сейчас развернут, заставят опереться ладонями о скользкое стекло и расставить ноги шире…
Ичиго не сразу понял, что его трясет. И что Гриммджо оставил в покое его истерзанный рот. И что большие горячие руки замерли, теперь просто обнимая его.
Прижимая к себе мокрое вздрагивающее тело, Джаггерджак провел чутким носом от его щеки – по шее, к плечу, собирая с кожи воспоминания о чужом запахе. Внимательно и зло.
Уже не понимая, чего от него хотят, что происходит, где он и с кем он, Ичиго забился, отталкивая, отчаянно не желая какого-либо продолжения… и Гриммджо выпустил его. Вышел из душа, оставляя на полу лужу воды. С обвисших под собственной тяжестью мокрых волос тоже текло, но Джаггерджаку на это было откровенно плевать. Он смотрел на тревожно замершего Ичиго, и углы рта у него подрагивали, словно вдруг заржавевшие лицевые мышцы не позволяли усмехнуться. Взгляд неестественно ярких глаз нагло прошелся по всему телу, оценивающе-пренебрежительно, и вернулся к лицу Куросаки. Ичиго ответил на него, не двигаясь, не пытаясь отвернуться, и Гриммджо наконец просто ушел, так и не сказав ни слова. Будь у Ичиго чуть больше сил и желания, он бы сравнил арранкара с взъерошенной мокрой кошкой. Но ни сил, ни каких-либо желаний он в себе не находил, поэтому, оставшись в одиночестве, с тупым равнодушием стал снова слушать шум воды: кап-кап-капли по стеклу, монотонно. Надо было бы перекрыть кран, но протянуть к нему руку вдруг превратилось в неразрешимую задачу.
Вода заливала глаза, и Ичиго послушно смежил веки, плавая в ощущении того, что сейчас произошло что-то совсем, абсолютно неправильное. Если такое еще вообще было возможно.
***
Ичиго вдруг понял, что сидит на мокрой скамейке, вцепившись пальцами в шершавое деревянное сидение – почему-то это ощущение было самым реальным из всех. Он не помнил, как здесь оказался. Как прошел эти последние метры. Вокруг наконец-то было темно.
читать дальше***
Из пересохших искусанных губ вылетали облачка пара и таяли. Ичиго пристально наблюдал за ними, выкарабкиваясь из воспоминания, как бабочка из кокона, почти чувствуя себя готовым расправить народившиеся крылья. И в то же время что-то не отпускало, что-то с ревом неслось по венам вместе с кровью, ударяло в виски, ломилось из всего тела и раздирало в разные стороны. Долгожданная тьма, к которой Ичиго так стремился, из полупрозрачной начала становиться плотной, осязаемой, будто его затягивало в черную дыру. В какой-то момент Куросаки зажмурился, не в состоянии смотреть и не видеть, а когда снова открыл глаза, то ночного дремотного парка не было. И шершавой мокрой скамейки тоже не было. Он по-прежнему сидел, но сжавшиеся пальцы заскребли по холодной гладкости стекла. Вскочив на ноги, Ичиго заозирался, понимая, что ему не показалось. Небо можно увидеть, не поднимая головы; бесконечный ряд одинаковых безликих небоскребов. Его внутренний мир по-прежнему пребывал в состоянии долбанутой перевернутости, хотя кое-что тут изменилось. Раньше здесь было светло, а теперь это место укутывали сумерки. А еще было холодно – кажется, даже холоднее, чем в реальном мире. Впрочем, и одет был Ичиго легко – в обычные черные хакама и косодэ, которые теперь, спустя месяц, ощущались на теле почти незнакомо. Но его не это тревожило.
- Какого?.. – начал было Куросаки, но его перебил так давно не слышанный низкий голос:
- Удивлен, что попал сюда, даже не высвободив духовное тело?
Зангетсу темной неподвижной фигурой стоял на тонком шпиле одного из зданий неподалеку. Руки в карманах балахона, черные очки даже в этих потьмах. Старина Зангетсу... Одинаково пафосный и суровый. Ичиго чувствовал свою вину перед ним за такое длительное бездействие. Меч ведь существует, чтобы сражаться? Чтобы защищать жизнь хозяина и других людей? А владелец Зангетсу предпочел сложить оружие…
- Что я здесь делаю? В последние дни я не принимал форму шинигами, потому что сила еще не вернулась, и я думал…
- Ты думал, что сможешь спрятаться, - опять оборвал его мужчина довольно резко.
- О чем ты? – нахмурился Ичиго. – Моя рейацу…
- С твоей рейацу все в порядке. Ты чувствуешь ее в себе, вот уже несколько дней как она восстановилась, но ты уже сам не даешь ей выхода. Мне большого труда стоило вытащить тебя сюда. Что случилось, Ичиго? Куда делась твоя решимость?
- Я… не понимаю. Я не сдерживал силу намеренно, - пожал плечами Куросаки, глядя на собственное смутное отражение под ногами. – И решимость тут ни при чем.
Когда Зангетсу заговорил снова, голос его звучал чуть мягче, хотя все еще был строг:
- Я хочу помочь тебе. Но для этого ты тоже должен хотеть помочь себе.
Вместо ответа Ичиго всмотрелся в небо, затянутое тяжелыми, готовыми разразиться дождем или градом тучами, сделал несколько шагов по стеклу, будто проверяя в очередной раз – не упадет ли. Сказал задумчиво:
- Мне почему-то казалось, что здесь все должно окончательно опрокинуться после всего… этого. Классно было бы: смотришь под ноги, а там – небо.
- Что ты чувствуешь?
Ичиго недоуменно поднял глаза на старика. Вопрос отчего-то застал его врасплох. Дыхание замерло на мгновение, все мысли как будто вытряхнули из головы, оставив пустоту, и из этой пустоты Ичиго после паузы извлек бесцветное:
- Кажется… ничего. – Только произнеся вслух, он понял, что так оно и есть. Это пугало. – Ни боли, ни гнева, ни ненависти… Ничего.
- Это не так, - неожиданно возразил Зангетсу и, вытащив одну руку из кармана, повел ею вокруг себя: - Оглянись. Разве то, что ты видишь, - свидетельство равнодушия и бесчувственности? Сейчас здесь тихо, потому что ты нашел способ успокоиться, но в другое время идет дождь, бури разражаются одна за другой, и это все – твои чувства, отделенные от тебя и запертые тут, внутри. Выпусти же свой гнев. Выпусти меня.
- Я забыл, что такое гнев. У меня было достаточно времени для этого.
- Так вспомни. Всего несколько дней назад ты был слаб, ты едва мог держать меня, твое тело было разбито, и разве ты не испытывал гнева по отношению к тем, кто сделал это? Вспомни, Ичиго. Вспомни, что чувствовал. Верни свои чувства – и ты вернешь свою силу. Вспомни, пока еще есть время…
С воспоминаниями у Ичиго проблем не было, хотя иногда он об этом и жалел. Отмотать время на несколько дней в прошлое было несложно. Он просто позволил себе прикрыть глаза, чтобы четче увидеть огромный зал с теряющимися во мраке сводами…
***
Спустя месяц Ичиго снова был в том же зале, в котором он сказал свое «Согласен». И Айзен снова снисходительно рассматривал его сверху вниз, холодно улыбаясь. Тошнотворное чувство дежа вю мешало сосредоточиться. Ичиго стоял прямой, как струнка, высоко подняв голову. Он понимал, что Айзен хочет полюбоваться на то, во что превратился пленник после их гостеприимства. Понимал, что у него плохо получается изображать безразличие и спокойствие. И все-таки ошметки гордости заставляли играть в эту игру. Выдержать помогало только осознание, что скоро все закончится.
- Как я и обещал, Куросаки-кун, ты возвращаешься домой, - торжественно-официально возвестил Айзен. – Надеюсь, ты провел здесь время с комфортом и удовольствием?
Боги, и как у него это получается? Десятилетия упражнений в лицемерии не прошли даром: ни взгляд, ни голос не выдают злой насмешки, он просто сама доброжелательность.
В искусстве лжи Ичиго тягаться с Айзеном, конечно, не мог, но на хмурую кособокую улыбку его все-таки хватило.
- Разумеется, - ответил словно кто-то другой его голосом.
- Не сомневался в этом, - довольно кивнул Соуске. – Скоро тебя проводят в Генсей. Думаю, Улькиорра составит тебе компанию. Он скоро придет сюда. А сейчас ты извинишь меня, если я уйду? Дела, знаешь ли.
Он неспешно приблизился к Ичиго, поднял руку – и Куросаки мгновенно забыл обо всех играх. В памяти отчетливо зазвучало тихое, обманчиво-ласковое «Иди сюда!», заставляя отшатнуться от ладони, коснувшейся его щеки. Как тогда, в первый день. Этого воспоминания никто так и не смог перебить.
- Надо же, такой молодой – и уже такой дерганый, - медово проговорил кто-то, выступивший из-за спины Айзена. Куросаки вскинул глаза на Ичимару. Тот смотрел на него с выражением умиленности на хитрой лисьей физиономии. Гина Ичиго видел впервые за время пребывания в Уэко. И он не знал, каким богам возносить благодарность, потому что если бы к нему заявился еще и этот…
- Полагаю, здесь многие захотят попрощаться с тобой, - вернул внимание Ичиго Айзен, отступая от него и позволяя наконец сделать нормальный вдох. – Надеюсь, мы еще встретимся, Куросаки-кун. И впредь… веди себя благоразумнее.
Кивнув на прощание, Айзен вышел. Гин издевательски помахал Ичиго рукой – как когда-то в Обществе Душ – и пошел следом за своим повелителем.
А Ичиго остался – вместе с арранкарами.
Теперь нужно было пережить только это. Только последний подарок Айзена. Ичиго ждал.
- Надо привести тебя в надлежащий вид перед возвращением. А то твои приятели решат, что ты на курорте был. Это, конечно, если ты не собираешься им рассказывать подробности своего пребывания здесь, - выступая вперед, ядовито улыбнулся Нойтора, прежде чем нанести удар.
Первое ребро не выдержало через пару минут. Еще одно продержалось несколько пинков – и отвратительно хрустнуло. Ключицу переломили, когда Ичиго попытался блокировать мощный удар Ями. Рука – еще пять минут боли, за которой уже не видно лиц. Их голоса доносились многократным эхом, и смысла слов он уже почти не понимал, машинально делая попытки защититься, которые выглядели настолько беспомощно, что ему самому было бы смешно. В другой ситуации. Истощенный, ослабший, Ичиго превосходно играл роль груши для битья, в последний раз позволяя им делать все, что им угодно. Он знал, что не умрет, остальное было не важно. Они собирались отпустить его живым… и в этом была их ошибка.
Прекрасное видение их окровавленных тел не позволяло потерять сознание.
- Эй, Гриммджо, чего ты там прохлаждаешься? – позвал какой-то арранкар, имени которого Ичиго не знал. Не помнил. – Развлечься не желаешь?
- Тоже мне развлечение, - громко и презрительно откликнулись откуда-то сбоку. Куросаки зачем-то повернулся – и увидел Джаггерджака, стоящего в тени высокой колонны в стороне ото всех. Ни на Ичиго, ни на остальных он демонстративно не смотрел, засунув руки глубоко в карманы. – Это даже не драка, а так, пустая трата времени. Ни удовольствия, ни веселья.
- А может, тебе жалко нашего дорого мальчика? – сладко поинтересовался Гранц, небрежно поправляя ядовито-розовую челку. Сам он тоже к Ичиго не приближался, но, вероятно, из-за страха попортить маникюр.
Гриммджо издал резкое «ха!», оттолкнулся от своей опоры, приблизился к кругу арранкаров, в центре которого уже лежал не удержавшийся на ногах Ичиго.
- Зачем мне довольствоваться какими-то огрызками? Я собираюсь убить его, когда он не будет похож на кусок дерьма.
- Убить? А не тебя ли он милостиво пощадил, а потом еще и спас твою жалкую шкуру от моих секир? – злорадно напомнил Нойтора.
Голубые глаза вспыхнули, зажглись яростью, но Гриммджо сдержался и ответил почти спокойно, только с глухой угрозой в завибрировавшем голосе:
- Вот именно за это я его и прикончу. Так что заканчивайте этот фарс, а то он еще сдохнет раньше времени… Опять.
Больше не обращая ни на кого внимания, Джаггерджак подошел к неподвижному Ичиго, подхватил его, как пушинку. Глянул на браслеты, все еще болтавшиеся на истончившихся запястьях, - кивнул Заэлю:
- А эти штуки?
- Конечно, я их заберу. Это ценные вещицы, - отозвался ученый, снимая оковы. – А куда это ты с ним собрался, позволь спросить?
Секста, держа Ичиго под мышкой, как тряпичную куклу, пожал плечами:
- Его же надо оттащить обратно?
- Айзен-сама, вроде, приказал это Улькиорре, - пробасил Ями, который хоть и был идиотом, но начальства старался слушаться, во избежание разного рода неприятностей вроде отрезания руки. Особенно когда волшебной девчонки-целительницы здесь не было.
- Ты его тут видишь? Я – нет, - отрезал Гриммджо, поудобнее перехватывая свою ношу, отчего Ичиго сдавленно выдохнул. – А любоваться на вот этого вот, - Куросаки снова тряхнули, совершенно точно давая понять, что речь идет о нем, - мне осточертело. Выкинуть этот мусор – дело трех минут, необязательно Улькиорру ждать.
- Мусор выносишь… Смотрите какой хозяйственный, - улыбнулся Заэль. – Ну, если тебе так хочется с ним возиться, то это не мое дело.
Остальные, видимо, были того же мнения, потому что больше возражений не последовало. Хмыкнув, Гриммджо размашисто зашагал к выходу. Не пытаясь освободиться, Ичиго только проговорил, задыхаясь:
- Меч…
- Будет тебе меч, успокойся, - ворчливо раздалось сверху.
И занпакто, в самом деле, скоро появился в другой руке Джаггерджака. Как это произошло, Ичиго не был уверен, но, кажется, Гриммджо на несколько минут оставил его в коридоре, а когда вернулся, то с ним уже был старина Зангетсу.
Все то время, что они добирались до Генсея, Джаггерджак молчал. Не издевался, не оскорблял – просто молча тащил его. Один раз Ичиго зашевелился, пробормотав:
- Пусти, я могу идти сам.
- Ага, щас, - даже не видя лица арранкара, Куросаки отчетливо представил его оскал, косящий под улыбку. От ясности картинки он почему-то вздрогнул.
Когда они оказались на пустынной улице Каракуры – минутах в десяти ходьбы от магазина Урахары, как определил Ичиго, осмотревшись – Гриммджо сгрузил Куросаки на грязный холодный асфальт дороги, бросил меч рядом, отчего тот оскорбленно лязгнул.
Словно поняв, о чем пропел металл, арранкар добавил с кривой улыбкой:
- Держи свой консервный ножик. Надеюсь, когда мы встретимся в следующий раз, ты сможешь сам держать его в руках. И крепко.
- Не сомневайся, - заверил Ичиго, кое-как поднимаясь на ослабшей здоровой руке и сплевывая кровь, все еще сочащуюся из разбитой губы.
- До дома, уж извини, не провожаю, - сказал Гриммджо по-прежнему издевательски, но Куросаки почему-то показалось, что извинение было вполне серьезным. У него, наверное, сотрясение мозга, раз мерещится всякое.
- Проваливай, - прошипел – скорее от боли в изломанном теле, чем от злости.
Гриммджо фыркнул и пошел прочь – как всегда, с руками в карманах. Обернулся – помедлил, глядя, как Ичиго, морщась, пытается подняться.
- Еще увидимся, - бросил то ли обещание, то ли угрозу – и исчез, как будто его здесь и не было.
Ичиго встал, опираясь на Зангетсу, повел по сторонам мутными глазами. Двигаться было больно, дышать было больно, но ему нужно было добраться до Урахары. Там он сможет восстановиться и вернуть силы. А потом убить их всех.
Стиснув зубы, Ичиго сделал первый шаг.
***
Только сделав шаг, он опомнился, распахнул глаза – и с изумлением увидел, что начался снегопад. Как отклик, отзвук поднявшегося в нем холодного гнева. Зангетсу был прав: вспомнить его оказалось не так уж трудно. Гнев пробивался сквозь отупение, сквозь болевой шок, парализовывавший все чувства. Гнев сыпался с неба, устилая собою все вокруг.
Только Ичиго забыл, кто может спрятаться за ним, слиться с ним воедино – верный спутник и вечное проклятье.
- Какая встреча! – услышал Куросаки насмешливый голос с металлическими нотами, лишь сейчас понимая, что он больше не видит Зангетсу. Вместо черного силуэта за снежной завесой показались белая одежда, белые волосы и белое лицо.
Его пустая половина, закинув меч на плечо, рассматривала его с откровенным любопытством. Бескровные губы растянулись в приветливую улыбку, и предвещать это могло только одно: крупные неприятности.
Продолжение - в комментариях
Автор: Serenada
Пейринг: много кто/Ичиго. Возможно, всплывут еще пейринги - "не клубничные"))
Рейтинг: R/NC-17
Жанр: ангст (может даже, с элементами дарка, уж очень все плохо))
Дисклаймер: ничего моего
Саммари: Капитаны в Уэко Мундо так и не пришли…
Размер: предполагается, вроде, миди. WIP)
Предупреждения: частичное AU, принуждение, банальщина… Не ручаюсь за абсолютное IC
* Посвящение: для Cry_to_Heaven
Предыдущие части: тут и тут
читать дальше***
Большинство учеников с неохотой посещают школу с ее нудными уроками, горами заданий и прочей ерундой, мешающей радоваться жизни. Хотя бывают и отдельные случаи, когда отношение ко всему этому занудству кардинально меняется. По крайней мере, несколько учеников Старшей школы Каракуры научились смотреть на свое учебное заведение как на спокойный уголок обыденности, в котором можно представить, что нет никаких Пустых, Общества Душ, Ключа Короля, шинигами, квинси, арранкаров… Просто знакомые стены, знакомые одноклассники и учителя, устные ответы и письменные тестирования. Без риска для жизни, без необходимости принимать трудные решения – во всяком случае, не труднее, чем выбор между вариантами «1» и «3» в тестовом задании. И если ошибешься, тебе не снесут голову с плеч катаной. Даже если на особо ленивых учеников иной учитель может так глянуть, что в этом поневоле начинаешь сомневаться…
Так или иначе, даже угроза войны с Уэко Мундо не могла лишить Ичиго и его одноклассников некоторых вещей, вносящих подобие стабильности в их жизни, в первую очередь – школы.
На перемене они обедали в столовой, расположившись все вместе за одним столом. Обычная компания школьников. Ну… обычность немного смазывал высоченный детина с красными волосами и вызывающими татуировками на лбу, но в целом внимания они не привлекали. Разговор шел об учебе – не обсуждать же стратегию Готей-13, когда вокруг столько ушей, любые из которых могут оказаться слишком любопытными. А так, в самом деле, можно было подумать, что ничего, кроме школы, этих самых обычных подростков не интересует. Иноуэ и Рукия рассуждали об очередном задании, связанном с рисованием – что-то на тему будущего человечества через тысячу лет. Вдруг Орихиме, спохватившись, полезла в кармашек сумки, висящей на спинке стула.
- Совсем забыла съесть витаминку, - с улыбкой пояснила она. – В это время года важно принимать витамины, чтобы не заболеть. Хотите, я с вами поделюсь? Куросаки-кун?
Ичиго, с отсутствующим видом сидевший рядом и вяло ковырявший палочками в своем бэнто, посмотрел на нее, будто пытаясь незаметно определить, где он вообще находится. Перевел взгляд на таблетки, которые девушка держала в руке. Аккуратные белые кругляшки, поблескивающие глянцевыми боками. Медленно моргнул, улыбнулся своей странной пугающе-мягкой улыбкой, которая стала слишком часто появляться на его лице, и покачал головой:
- Нет, Иноуэ. Спасибо.
Ренджи быстро глянул на него через стол и отвел глаза. Такой Ичиго казался ему самозванцем, чужаком, и надо было отвлечься от его обманчиво-приветливого расслабленного лица, чтобы напомнить себе, что это не так. Что с ними по-прежнему – снова! – Куросаки, просто ему нужно время. На что-то. На возвращение к самому себе.
Повисшую паузу прервал Исида, деловито взглядывая на название витаминов:
- А я не откажусь, Иноуэ-сан. О здоровье нужно заботиться.
Иноуэ радостно и чуть суетливо поделилась с Исидой одной круглой таблеткой, болтая что-то безобидное, и всем показалось, что делает она это только для того, чтобы не молчать. Она, конечно, тоже не могла не замечать, как изменился Ичиго, и, несмотря на все ее беззаботные улыбки, было видно, как она переживает.
Ичиго захлопнул крышку бэнто с так и не доеденным обедом, встал и рассеянно махнул рукой:
- Увидимся в классе.
Ренджи дернулся было пойти за ним, но Рукия тронула его за руку – и он остался. С тоской посмотрел на аппетитные роллы и понял, что есть совершенно не хочется.
***
Урод с розовыми волосами и женским лицом скармливал ему какие-то таблетки, от которых он сам себе становился чужим. Все тело – как непослушная вата, набитая в оболочку из истончающейся до листа бумаги кожи. От этих пилюль Ичиго было жарко, так жарко, что, казалось, вата вот-вот вспыхнет в обтекающем его огне. А Заэль Аполло сидел на постели рядом с ним – обнаженным, дрожащим, через силу дышащим – и улыбался. И нес какую-то насмешливо-пафосную чушь о своей гениальности и непобедимости. И невесомо касался изнывающего тела длинными пальцами с острыми коготками. Подушечками обводил искусанные малиновые губы, мягко вел по шее, легко царапал напряженные соски, проводил пять горящих полос по животу, едва ощутимо – и будто распарывая, доставая внутренности. Чертил крошечную окружность в центре живота, раздражая до темноты перед глазами. И только иногда, в качестве поощрения за прорывающиеся сквозь ругательства глухие короткие всхлипывания Ичиго, длинно и невыносимо медленно скользил по твердому члену, противно посмеиваясь. Большего он никогда не делал, видимо, не желая пачкать себя близостью с обычным подопытным кроликом. И все же, памятуя о пожелании Айзена-сама, Заэль несколько раз посещал Ичиго, пробуя на нем разные виды афродизиаков, созданием которых он развлекался на досуге.
За эту очаровательную чистоплотность Гранца Ичиго возносил хвалы небесам – и одновременно, ужасаясь себе, проклинал чертова ученого за то, что не дотронется по-настоящему, не лизнет узким розовым языком наэлектризованную желанием кожу, не войдет в него… Эти мысли и образы, мечущиеся в воспаленном, возбужденном сознании, спустя время мучили Ичиго не меньше, чем реальные воспоминания. Он понимал, что это все наркотики, но моменты, когда он действительно хотел арранкара, оставались с ним навсегда.
А еще мучительнее были те секунды, когда Заэль развязывал его руки, примотанные к спинке кровати поясом. Это всегда происходило, когда ни дышать, ни кричать, ни стонать Ичиго уже не мог, обессиленный, раздразненный порханием нежных пальцев. Тогда Гранц, нашептывая какие-то пошлости, освобождал его – и, как бы Куросаки ни запрещал себе, его руки, будто принадлежащие другому человеку, тянулись вниз, чтобы избавиться от тяжести. И он бесстыдно ласкал себя перед этой отвратительной тварью, пока тело не взрывалось острым, обескураживающим оргазмом. А Заэль пристально наблюдал за ним с довольной улыбкой и предусмотрительно отодвигался, чтобы на него ненароком не попало несколько белесых капель. Потом он уходил, оставляя Ичиго едва ли не более пустым, чем все те Холлоу, которых убивал шинигами.
Хотя пару раз Гранц поступал по-другому. Доведя Ичиго до полубезумия, он просто бросал его связанным в комнате. На доносящееся до него хриплое «Развяжи!» блестел жемчужно-белыми зубами:
- Уверен, сюда скоро кто-нибудь придет. Обратись к нему с этой просьбой. И… хорошо вам повеселиться.
Гранц, конечно, был прав: через какие-то пару-тройку вечностей к нему заявлялся кто-то другой. И Ичиго, опьяненному, перевозбужденному, мечтающему только о том, чтобы кончить, было уже все равно, с кем из них.
А потом было тяжелое похмелье. Круговерть перед глазами. Неподъемная голова, будто прибитая к подушке гвоздями. Какой бы дрянью ни пичкал его Гранц, она травила качественно – до невозможности сползти с постели. О том, чтобы идти куда-то, и речи быть не могло. Дожидаясь, когда внутренности займут положенные места, Ичиго бессмысленно рассматривал окольцовывающие его запястья фиолетово-лиловые браслеты – под серебристой гладью «игрушек» Заэля. Ученый, как и обещал в первый день, рассказал ему принцип их работы. Правда, Ичиго в тот момент был неспособен понять хоть одно слово из той пространной речи: слишком близко и сладко касались его проклятые тонкие пальцы Гранца. Синяки же на коже не сходили не только из-за ограничителей. Не то чтобы его сильно били (может, и на этот счет им инструкции дали?), но, забываясь, он начинал вырываться, выворачивая запястья, пытаясь сдвинуть колени. Результатом становились только темные пятна, быстро расцветавшие на тонкой коже.
Хотя, когда приходил Заэль, удерживать Ичиго особой необходимости не было.
Редкие дни из тех тридцати казались ему более отвратительными, чем эти.
***
Стоя над раковиной в школьном туалете, Ичиго в который раз ополоснул лицо холодной водой и посмотрел на себя в зеркало. Оттуда на него пялился бледный подросток с синяками под тусклыми глазами. Осторожная тренировочная полуулыбка только усугубила картинку: теперь отражение казалось сумасшедшим.
Пронзительный звонок возвестил, что времени на примерку масок нет. Ичиго с сожалением перекрыл воду и пошел в класс.
***
Он проснулся толчком, будто выплывая из холодной глубины. Ему не приснился кошмар – Ичиго был в этом совершенно уверен. Ему вообще ничего не снилось. Просто темнота, в которой иногда колышется что-то смутное – и тут же замирает. Ощущение уходило, стоило только открыть глаза, хотя он не знал, почему просыпается каждый раз вот так, буднично и бесчувственно. Ему даже не хотелось понимать это.
В комнате было по-обычному тихо, но с некоторых пор понятия о тишине у Ичиго сильно изменились. Здесь громко тикали часы. За приоткрытым окном было слышно, как сырой ветер гонит по дороге пустой пакет. Иногда проезжала машина, шурша шинами, порыкивая двигателем и на несколько секунд подглядывая в спальню отсветом фар. Здесь было… громко.
Ичиго приподнялся на локтях (спать на животе – еще одна привычка, появившаяся не так давно) и вздрогнул, посмотрев на свои руки. Тени от капель воды на оконном стекле россыпью покрывали кожу, как трупные пятна. Пара секунд ушла на осознание того, что это просто напоминание о мерзком дожде вперемешку со снегом, который шел весь вечер. Ичиго шевельнул рукой, а тени остались на месте. Все правильно, все как надо.
Мимо дома, фырча, прокатила еще одна машина. Ичиго поморщился от грохота и опустился на подушку, перевернувшись на спину и закрывая глаза. Он догадывался, почему ему не снятся сны. Это было компенсацией того, что кошмары приходили в любой момент бодрствования.
Черт, как же здесь было громко, в этой подпорченной тишине.
***
А та тишина – каменный монолит - сводила с ума. Впору было разговаривать с самим собой, только чтобы не ощущать это гулкое, мертвое молчание. Полное отсутствие жизни. Слушать собственное дыхание тоже становилось невыносимо, и в какой-то момент Ичиго, внутренне вздрагивая, понимал, что он ждет. Когда откроется дверь – распахнется с тихим шорохом. Зазвучат чужие шаги, вспарывая плотную тишь. Зашелестит ткань чьей-то одежды. Раздастся чей-то голос, рассыпающий насмешки и оскорбления.
Самым страшным оказывалось то, что так и происходило.
Первые пара недель пребывания в гостях у Айзена больше всего подходили под классическое определение ада. Он был хоть каким-то событием в их унылой пустыне. Он привлекал любопытство если не всей толпы очеловеченных пустых, то, во всяком случае, достаточного количества. Вначале Ичиго еще удивлялся тому, как их самих не тошнит от «общей кормушки» (а ощущать так себя он начал очень быстро). Потом понимание пришло само собой. Арранкары хоть и получили разум, но все равно были во многом животными – подчиняющимися инстинктам, не брезгующими дармовым удовольствием в скучном Уэко Мундо. За неимением других развлечений, они не гнушались нечаянно оказавшимся в полной их власти мальчишкой, которого почему-то нельзя было убивать, зато разрешалось трахать сколько угодно тому, что у людей обычно называют душой.
Впрочем, у них, вероятно, тоже были свои принципы. Попользоваться разок после других – почему бы и нет, но не прийти во второй раз. Может, причиной было удовлетворенное любопытство. Может, они таким образом выказывали свое презрение. Они не возвращались – и это было главным.
Хотя случались и исключения…
Нойтора Джируга, пятый из Эспады. Тот самый, от которого Ичиго, как идиот, защитил Гриммджо. Тот, кто вновь лишил сил Нелл и кто едва не убил самого Куросаки. Наверное, он считал Ичиго своим личным военным трофеем и бесился, что его нельзя прикончить. Наверное, поэтому Ичиго встретился с ним еще не один раз…
Нойтора приходил с юношей, который был там, в пустыне, а потом и в тронном зале Айзена. Тесла – так его звали. Стройный, тихий, кажущийся очень юным – и беспрекословно подчиняющийся своему хозяину. В первый раз Нойтора, растягивая в улыбке свой безобразно большой рот, повторил то, что он сказал Тесле во время их битвы: «Делай с ним, что хочешь».
Во второй раз молча наблюдал, как двигаются на постели в рваном, болезненном ритме обнаженные юношеские тела.
В третий раз не выдержал – и присоединился. Может быть, убедил себя, что ничего зазорного в том, чтобы развлечься с таким слабаком, нет. Ичиго не думал об этом. Он просто испытывал облегчение от того, что у Нойторы хватило выдержки хотя бы на первые два раза.
Было и еще одно исключение, которое…
***
Назойливый не-сон, лезущий под закрытый веки, вспорхнул от резкого движения, смазывая уже проступивший угловатыми резкими очертаниями образ. Стиснув зубы до боли, Ичиго опять перевернулся на живот, обхватывая горячую измятую подушку руками. Он еще успел посетовать про себя, что не выспится и завтра будет снова пугать друзей своим видом зомби, прежде чем сработала память тела, уволакивая его в другой уголок недалекого прошлого.
Он лежал на другой постели…
***
Он лежал на постели, которую ненавидел, и у него болело все тело, которое он ненавидел еще сильнее. Хотя за что? Это ведь всего лишь тело. Всего лишь плоть, к которой прикасаются чужие руки. Да и то не совсем верно. Тело его дома. Может, валяется бесчувственной куклой, а может, в нем сейчас Кон – как всегда пытается клеить девчонок. А тут просто-напросто духовная сущность. Мелочь. Не смертельно. А если вжаться лицом в подушку посильнее, то и вовсе все станет хорошо.
Именно такие идиотские мысли в те моменты помогали Ичиго не тронуться умом. Помогали остановить лихорадочный и бесполезный счет в голове. Помогали не думать, как и где его трогали недавно. Помогали даже забыться сном – соскользнуть в него с этих глупых, бегущих по кругу мыслей, как с детской горки. Наверное, к этому были причастны и таблетки, которыми напичкал его ублюдочный ученый, но о них как раз думать было не нужно.
Ичиго понятия не имел, минуту или час назад он уснул, но в себя его привело малоприятное ощущение опустившегося на него с приличной высоты сейфа. Каждая клетка его измученного тела знала, что это может быть только Айзен, но Куросаки хотя бы из упрямства приоткрыл глаза и скосил их вбок, хотя и ничего не увидел.
Зато почувствовал. Рядом с ним сели, большая ладонь вдруг легла на голову, с издевательской нежностью погладила по волосам и, спустившись ниже, замерла на спине Ичиго.
- Бедное дитя, - произнес Айзен с сожалением, похожим на настоящее.
- Признаёшься в педофилии? – тихо, с натужной усмешкой откликнулся Куросаки, не пытаясь шевельнуться. Ему казалось, что, если он попробует, обязательно случится что-нибудь глупое и унизительное – ну, в том, старом и обычном значении этого слова. Например, его вырвет. Или у него ненароком лопнет голова. Или он потеряет сознание от накатывающего все сильнее из-за рейацу Айзена головокружения. Поэтому он просто неподвижно лежал и чувствовал этого человека всеми порами.
Ичиго не было страшно. Так, как в тот первый день, – уж точно нет. Он слишком хорошо знал, что Айзен его больше не тронет. Не после всех этих арранкаров. Не тогда, когда дополнительно ломать уже незачем. Ни одной причины, чтобы еще раз снизойти со своего пьедестала.
- А ты никогда ничему не учишься, правда? Снова дерзишь…
- Привычка, - огрызнулся Ичиго, сжимая под подушкой кулаки. Ноющая боль в запястьях стала острой, словно ее наточили, а дышать было трудно.
Рука, греющая спину, снова двинулась – пальцы заскользили по желобку позвоночника, сверху вниз. И Ичиго показалось, что Айзен, даже не делая ничего особенного, все равно как будто снова трахает его. Мягкими прикосновениями. Тяжестью духовной силы. Доброжелательным голосом, с укором произносящим:
- Глупый ребенок, и зачем только ты ввязался во все это?
- И зачем только ты приперся сюда, если задаешь одни риторические вопросы? – фыркнул Куросаки, обещая себе оставаться спокойным. Он совершенно точно находился в выигрышной позиции – ему просто нечего было терять.
- Просто я, как хороший хозяин, хотел убедиться, что тебе здесь комфортно. Надеюсь, тебя все устраивает, Куросаки-кун? – в вопросе было столько неподдельной заботы, что Ичиго с трудом поборол желание все-таки обернуться и посмотреть на его бесстрастную физиономию. Неудивительно, что этому лицемерному ублюдку верило все Общество Душ столько лет. Не чувствуй себя Куросаки попользованной рваной тряпкой, он бы и сам, пожалуй, поверил.
Но неужели Айзен рассчитывал услышать жалобы и мольбы о пощаде? Нет, вряд ли… Это просто была небольшая проверка – для подтверждения мнения, которое он составил об Ичиго. Досуговое развлечение. Удовлетворение садистских склонностей. Издевательство в чистом виде… или еще что-нибудь. Так или иначе, жаловаться Ичиго не собирался, и от него этого не ждали. Полное взаимопонимание и взаимоудовлетворение. Идиллия.
- Меня все устраивает, - спокойно ответил он.
- Рад слышать, - расцвела в голосе самая гостеприимная из всех возможных улыбок. – Но, кажется, ты неважно себя чувствуешь, Куросаки-кун? Голова, может, болит? – невинный вопрос сопроводился легким похлопыванием по заднице Ичиго, которая ощущалась болевым центром, нити от которого расходились по всему телу.
С каким-то отстраненным удивлением Ичиго обнаружил, что до сих пор способен краснеть от пошлых намеков, и процедил:
- Есть немного.
- Я распоряжусь, чтобы тебя вылечили, хотя наши медики и не сравнятся с Иноуэ-сан. Всё для удобства гостя.
Он поднялся с постели и бесшумно прошел к двери – его удаление Ичиго ощущал только отступающим духовным давлением. Прежде чем уйти, Айзен полуутвердительно спросил:
- Ты ведь не жалеешь, что пошел на все это?
- Разумеется, не жалею.
- Разумеется, - хмыкнул Соуске, одним словом компенсируя всю фальшивую любезность, которой щеголял до этого.
А врача он все же прислал – молчаливую безразличную женщину, которая все сделала по возможности быстро и, как показалось Ичиго, ни разу не подняв на него глаз. Скорее всего, ей не было никакого дела до странного мальчика-шинигами, но почему-то именно в ее присутствии Куросаки впервые за несколько дней испытал чувство мучительного стыда.
***
Лежа на спине, Ичиго смотрел на светлеющий над ним потолок и слушал грохот настенных часов. Через три часа должен был прозвенеть будильник, возвещающий о начале нового дня.
Странно, но иногда – как сейчас – ему не хватало той тишины.
читать дальше***
Толчок. Бесшумно расступившаяся вода над головой. Вдох-выдох, сердце Ичиго не билось заполошно. Сердце у него просто «село». Разрядилось, как аккумулятор в сотовом, и зарядного устройства, быть может, в природе не существовало. Поэтому не страшно было снова проснуться в бархатистой темноте глубокой ночи.
Несколько мгновений ушло на то, чтобы понять: это та же ночь, в которую ему являлся призрак радушного Айзена, или все-таки другая? Да, точно… эта – новая. Между ними умудрился втиснуться блеклый, полинялый день. В нем были разговоры с непривычно сдержанным Ренджи, талая снежная каша под ногами, наверняка вкусный ужин, приготовленный Юзу, избегание не в меру (даже для него) шумного и любвеобильного отца… У Ичиго разболелась голова, и он лег спать рано, еще десяти не было. Как ни странно, отключился почти мгновенно. В последнее время он ударился в две крайности: или вообще не мог уснуть, или проваливался в сон, едва коснувшись головой подушки. Вторая ему нравилась больше, хотя от беспричинных пробуждений это не помогало.
Повторять вчерашний сеанс ностальгии Ичиго не хотелось, и, покрутившись в жаркой постели, он решил пройтись. Ночью, по декабрьской слякоти, в одиночестве. Почему бы и нет? Быстро натянув на себя первую попавшуюся под руку одежду, отмахнувшись от выглянувшего из своего «спального ящика» Кона, Ичиго тихо выбрался из дома и пошел. Куда ноги понесли, туда и пошел – разницы не было никакой. Лужи под тяжелыми подошвами ботинок всхлипывали, круги от фонарей жирно поблескивали на грязном асфальте, и это раздражало. Ичиго желал бы оказаться в темноте, прохладной и тихой, но даже здесь, в небольшой Каракуре, темнота вымирала, как бенгальские тигры, оттесняемая огнями почти никогда не засыпающего города. Куросаки вспомнились слышанные когда-то жалобы девушек из класса, что в соседнем парке страшно ходить по вечерам из-за часто неработающих фонарей. Понадеявшись, что так оно и есть до сих пор, Ичиго свернул в ближайшем переулке и ускорил шаг. При этом он еще старался убедить себя, что это никакой не побег. Ни от чего. Просто захотелось размять мышцы, просто сырой ветер запустил лапу под куртку и рассыпал по спине легион мурашек. Натянув на голову капюшон и вбив кулаки в карманы джинсов, Ичиго почти бежал по пустым улицам, одновременно цепляясь взглядом за все, что было вокруг. В новом заборе уже отсутствует одна доска – явно тайный лаз для местной детворы. На столбе висит объявление о потерявшейся собаке. Под одним из маслянисто-желтых фонарей стоит припозднившаяся парочка, и парень явно рассчитывает хотя бы на поцелуй. В доме погасло единственное горевшее окно – кому-то завтра будет тяжело встать на работу… Все замечалось, все казалось важным и интересным, лезло в глаза так настырно, что Ичиго, в конце концов, не хотел видеть совсем ничего, потому что это не могло помочь. Невозможно все время отвлекать внимание, блокированная память вот-вот готова подкинуть сюрприз, расцвести пышным цветом новых, позабытых ненадолго подробностей, и пусть лучше это будет в темноте. Там, где легко дышать, где сырость остудит горящее нутро, и пройдет накатывающая дурнота от рейацу, ищущей выхода из запертого тела.
Цепочка фонарей обрывалась впереди желанной темнотой оголенного тоскливого парка. Ичиго снова пошел медленнее, глубоко вдыхая покалывающий легкие воздух, проскочил под последним оплотом света в царстве тьмы и направился к маняще открытым железным воротам мимо приютившихся сбоку мусорных баков…
***
На исходе месяца Ичиго узнал, что значит чувствовать себя мусором, пачкающим одним своим прикосновением нежную белую кожу арранкара. Четвертый Эспада, однажды почти убивший его без особого труда, не имел никаких оснований относиться к гостю Айзена как к кому-то, заслуживающему внимания или уважения. А без оснований Улькиорра ничего не делал. Наверное, Шиффер так и не пришел бы к Ичиго, не будь он так чуток к пожеланиям своего господина. А господин хотел причинить пленнику боль. Добить его. Ну и что, что таким способом. Может, он просто предвидел, что из этого получится?
Изящного «плачущего мальчика» с непомерным самомнением, который увел Иноуэ в это чертово место, Ичиго ненавидел, кажется, больше их всех вместе взятых. Ненавидел его маленькие, как у девчонки, холодные руки. Ненавидел не подходящий его миловидной мордашке голос. Впрочем, слышать его пришлось нечасто: говорить с Куросаки Шиффер полагал ниже своего достоинства. Он только изредка отдавал короткие приказы, а когда Ичиго их игнорировал, - невозмутимо и уже молча применял силу.
От прикосновений арранкаров, от их вкуса во рту, от их запахов хотелось избавиться настолько сильно, что мысль превращалась в манию, заставляя Ичиго по часу простаивать под душем. Хотя это не помогало. Может быть, вода здесь тоже была искусственная – как то странное солнце снаружи. Она ничего не смывала, и Ичиго все время ощущал себя вымазанным грязью с головы до ног. Улькиорра же добавил в общий фон особенные отвратительные ноты.
Шиффер пришел за день до того, как его отпустили, – точнее, вышвырнули. С ядовито-зелеными глазами, как будто медленно вытекающими из глазниц, с неподвижным лицом. Ичиго казалось, что обломок шлема у него на голове – это просто декорация, а настоящая маска арранкара надета прямо на лицо Улькиорры. Во всяком случае, эмоций на нем отражалось не больше, чем на лице куклы.
Каждый раз прежде Ичиго казалось, что до конца он не выдержит. Но именно тогда это ощущение дошло до предела, застелило глаза кровавой пеленой. Он попытался вырваться – и не смог. Запечатанная рейацу ничем не могла помочь, физические силы тоже почти истощились. Полная беспомощность душила, и Ичиго вдруг всерьез испугался, что может заплакать, а это все длилось и длилось, словно они оказались во временной петле. Улькиорра трахал его лицом к лицу и смотрел в глаза. Смотрел так внимательно, как будто искал там что-то, запоминал – намертво. Ичиго не выдержал и отвел взгляд, мечтая только о том, чтобы все прекратилось.
А еще Улькиорра позаботился о том, чтобы они кончили оба. И именно эта болезненно-сладкая судорога, прошедшая по телу, толкнула Ичиго за последнюю грань отвращения к себе. Уходя, Шиффер обернулся, чтобы вобрать в густую черноту зрачка картинку того, как Ичиго кусает дрожащие губы. Кажется, Квадра Эспада почти улыбнулся.
А Ичиго, как в забытьи подняв себя с постели, пошел в крошечную ванную, и там, в душевой кабине, он включил искусственную воду, которая никогда ничего не смывала.
Прикрыв глаза, Ичиго слушал, как барабанят упругие струи о матовое стекло стенки и как замедляет биение его загнанное сердце. Разряжаясь до нуля. Внутренний счет, который уже давно не спасал, но от которого не удавалось избавиться, замер на полутора тысячах. Ичиго поднял руку убрать назад налипшие на лоб волосы – плечо отозвалось легкой болью. Улькиорра. Мертвой хваткой удерживал извивающееся тело. Наверное, синяк уже начал наливаться цветом. И хотя это не имело ровным счетом никакого значения, думать о такой глупой мелочи было почти приятно, по сравнению с остальным. Шевеля рукой и прислушиваясь к ноющим ощущениям с все еще закрытыми глазами, Ичиго уловил чужое движение за стеклом.
Распахнул глаза – распахнулась дверца кабинки. Гриммджо смотрел на него – застывшего, как олень в свете фар – не больше секунды. А потом шагнул к нему, под воду, прямо в одежде. Ичиго жалко шарахнулся назад, но пространство было слишком ограниченным, чтобы это чем-то помогло. Сделав шаг, Куросаки уперся спиной в противоположную стенку.
- Привет, - мягко рыкнул Джаггерджак, и в его голосе Ичиго четко различил щелчок захлопнувшегося капкана. Таким же четким было понимание, что второго раунда он не вынесет. Как бы в подтверждение тянущее болью ощущение от плеча разлилось по всему телу волной, следом пришла неприятная слабость, от которой противно задрожали колени, и Ичиго отстраненно подумал, что Гриммджо придется держать его на весу или тащить обратно в комнату. Чтобы опять ломать его, вставляя, всаживая, вперед-назад, заполняя до отказа – разрывающей болью с отзвуком чего-то сладко-стыдного, и снова, и снова, и так до тех пор, пока…
Мысль оборвалась грубым, полузвериным поцелуем.
Каждый раз это шокировало Ичиго – чуть ли не больше, чем все остальное, гораздо более откровенное и грязное. Губы Гриммджо, его горячее дыхание и горячий шершавый язык. Он был единственным, кроме Айзена, кто целовал его. Жадно, кусая губы, иногда задевая, царапая своей маской. Когда это случилось в первый раз, Ичиго оторопел. Во второй – возмутился, пытаясь отвернуться. Он не понимал, зачем Джаггерджак делает это, не понимал смысла поцелуя без намека на какое-либо чувство, кроме похоти.
И в третий, и в четвертый раз Ичиго так и не понял этого, но Гриммджо был настойчив, а у Куросаки не оставалось выбора. Однажды ему вспомнилось утверждение о том, что шлюх в губы не целуют. Мысль была невеселой, но почему-то, при всей абсурдности его положения, в чем-то утешительной.
А сейчас Гриммджо снова целовал его, стоя в одежде под душем. Ичиго слишком устал, чтобы отвечать или пытаться остановить его. Он чувствовал руки Джаггерджака, беспорядочно и быстро гладящие его тело, чувствовал, как тот возбужден, и понимал, что его сейчас развернут, заставят опереться ладонями о скользкое стекло и расставить ноги шире…
Ичиго не сразу понял, что его трясет. И что Гриммджо оставил в покое его истерзанный рот. И что большие горячие руки замерли, теперь просто обнимая его.
Прижимая к себе мокрое вздрагивающее тело, Джаггерджак провел чутким носом от его щеки – по шее, к плечу, собирая с кожи воспоминания о чужом запахе. Внимательно и зло.
Уже не понимая, чего от него хотят, что происходит, где он и с кем он, Ичиго забился, отталкивая, отчаянно не желая какого-либо продолжения… и Гриммджо выпустил его. Вышел из душа, оставляя на полу лужу воды. С обвисших под собственной тяжестью мокрых волос тоже текло, но Джаггерджаку на это было откровенно плевать. Он смотрел на тревожно замершего Ичиго, и углы рта у него подрагивали, словно вдруг заржавевшие лицевые мышцы не позволяли усмехнуться. Взгляд неестественно ярких глаз нагло прошелся по всему телу, оценивающе-пренебрежительно, и вернулся к лицу Куросаки. Ичиго ответил на него, не двигаясь, не пытаясь отвернуться, и Гриммджо наконец просто ушел, так и не сказав ни слова. Будь у Ичиго чуть больше сил и желания, он бы сравнил арранкара с взъерошенной мокрой кошкой. Но ни сил, ни каких-либо желаний он в себе не находил, поэтому, оставшись в одиночестве, с тупым равнодушием стал снова слушать шум воды: кап-кап-капли по стеклу, монотонно. Надо было бы перекрыть кран, но протянуть к нему руку вдруг превратилось в неразрешимую задачу.
Вода заливала глаза, и Ичиго послушно смежил веки, плавая в ощущении того, что сейчас произошло что-то совсем, абсолютно неправильное. Если такое еще вообще было возможно.
***
Ичиго вдруг понял, что сидит на мокрой скамейке, вцепившись пальцами в шершавое деревянное сидение – почему-то это ощущение было самым реальным из всех. Он не помнил, как здесь оказался. Как прошел эти последние метры. Вокруг наконец-то было темно.
читать дальше***
Из пересохших искусанных губ вылетали облачка пара и таяли. Ичиго пристально наблюдал за ними, выкарабкиваясь из воспоминания, как бабочка из кокона, почти чувствуя себя готовым расправить народившиеся крылья. И в то же время что-то не отпускало, что-то с ревом неслось по венам вместе с кровью, ударяло в виски, ломилось из всего тела и раздирало в разные стороны. Долгожданная тьма, к которой Ичиго так стремился, из полупрозрачной начала становиться плотной, осязаемой, будто его затягивало в черную дыру. В какой-то момент Куросаки зажмурился, не в состоянии смотреть и не видеть, а когда снова открыл глаза, то ночного дремотного парка не было. И шершавой мокрой скамейки тоже не было. Он по-прежнему сидел, но сжавшиеся пальцы заскребли по холодной гладкости стекла. Вскочив на ноги, Ичиго заозирался, понимая, что ему не показалось. Небо можно увидеть, не поднимая головы; бесконечный ряд одинаковых безликих небоскребов. Его внутренний мир по-прежнему пребывал в состоянии долбанутой перевернутости, хотя кое-что тут изменилось. Раньше здесь было светло, а теперь это место укутывали сумерки. А еще было холодно – кажется, даже холоднее, чем в реальном мире. Впрочем, и одет был Ичиго легко – в обычные черные хакама и косодэ, которые теперь, спустя месяц, ощущались на теле почти незнакомо. Но его не это тревожило.
- Какого?.. – начал было Куросаки, но его перебил так давно не слышанный низкий голос:
- Удивлен, что попал сюда, даже не высвободив духовное тело?
Зангетсу темной неподвижной фигурой стоял на тонком шпиле одного из зданий неподалеку. Руки в карманах балахона, черные очки даже в этих потьмах. Старина Зангетсу... Одинаково пафосный и суровый. Ичиго чувствовал свою вину перед ним за такое длительное бездействие. Меч ведь существует, чтобы сражаться? Чтобы защищать жизнь хозяина и других людей? А владелец Зангетсу предпочел сложить оружие…
- Что я здесь делаю? В последние дни я не принимал форму шинигами, потому что сила еще не вернулась, и я думал…
- Ты думал, что сможешь спрятаться, - опять оборвал его мужчина довольно резко.
- О чем ты? – нахмурился Ичиго. – Моя рейацу…
- С твоей рейацу все в порядке. Ты чувствуешь ее в себе, вот уже несколько дней как она восстановилась, но ты уже сам не даешь ей выхода. Мне большого труда стоило вытащить тебя сюда. Что случилось, Ичиго? Куда делась твоя решимость?
- Я… не понимаю. Я не сдерживал силу намеренно, - пожал плечами Куросаки, глядя на собственное смутное отражение под ногами. – И решимость тут ни при чем.
Когда Зангетсу заговорил снова, голос его звучал чуть мягче, хотя все еще был строг:
- Я хочу помочь тебе. Но для этого ты тоже должен хотеть помочь себе.
Вместо ответа Ичиго всмотрелся в небо, затянутое тяжелыми, готовыми разразиться дождем или градом тучами, сделал несколько шагов по стеклу, будто проверяя в очередной раз – не упадет ли. Сказал задумчиво:
- Мне почему-то казалось, что здесь все должно окончательно опрокинуться после всего… этого. Классно было бы: смотришь под ноги, а там – небо.
- Что ты чувствуешь?
Ичиго недоуменно поднял глаза на старика. Вопрос отчего-то застал его врасплох. Дыхание замерло на мгновение, все мысли как будто вытряхнули из головы, оставив пустоту, и из этой пустоты Ичиго после паузы извлек бесцветное:
- Кажется… ничего. – Только произнеся вслух, он понял, что так оно и есть. Это пугало. – Ни боли, ни гнева, ни ненависти… Ничего.
- Это не так, - неожиданно возразил Зангетсу и, вытащив одну руку из кармана, повел ею вокруг себя: - Оглянись. Разве то, что ты видишь, - свидетельство равнодушия и бесчувственности? Сейчас здесь тихо, потому что ты нашел способ успокоиться, но в другое время идет дождь, бури разражаются одна за другой, и это все – твои чувства, отделенные от тебя и запертые тут, внутри. Выпусти же свой гнев. Выпусти меня.
- Я забыл, что такое гнев. У меня было достаточно времени для этого.
- Так вспомни. Всего несколько дней назад ты был слаб, ты едва мог держать меня, твое тело было разбито, и разве ты не испытывал гнева по отношению к тем, кто сделал это? Вспомни, Ичиго. Вспомни, что чувствовал. Верни свои чувства – и ты вернешь свою силу. Вспомни, пока еще есть время…
С воспоминаниями у Ичиго проблем не было, хотя иногда он об этом и жалел. Отмотать время на несколько дней в прошлое было несложно. Он просто позволил себе прикрыть глаза, чтобы четче увидеть огромный зал с теряющимися во мраке сводами…
***
Спустя месяц Ичиго снова был в том же зале, в котором он сказал свое «Согласен». И Айзен снова снисходительно рассматривал его сверху вниз, холодно улыбаясь. Тошнотворное чувство дежа вю мешало сосредоточиться. Ичиго стоял прямой, как струнка, высоко подняв голову. Он понимал, что Айзен хочет полюбоваться на то, во что превратился пленник после их гостеприимства. Понимал, что у него плохо получается изображать безразличие и спокойствие. И все-таки ошметки гордости заставляли играть в эту игру. Выдержать помогало только осознание, что скоро все закончится.
- Как я и обещал, Куросаки-кун, ты возвращаешься домой, - торжественно-официально возвестил Айзен. – Надеюсь, ты провел здесь время с комфортом и удовольствием?
Боги, и как у него это получается? Десятилетия упражнений в лицемерии не прошли даром: ни взгляд, ни голос не выдают злой насмешки, он просто сама доброжелательность.
В искусстве лжи Ичиго тягаться с Айзеном, конечно, не мог, но на хмурую кособокую улыбку его все-таки хватило.
- Разумеется, - ответил словно кто-то другой его голосом.
- Не сомневался в этом, - довольно кивнул Соуске. – Скоро тебя проводят в Генсей. Думаю, Улькиорра составит тебе компанию. Он скоро придет сюда. А сейчас ты извинишь меня, если я уйду? Дела, знаешь ли.
Он неспешно приблизился к Ичиго, поднял руку – и Куросаки мгновенно забыл обо всех играх. В памяти отчетливо зазвучало тихое, обманчиво-ласковое «Иди сюда!», заставляя отшатнуться от ладони, коснувшейся его щеки. Как тогда, в первый день. Этого воспоминания никто так и не смог перебить.
- Надо же, такой молодой – и уже такой дерганый, - медово проговорил кто-то, выступивший из-за спины Айзена. Куросаки вскинул глаза на Ичимару. Тот смотрел на него с выражением умиленности на хитрой лисьей физиономии. Гина Ичиго видел впервые за время пребывания в Уэко. И он не знал, каким богам возносить благодарность, потому что если бы к нему заявился еще и этот…
- Полагаю, здесь многие захотят попрощаться с тобой, - вернул внимание Ичиго Айзен, отступая от него и позволяя наконец сделать нормальный вдох. – Надеюсь, мы еще встретимся, Куросаки-кун. И впредь… веди себя благоразумнее.
Кивнув на прощание, Айзен вышел. Гин издевательски помахал Ичиго рукой – как когда-то в Обществе Душ – и пошел следом за своим повелителем.
А Ичиго остался – вместе с арранкарами.
Теперь нужно было пережить только это. Только последний подарок Айзена. Ичиго ждал.
- Надо привести тебя в надлежащий вид перед возвращением. А то твои приятели решат, что ты на курорте был. Это, конечно, если ты не собираешься им рассказывать подробности своего пребывания здесь, - выступая вперед, ядовито улыбнулся Нойтора, прежде чем нанести удар.
Первое ребро не выдержало через пару минут. Еще одно продержалось несколько пинков – и отвратительно хрустнуло. Ключицу переломили, когда Ичиго попытался блокировать мощный удар Ями. Рука – еще пять минут боли, за которой уже не видно лиц. Их голоса доносились многократным эхом, и смысла слов он уже почти не понимал, машинально делая попытки защититься, которые выглядели настолько беспомощно, что ему самому было бы смешно. В другой ситуации. Истощенный, ослабший, Ичиго превосходно играл роль груши для битья, в последний раз позволяя им делать все, что им угодно. Он знал, что не умрет, остальное было не важно. Они собирались отпустить его живым… и в этом была их ошибка.
Прекрасное видение их окровавленных тел не позволяло потерять сознание.
- Эй, Гриммджо, чего ты там прохлаждаешься? – позвал какой-то арранкар, имени которого Ичиго не знал. Не помнил. – Развлечься не желаешь?
- Тоже мне развлечение, - громко и презрительно откликнулись откуда-то сбоку. Куросаки зачем-то повернулся – и увидел Джаггерджака, стоящего в тени высокой колонны в стороне ото всех. Ни на Ичиго, ни на остальных он демонстративно не смотрел, засунув руки глубоко в карманы. – Это даже не драка, а так, пустая трата времени. Ни удовольствия, ни веселья.
- А может, тебе жалко нашего дорого мальчика? – сладко поинтересовался Гранц, небрежно поправляя ядовито-розовую челку. Сам он тоже к Ичиго не приближался, но, вероятно, из-за страха попортить маникюр.
Гриммджо издал резкое «ха!», оттолкнулся от своей опоры, приблизился к кругу арранкаров, в центре которого уже лежал не удержавшийся на ногах Ичиго.
- Зачем мне довольствоваться какими-то огрызками? Я собираюсь убить его, когда он не будет похож на кусок дерьма.
- Убить? А не тебя ли он милостиво пощадил, а потом еще и спас твою жалкую шкуру от моих секир? – злорадно напомнил Нойтора.
Голубые глаза вспыхнули, зажглись яростью, но Гриммджо сдержался и ответил почти спокойно, только с глухой угрозой в завибрировавшем голосе:
- Вот именно за это я его и прикончу. Так что заканчивайте этот фарс, а то он еще сдохнет раньше времени… Опять.
Больше не обращая ни на кого внимания, Джаггерджак подошел к неподвижному Ичиго, подхватил его, как пушинку. Глянул на браслеты, все еще болтавшиеся на истончившихся запястьях, - кивнул Заэлю:
- А эти штуки?
- Конечно, я их заберу. Это ценные вещицы, - отозвался ученый, снимая оковы. – А куда это ты с ним собрался, позволь спросить?
Секста, держа Ичиго под мышкой, как тряпичную куклу, пожал плечами:
- Его же надо оттащить обратно?
- Айзен-сама, вроде, приказал это Улькиорре, - пробасил Ями, который хоть и был идиотом, но начальства старался слушаться, во избежание разного рода неприятностей вроде отрезания руки. Особенно когда волшебной девчонки-целительницы здесь не было.
- Ты его тут видишь? Я – нет, - отрезал Гриммджо, поудобнее перехватывая свою ношу, отчего Ичиго сдавленно выдохнул. – А любоваться на вот этого вот, - Куросаки снова тряхнули, совершенно точно давая понять, что речь идет о нем, - мне осточертело. Выкинуть этот мусор – дело трех минут, необязательно Улькиорру ждать.
- Мусор выносишь… Смотрите какой хозяйственный, - улыбнулся Заэль. – Ну, если тебе так хочется с ним возиться, то это не мое дело.
Остальные, видимо, были того же мнения, потому что больше возражений не последовало. Хмыкнув, Гриммджо размашисто зашагал к выходу. Не пытаясь освободиться, Ичиго только проговорил, задыхаясь:
- Меч…
- Будет тебе меч, успокойся, - ворчливо раздалось сверху.
И занпакто, в самом деле, скоро появился в другой руке Джаггерджака. Как это произошло, Ичиго не был уверен, но, кажется, Гриммджо на несколько минут оставил его в коридоре, а когда вернулся, то с ним уже был старина Зангетсу.
Все то время, что они добирались до Генсея, Джаггерджак молчал. Не издевался, не оскорблял – просто молча тащил его. Один раз Ичиго зашевелился, пробормотав:
- Пусти, я могу идти сам.
- Ага, щас, - даже не видя лица арранкара, Куросаки отчетливо представил его оскал, косящий под улыбку. От ясности картинки он почему-то вздрогнул.
Когда они оказались на пустынной улице Каракуры – минутах в десяти ходьбы от магазина Урахары, как определил Ичиго, осмотревшись – Гриммджо сгрузил Куросаки на грязный холодный асфальт дороги, бросил меч рядом, отчего тот оскорбленно лязгнул.
Словно поняв, о чем пропел металл, арранкар добавил с кривой улыбкой:
- Держи свой консервный ножик. Надеюсь, когда мы встретимся в следующий раз, ты сможешь сам держать его в руках. И крепко.
- Не сомневайся, - заверил Ичиго, кое-как поднимаясь на ослабшей здоровой руке и сплевывая кровь, все еще сочащуюся из разбитой губы.
- До дома, уж извини, не провожаю, - сказал Гриммджо по-прежнему издевательски, но Куросаки почему-то показалось, что извинение было вполне серьезным. У него, наверное, сотрясение мозга, раз мерещится всякое.
- Проваливай, - прошипел – скорее от боли в изломанном теле, чем от злости.
Гриммджо фыркнул и пошел прочь – как всегда, с руками в карманах. Обернулся – помедлил, глядя, как Ичиго, морщась, пытается подняться.
- Еще увидимся, - бросил то ли обещание, то ли угрозу – и исчез, как будто его здесь и не было.
Ичиго встал, опираясь на Зангетсу, повел по сторонам мутными глазами. Двигаться было больно, дышать было больно, но ему нужно было добраться до Урахары. Там он сможет восстановиться и вернуть силы. А потом убить их всех.
Стиснув зубы, Ичиго сделал первый шаг.
***
Только сделав шаг, он опомнился, распахнул глаза – и с изумлением увидел, что начался снегопад. Как отклик, отзвук поднявшегося в нем холодного гнева. Зангетсу был прав: вспомнить его оказалось не так уж трудно. Гнев пробивался сквозь отупение, сквозь болевой шок, парализовывавший все чувства. Гнев сыпался с неба, устилая собою все вокруг.
Только Ичиго забыл, кто может спрятаться за ним, слиться с ним воедино – верный спутник и вечное проклятье.
- Какая встреча! – услышал Куросаки насмешливый голос с металлическими нотами, лишь сейчас понимая, что он больше не видит Зангетсу. Вместо черного силуэта за снежной завесой показались белая одежда, белые волосы и белое лицо.
Его пустая половина, закинув меч на плечо, рассматривала его с откровенным любопытством. Бескровные губы растянулись в приветливую улыбку, и предвещать это могло только одно: крупные неприятности.
Продолжение - в комментариях
-
-
12.12.2009 в 06:48Спасибо, что радуйте продолжением, а то пазитив сейчас чрезвычайно нужен. Сессия просто убивает мозг и настроение.
-
-
27.12.2009 в 00:03слов просто нет
Присоединяюсь к комментариям свыше.
Не забрасывайте, пожалуйста, радуйте нас дальше!
-
-
27.12.2009 в 00:23-
-
28.12.2009 в 05:34-
-
28.12.2009 в 05:36-
-
28.12.2009 в 18:35От моих желаний тут мало что зависит.)) Скорее, от возможностей.
-
-
28.12.2009 в 19:19не все так просто. Сессия *шепотом*
-
-
28.12.2009 в 19:38Serenada Как плохо, как плохо, что же теперь делать? Я очень жду
-
-
28.12.2009 в 19:39-
-
28.12.2009 в 20:04Да уж не только вы ждете, поверьте.
-
-
30.12.2009 в 02:17-
-
30.12.2009 в 17:05-
-
30.12.2009 в 18:55-
-
31.12.2009 в 00:31Ах, ваша аватарка очень интересная. Обожаю автора этого арта. А вы пишете по этому перингу? Что-нибудь такое же вкуснющее, как этот фик.
-
-
31.12.2009 в 01:09Ну, там еще всякое будет.) Не очень много, но все же.
Элохим
Нет, по ХичиИчи у меня только один драбблик небольшой.) Они мне больше в чисто эстетическом плане нравятся.))
-
-
31.12.2009 в 01:10С наступающим, дорогие те, кто еще ходит в эту темку.
***
Если Рукия отделалась на этот раз легко, то Ренджи досталось по полной. Серо впечаталось ему прямо в живот, спалив кусок косодэ и превратив кожу в сплошную кровоточащую рану. Пока Иноуэ лечила его, Абараи коротко прерывисто дышал и стискивал зубы покрепче. От крепкой ругани его удерживало только присутствие двух девушек.
Ичиго дождался момента, когда лицо Ренджи немного расслабилось, и только после этого спросил:
- Так что?
Иноуэ, сосредоточенная на лечении, вскинула на него глаза и не сразу нашлась, что сказать.
- Мы… мы с Кучики-сан просто пошли прогуляться после концерта. Ничего необычного не было, а потом Улькиорра-сан появился так неожиданно… Я ничего не успела понять.
- Я только из гигая высвободилась, как он напал. Вырубил меня, как студентку какую-то, - сдерживая гнев, выговорила Рукия, которая уже вполне пришла в себя и выбралась из-под щита Орихимэ. – Хотя и не убил, как ни странно.
- А что с остальными? – спросил Ренджи, приподнимаясь на локте. – Я почувствовал, что он не один пришел, но побежал сюда, потому что неподалеку от других арранкаров была твоя рейацу, Ичиго. Ты же с ними разобрался?
О да, он разобрался. Так славно разобрался, что сам чуть Пустым не стал. Вот веселье началось бы сейчас…
- С ними проблем не было, - подбирая слова, Ичиго постарался высказаться максимально честно. – Мелкие сошки. Ты правильно сделал, что пошел сюда. Улькиорра опасен.
- Да толку-то, что я явился, - с прорывающейся злостью на собственную беспомощность, скривился Абараи.
- А ты думал, Четвертый Эспада в игры с тобой играть будет? – раздался насмешливый голос Гриммджо, державшегося чуть в стороне от них. Ичиго, старательно пытавшийся его не замечать, подобрался: только этого сейчас не хватало.
Ренджи окинул его взглядом, задержался глазами на обожженной руке, от которой, как мерещилось Ичиго, все еще исходил запах паленой кожи, и заметил:
- Зато теперь ясно, что Шестой Четвертому и в подметки не годится. – Джаггерджак явственно лязгнул зубами, и Ичиго решил, что лучше вмешаться сейчас, чем разнимать их, когда они сцепятся:
- То, что Улькиорра силен, мы и так знали. Но зачем он явился? Что он сказал, Иноуэ?
Девушка растерянно пожала плечами:
- Почти ничего. Сказал только «Время вышло».
- И всё? Не объяснял ничего? Не угрожал?
- Нет. Я пробовала спрашивать, но он молчал и не пытался напасть после того, как ранил Кучики-сан и Абараи-сана.
- Да-а-а, эта кукла фарфоровая не очень-то разговорчивая, - сказал Гриммджо, вновь привлекая к себе внимание Ичиго, который, не удержавшись, фыркнул:
- Зато ты что-то чересчур болтливый.
Тот не ответил, только нехорошо ухмыльнулся. Иноуэ, наконец-то закончившая с раной Ренджи, тоже взглянула на арранкара, сострадательно поморщилась и подошла к нему:
- Позвольте, Гриммджо-сан.
- Валяй, - милостиво разрешил Джаггерджак, подставляя под золотистое свечение руку.
Ичиго украдкой выдохнул. Конечно же, он знал, что Иноуэ сама предложит вылечить его. Это ведь Орихимэ, она бы и Айзена лечить кинулась. И все-таки ему стало легче, когда он убедился, что ему не придется самому просить об этом.
Сделав вид, что не заметил брошенного на него искоса взгляда Ренджи, Ичиго направился к своему телу, а когда пошел обратно, отряхиваясь от снега и грязи, Иноуэ уже почти залечила рану Гриммджо: хиерро у него было прочное, его не так уж сильно обожгло. Потом Орихиме подняла взгляд на его лицо, издала тихое «о!» и хотела переместить Сотен Кишшун выше, к разбитым губам Джаггерджака, но тот отмахнулся от попавшейся под руку Аяме, как от назойливой мухи, отчего маленькая фея возмущенно пискнула.
- Оставь. Это само пройдет.
- Что, Улькиорра размахивал кулаками? – скептически спросила Рукия, тоже уже перебравшаяся в свой гигай.
Гриммджо молчал, и в этом молчании Ичиго чудилась такая бездна слов, что ему стало не по себе. Он принялся излишне суетливо счищать намертво въевшуюся в брюки грязь. А Джаггерджак все-таки ответил:
- Было бы неплохо хоть разок вывести его до такой степени, но наш Улькиорра для этого слишком отмороженный.
Ичиго почти против воли посмотрел на Гриммджо и в направленном на него ответном взгляде прочитал явственное и довольное «Не то что ты». В углу рта у Джаггерджака запеклась кровь, и мысль о его прикосновениях, о том голодном поцелуе прострелила сознание Ичиго, словно кто-то спустил давно взведенный курок.
Он просто ударил Гриммджо. Всего лишь ударил. Гнев так толком и не родился, задавленный страхом совсем другого рода, а потом уже поздно и не к месту было злиться. Ичиго просто позволил ему вытащить себя за шкирку из темноты. Гриммджо второй раз спасал его от Пустого… спасал от самого себя. И внутренние рефлексы начинали сбоить при попытке определить в ситуации «правильное» и «неправильное». Ичиго должен был хотеть убить его, но вместо этого где-то глубоко внутри начинало теплиться что-то, похожее на благодарность, и это, черт возьми, пугало.
- Надо вернуться к Урахаре и рассказать о наших гостях, - сказал Ичиго, поеживаясь.
Гриммджо прошел к своему гигаю мимо него, чуть не задев плечом, словно ему места вокруг мало было. Ренджи пристально посмотрел на поднимающуюся с земли фигуру, и глаза у него опасно сощурились.
- Это моя одежда, - сообщил он, хотя Джаггерджак об этом, конечно, и так знал.
- Уже нет, - хмыкнул арранкар.
- Это. Моя. Одежда, - начиная по-новой заводиться, чеканно повторил Абараи.
Ичиго понимал, что дело не в позаимствованных шмотках, и надо было срочно придумать, как остановить начинающуюся бурю, но в голове как назло было пусто.
- Ну, тебе не повезло, что у нас один размер, - издевательски пожал плечами Гриммджо, неторопливо приближаясь. – Или что, мне надо было голым ходить?
- Это меня мало волнует. Свои проблемы решай сам.
- Вот я и решил.
- Не зли меня, тварь.
- Еще слово – и я попорчу тебе татушки, даже несмотря на то, что они классные.
Джаггерджак уже подошел в Ренджи вплотную, и теперь они стояли друг напротив друга, рослые, крепкие и одинаково разозленные. Ичиго вдруг подумал, что между ними больше общего, чем им бы того хотелось. Уверенные в себе, напористые, сильные, иногда чересчур самоуверенные… в Ренджи, конечно, не было звериной ярости Гриммджо, но это не слишком меняло картину.
Ичиго не был фанатом физики, но про одноименные заряды, которые отталкиваются, он знал хорошо. И лучше бы сейчас это сработало в самом прямом смысле. Хотя вспыхнувшие глаза Ренджи надежды уже не оставляли.
- Ах ты… - выдавил Абараи, явно собираясь кинуться на арранкара с голыми руками, но ему даже закончить фразу не удалось.
Рукия, молча подошедшая к ним, спокойно глянула на одного, потом на второго, а потом так же спокойно размахнулась и огрела Ренджи по голове школьной сумкой, после чего развернулась и проделала то же самое с на мгновение дезориентированным Гриммджо.
- Мальчики, не ссорьтесь, - лилейно проговорила она и одарила «мальчиков» таким зверским взглядом, что даже Ичиго и то не по себе стало. Все-таки подруга его иногда и восхищала, и пугала одновременно.
Пройдя между притихшими, будто бы пристыженными Гриммджо и Ренджи, Рукия элегантно поправила прическу, надела перчатки и как ни в чем не бывало сказала:
- Ичиго прав, нам лучше заглянуть в магазин.
Куросаки расслышал, как подошедшая к ней Иноуэ хихикнула и восхищенно пробормотала: «Кучики-сан! Ну ты даешь!».
Ренджи пробормотал что-то явно нелицеприятное и, подчеркнуто не обращая внимания на Джаггерджака, пошел за Рукией. У арранкара реакция была сходная, только он, вбив кулаки глубоко в карманы тугих джинсов, почти привычно пристроился сбоку от Ичиго.
Куросаки подавил глубокий вздох и порадовался тому, что Гриммджо хотя бы ненадолго заткнулся. Уже за это Рукию стоило расцеловать. Если бы Ичиго рискнул, разумеется.
-
-
31.12.2009 в 01:11На Урахару они понадеялись зря: торговец знал не больше их и идей имел столько же. Или не подавал вида, что у него есть козыри в рукавах, – с него сталось бы.
- Говорите, один из Эспады и трое слабеньких арранкаров? – рассеянно спрашивал уже во второй раз Урахара, постукивая себя сложенным веером по колену. Ответа он не ждал, потому все присутствующие молчали. Некоторые совмещали молчание с прихлебыванием горячего чая. – Притом пришли они отдельно…
- И что все это значит? – устав от хождений вокруг да около, спросил Ичиго.
- Откуда же мне знать? – отозвался Урахара с лучезарной улыбкой, ясно говорящей «я вру». Так, про крайней мере, привык понимать Ичиго эти его сладкие многозначительные улыбочки и наивно-добродушные интонации. – Видимо, Айзен решил действовать по прежнему плану: заставить Иноуэ-сан восстановить Хогиоку.
- Это лишено смысла, - вздохнул Ичиго. – Он бы не выпустил Иноуэ из Уэко, если бы знал, что она ему снова понадобится. Ведь мы могли спрятать ее, увезти куда-нибудь…
- Айзен чересчур уверен в своих силах, - предположила Рукия.
- Но в дальновидности ему не откажешь, - потянувшись, возразила Йоруичи. – Он слишком многое сделал и слишком долго ждал, чтобы сейчас действовать опрометчиво.
- Иноуэ-сан, как по-твоему, что имел в виду Улькиорра, когда сказал, что время вышло? – обратился к Орихиме Урахара.
Девушка только беспомощно пожала плечами, а Киске, кивнув самому себе, спросил:
- Как он заставил тебя уйти с ним в прошлый раз?
- Сказал… что убьет Куросаки-куна и остальных, - почти прошептала Иноуэ. Ей было стыдно говорить, что, по сути, она не верила в силы своих друзей и в то, что они могли справиться с противником, пусть даже таким сильным.
- А сейчас он просто ранил Рукию и Ренджи и больше ничего не пытался сделать? Даже не нападал на тебя? – Йоруичи, словно играя в ту же игру, что и Урахара, задала два ненужных, по сути, вопроса: они уже все и так знали, но зачем-то продолжали переспрашивать и уточнять. Это не могло значить ничего хорошего.
- Но зачем он притащил с собой еще троих? – вспылил Ичиго, которому ощущение, что его водят за нос, настроения не добавляло. – Это было просто пушечное мясо! Их явно отправили сюда на смерть. Зачем?
- Когда ты сражался с ними… - задумчиво проговорил Ренджи. – Я уже был ранен, но все-таки чувствовал твою рейацу. Она была очень необычной.
Йоруичи пристально глянула на него почти с недоверием:
- Ты использовал маску? Ради «пушечного мяса»?
У Ичиго вспыхнули кончики ушей. Ему вдруг вспомнился Бьякуя, который далеко не всякого противника удостоит чести увидеть его банкай, а он, как последний придурок…
- Я… я не знал, насколько они сильны и просто решил действовать наверняка.
- Наверняка, значит, - хмыкнула принцесса, и это было хуже насмешки. Правильно: надо было держать себя в руках, а не устраивать черт знает что. Последствия могли быть совсем небезобидными.
В процессе самобичевания Ичиго все-таки успел заметить, как Йоруичи быстро переглянулась с Урахарой: кажется, этим двоим уж точно слова для общения часто были просто не нужны. Настораживало только то, что в глазах Йоруичи мелькнула тревога, и если уж что-то могло встревожить принцессу Шихоуин, то это определенно не стоило игнорировать. С другой стороны, требовать объяснений тоже смысла не было: пока сами не захотят – не скажут. Оставалось только стиснуть зубы и ждать. Ну и верить, разумеется.
- А что это наш котеночек такой тихий? – вдруг насмешливо спросила Йоруичи, обращаясь к Гриммджо, подпирающему в сторонке стену. То ли ему было скучно, то ли непривычно присутствовать на собрании бывших врагов (Ичиго очень хотелось надеяться, что хотя бы временно - бывших), но он молчал с тех пор, как они пришли. – Никаких идей по поводу действий твоих сородичей?
Джаггерджак лениво покосился на нее, и Ичиго на мгновение показалось, что он вообще проигнорирует вопрос, но после паузы арранкар все-таки ответил. В своем стиле, конечно.
- Это отребье мне не сородичи. Знать не знаю, какого хрена они тут делали. А Айзен почему-то – уж не знаю, почему – в свои планы меня не посвящал.
- Какая досада! – не обращая внимания на его резковатый тон, с прежней усмешкой вздохнула Йоруичи. – А во время боя Ичиго ты ничего необычного не заметил? Вы же вместе были, как я поняла?
В этом невинном уточнении Ичиго послышалось что-то двусмысленное, и, хотя быть такого не могло, он все-таки напряженно взглянул на Йоруичи. Она же, истолковав этот взгляд по-своему (или только прикинувшись), пояснила:
- Вдруг ты что-то из виду упустил, пока был занят?
Джаггерджак зевнул, как кошка, которую лишают обязательной дневной дремы, скосил на Ичиго пронзительный – этот чертов контраст с волосами! – голубой взгляд, будто прикидывая что-то, и покачал головой:
- Не-а, ничего.
Вид у него был заговорщицкий, определенно заговорщицкий, а Ичиго не собирался иметь никаких общих тайн с этим чертовым кошаком. Однако мироздание вежливо намекало ему, что его желания ни единой йены не стоят.
- Извините, друзья мои, но я вынужден вас покинуть, - нехотя поднимаясь на ноги, сказал Урахара и умудрился одномоментно улыбнуться всем присутствующим, включая Гриммджо. – Дела на месте не стоят.
Ичиго испытывал желание усадить его на место и вытрясти все выводы, какие хитрый торгаш сделал для себя за время разговора, но он только кивнул. Был еще вариант попытать счастья с Йоруичи-сан, но это уж совсем из области несбыточного.
- Я, пожалуй, потренируюсь пойду, - в воздух сообщил Ичиго и, только не увидев Гриммджо на месте, вдруг понял, что время от времени оборачивался на него. Открытие было неприятным.
- Куда это наш котик делся? На прогулку ушел? – будто подслушав его мысли, спросила Йоруичи.
- Припрется еще. Все равно ему деваться некуда, - пробурчал Ренджи. – Сволочь… где я куртку новую возьму? У меня и так денег нет.
- Ну-ну, Ренджи, где твоя широта души? – добродушно хлопнула его Йоруичи по спине, вышибив из Абараи воздух.
- Я бы тебе предложил свою куртку какую-нибудь, - попытался подбодрить друга Ичиго, - но, кажется, она на тебя не налезет.
Ренджи хмуро воззрился на него, явно не оценив порыв.
- Может, мне в поместье заглянуть и… - начала задумчиво Рукия, но Абараи перебил ее со священным ужасом в голосе:
- У тайчо денег просить?! Нет. Я уж как-нибудь… это. Сам.
- Вот и славно, - мило улыбнулась Рукия, и Ичиго в очередной раз мысленно устроил ей овации.
- Пошли уже, хорош трепаться, - отвлекая Ренджи от горестных мыслей о понесенных гардеробом потерях, позвал Ичиго.
Абараи только молча покачал головой.
-
-
31.12.2009 в 01:11Единственным желанием Ичиго по окончании тренировки с раздосадованным и оттого весьма напористым Ренджи было то же, что и после школы: добраться до кровати, упасть и не расставаться с ней часов эдак двенадцать, а лучше – все двадцать четыре. Но он все-таки нашел в себе силы на последний подвиг этого дня: зашел в комнату – и вышел из нее. Ему надо было заскочить в клинику, чтобы распечатать тот самый доклад по английскому. В доме принтера не было, и в случае необходимости Ичиго пользовался тем, что стоял в кабинете отца. Сегодня очень хотелось убедить себя, что с докладом можно разобраться и с утра, но Ичиго точно знал, что завтра проспит и ничего не успеет.
Ишшин еще был на работе, хотя Ичиго и не нашел его в безалаберно незапертом кабинете. На то, чтобы разобраться с докладом, ушло пять минут, и вскоре Куросаки, сжимая в руках еще теплые листы бумаги, отправился навстречу мечте. Божественной четырехногой мечте с мягкой подушкой и одеялом, которое было хорошо всем, кроме нашитого на нем символа квинси.
Он уже шел по коридору к входной двери, когда сзади послышался громогласный голос родителя:
- Ичи! Ты как раз вовремя!
Ичиго мнения отца не разделял, но постарался, чтобы это было написано на его лице не так отчетливо.
- Привет. Я только на минутку заскочил. Ты тут надолго еще?
- Дел невпроворот, сам знаешь, так что еще часок, - горестно покачал головой Ишшин, хотя вид у него был весьма цветущий. Потом, словно вспомнив что-то важное, он хлопнул себя по лбу: - А, ну так что я хотел сказать! У меня для вас сюрприз!
В этот момент стоило насторожиться, что Ичиго и сделал. «Ишшин» и «сюрприз» - опасное словосочетание.
- И что это? – осторожно спросил он, будто шагая по заминированному полю.
Отец выдержал драматическую паузу, а потом расплылся в улыбке, воздел руки к небу и торжественно объявил:
- Поездка!
Пафос момента слегка подпортила уборщица, прошедшая мимо них с дребезжащей тележкой, заставленной порошками и бутылками стеклоочистителя. Ишшин проводил ее взглядом расстроенного ребенка и сделал еще одну попытку:
- Поездка! В чудный санаторий, на пять дней! Выезд послезавтра утром, день туда, день обратно. Считай это предрождественским подарком.
- До Рождества еще далековато, - только и смог вымолвить сбитый с толку Ичиго. Какая еще, к черту, поездка?
- Это ничего, - авторитетно заявил Ишшин. – Начинать дарить подарки любимым детям никогда не поздно.
- А… а ты? Ты не едешь?
- Я не могу, у меня работа. Не могу же я на целую неделю закрыть клинику.
- Но мы тоже не можем! – ухватился за мысль Ичиго. – А как же школа?
- Школа не работа, ее и прогулять можно.
- Чего?!
Ишшин зарумянился:
- Ладно, считай, что я этого не говорил. Но все равно, это ведь не так уж серьезно…
- Что значит «не так уж серьезно»? – Ичиго думал совсем не о школе, и это добавляло его голосу убедительности. – Мне нельзя пропускать занятия…
- О, Масаки! Какой ответственный сын у нас растет! – привычно возвел отец глаза к потолку, не имея под рукой плаката с фотографией жены. Потом взгляд его вернулся к Ичиго: - Это замечательно, что ты думаешь об учебе, но о здоровье тоже подумать надо! И о твоем, и о здоровье твоих сестер. Тут же город, все загазовано, свежего воздуха нет… Это вредно и еще раз вредно. Послушай своего папу, он врач.
- Но почему именно сейчас?! – уже с отчаянием взвыл Ичиго.
Ишшин пожевал губами, и Ичиго расслышал что-то вроде «почти даром». Ну понятно… Папаша решил совместить полезное с бесплатным. Он понял, что бой проигран, но все-таки попытался в последний раз:
- Меня не отпустит классный руководитель.
- Уж это-то я улажу, - подмигнул Ишшин и пихнул его локтем. – В общем, вы едете – и точка. Не думаешь о себе – подумай о Карин и Юзу. Если я не могу их сопровождать, то это сделает любящий старший брат. Верно?
Ни тон, ни постановка вопроса не предполагали никакого другого ответа. Ичиго проглотил ругательство и почти спокойно ответил:
- Верно.
- Вот и славный мальчик, - умилился отец. – Ну все, иди домой, порадуй сестренок… а хотя нет, я сам им расскажу. Сам, сам!
- Хорошо, - уныло кивнул Ичиго, уже почти не слушая его. – До встречи.
Когда он шел к выходу, дверь открылась, впуская посетителя. Это был мужчина, еще довольно молодой, но с совершенно белыми волосами. Как у Укитаке-тайчо или Тоширо. Черты его лица показались Ичиго смутно знакомыми, но он заметил, что мужчина смотрит на него, и отвел взгляд, почти сразу забывая о незнакомце.
Дома его по-прежнему ждала кровать.
***
- Значит, вот он какой, твой сын.
- Да.
- Сильный, кажется. И совершенно не контролирует свою силу.
- Еще научится.
- Если возможность будет.
Ишшин улыбнулся, и Ичиго сейчас не узнал бы эту улыбку отца – сдержанную и немного грустную. Рюукен отряхнул снег с воротника пальто и неодобрительно посмотрел на него:
- Ты ему не сказал. И не собираешься, так?
Улыбка с губ Куросаки никуда не делась, но в глазах заблестела сталь:
- Не сочти за грубость, но у тебя с сыном, вроде, тоже не все гладко, так что тут ты не самый хороший советчик.
- Может быть, - хмыкнул Исида. – Только действия моего сына не приведут к таким последствиям, как действия твоего. Скоро все начнется, ты знаешь. Что будешь делать?
- Отправлю Ичиго подальше от города, - сказал Ишшин, и в углах его рта залегли складки.
- Хочешь оставить его в стороне от событий? – Рюукен выглядел удивленным. Совсем чуть-чуть. – На тебя не похоже. Ты раньше не вмешивался, даже когда он мог погибнуть.
Ишшин засунул руки в карманы белого халата и сжал их в кулаки.
- Это другое дело. Я не позволю его использовать.
- И ты веришь, что сработает? – насмешливо спросил Исида.
- Я не знаю. Не знаю.
Рюукен качнул головой и чуть улыбнулся – словно завершая светскую беседу:
- Мне пора, Куросаки-сан. До свидания.
Он уже дошел до дверей, когда Ишшин сказал ему в спину:
- Рад был видеть тебя.
- И я, - взглянув вполоборота, негромко отозвался Исида и вышел из клиники Куросаки.
tbc
-
-
31.12.2009 в 05:11Нет, по ХичиИчи у меня только один драбблик небольшой.) Они мне больше в чисто эстетическом плане нравятся.))
жаль)) Думаю, у вас бы получилось интересно обрисовать этот перинг. А какое-нибудь ОТП у вас есть?
-
-
31.12.2009 в 15:41-
-
31.12.2009 в 15:54Одного ОТП нет, но если посмотреть на список моих фиков по Бличу, то явно бросится в глаза обилие Ренджи/Ичиго.))) Хотя я многие пейринги с Ичиго люблю.))
[email protected]
Не за что.
-
-
31.12.2009 в 15:57-
-
31.12.2009 в 17:42-
-
31.12.2009 в 18:39-
-
31.12.2009 в 18:53Ураа, облом года не состоялся)))
Здорово^.^ чем дальше в лес, тем толще партизаны)
-
-
02.01.2010 в 00:19С нетерпеньем буду ждать проду=)
-
-
07.01.2010 в 16:28-
-
11.01.2010 в 13:11-
-
12.01.2010 в 15:08-
-
13.01.2010 в 04:43