Страшнее всего та ложь, которая глагол
Название: Равноденствие.
Автор: Serenada
Пейринг: много кто/Ичиго. Возможно, всплывут еще пейринги - "не клубничные"))
Рейтинг: R/NC-17
Жанр: ангст (может даже, с элементами дарка, уж очень все плохо))
Дисклаймер: ничего моего
Саммари: Капитаны в Уэко Мундо так и не пришли…
Размер: предполагается, вроде, миди. WIP)
Предупреждения: частичное AU, принуждение, банальщина… Не ручаюсь за абсолютное IC*ну да, это ж яой 
*
Посвящение: для Cry_to_Heaven
Предыдущие части: тут и тут
читать дальше***
Большинство учеников с неохотой посещают школу с ее нудными уроками, горами заданий и прочей ерундой, мешающей радоваться жизни. Хотя бывают и отдельные случаи, когда отношение ко всему этому занудству кардинально меняется. По крайней мере, несколько учеников Старшей школы Каракуры научились смотреть на свое учебное заведение как на спокойный уголок обыденности, в котором можно представить, что нет никаких Пустых, Общества Душ, Ключа Короля, шинигами, квинси, арранкаров… Просто знакомые стены, знакомые одноклассники и учителя, устные ответы и письменные тестирования. Без риска для жизни, без необходимости принимать трудные решения – во всяком случае, не труднее, чем выбор между вариантами «1» и «3» в тестовом задании. И если ошибешься, тебе не снесут голову с плеч катаной. Даже если на особо ленивых учеников иной учитель может так глянуть, что в этом поневоле начинаешь сомневаться…
Так или иначе, даже угроза войны с Уэко Мундо не могла лишить Ичиго и его одноклассников некоторых вещей, вносящих подобие стабильности в их жизни, в первую очередь – школы.
На перемене они обедали в столовой, расположившись все вместе за одним столом. Обычная компания школьников. Ну… обычность немного смазывал высоченный детина с красными волосами и вызывающими татуировками на лбу, но в целом внимания они не привлекали. Разговор шел об учебе – не обсуждать же стратегию Готей-13, когда вокруг столько ушей, любые из которых могут оказаться слишком любопытными. А так, в самом деле, можно было подумать, что ничего, кроме школы, этих самых обычных подростков не интересует. Иноуэ и Рукия рассуждали об очередном задании, связанном с рисованием – что-то на тему будущего человечества через тысячу лет. Вдруг Орихиме, спохватившись, полезла в кармашек сумки, висящей на спинке стула.
- Совсем забыла съесть витаминку, - с улыбкой пояснила она. – В это время года важно принимать витамины, чтобы не заболеть. Хотите, я с вами поделюсь? Куросаки-кун?
Ичиго, с отсутствующим видом сидевший рядом и вяло ковырявший палочками в своем бэнто, посмотрел на нее, будто пытаясь незаметно определить, где он вообще находится. Перевел взгляд на таблетки, которые девушка держала в руке. Аккуратные белые кругляшки, поблескивающие глянцевыми боками. Медленно моргнул, улыбнулся своей странной пугающе-мягкой улыбкой, которая стала слишком часто появляться на его лице, и покачал головой:
- Нет, Иноуэ. Спасибо.
Ренджи быстро глянул на него через стол и отвел глаза. Такой Ичиго казался ему самозванцем, чужаком, и надо было отвлечься от его обманчиво-приветливого расслабленного лица, чтобы напомнить себе, что это не так. Что с ними по-прежнему – снова! – Куросаки, просто ему нужно время. На что-то. На возвращение к самому себе.
Повисшую паузу прервал Исида, деловито взглядывая на название витаминов:
- А я не откажусь, Иноуэ-сан. О здоровье нужно заботиться.
Иноуэ радостно и чуть суетливо поделилась с Исидой одной круглой таблеткой, болтая что-то безобидное, и всем показалось, что делает она это только для того, чтобы не молчать. Она, конечно, тоже не могла не замечать, как изменился Ичиго, и, несмотря на все ее беззаботные улыбки, было видно, как она переживает.
Ичиго захлопнул крышку бэнто с так и не доеденным обедом, встал и рассеянно махнул рукой:
- Увидимся в классе.
Ренджи дернулся было пойти за ним, но Рукия тронула его за руку – и он остался. С тоской посмотрел на аппетитные роллы и понял, что есть совершенно не хочется.
***
Урод с розовыми волосами и женским лицом скармливал ему какие-то таблетки, от которых он сам себе становился чужим. Все тело – как непослушная вата, набитая в оболочку из истончающейся до листа бумаги кожи. От этих пилюль Ичиго было жарко, так жарко, что, казалось, вата вот-вот вспыхнет в обтекающем его огне. А Заэль Аполло сидел на постели рядом с ним – обнаженным, дрожащим, через силу дышащим – и улыбался. И нес какую-то насмешливо-пафосную чушь о своей гениальности и непобедимости. И невесомо касался изнывающего тела длинными пальцами с острыми коготками. Подушечками обводил искусанные малиновые губы, мягко вел по шее, легко царапал напряженные соски, проводил пять горящих полос по животу, едва ощутимо – и будто распарывая, доставая внутренности. Чертил крошечную окружность в центре живота, раздражая до темноты перед глазами. И только иногда, в качестве поощрения за прорывающиеся сквозь ругательства глухие короткие всхлипывания Ичиго, длинно и невыносимо медленно скользил по твердому члену, противно посмеиваясь. Большего он никогда не делал, видимо, не желая пачкать себя близостью с обычным подопытным кроликом. И все же, памятуя о пожелании Айзена-сама, Заэль несколько раз посещал Ичиго, пробуя на нем разные виды афродизиаков, созданием которых он развлекался на досуге.
За эту очаровательную чистоплотность Гранца Ичиго возносил хвалы небесам – и одновременно, ужасаясь себе, проклинал чертова ученого за то, что не дотронется по-настоящему, не лизнет узким розовым языком наэлектризованную желанием кожу, не войдет в него… Эти мысли и образы, мечущиеся в воспаленном, возбужденном сознании, спустя время мучили Ичиго не меньше, чем реальные воспоминания. Он понимал, что это все наркотики, но моменты, когда он действительно хотел арранкара, оставались с ним навсегда.
А еще мучительнее были те секунды, когда Заэль развязывал его руки, примотанные к спинке кровати поясом. Это всегда происходило, когда ни дышать, ни кричать, ни стонать Ичиго уже не мог, обессиленный, раздразненный порханием нежных пальцев. Тогда Гранц, нашептывая какие-то пошлости, освобождал его – и, как бы Куросаки ни запрещал себе, его руки, будто принадлежащие другому человеку, тянулись вниз, чтобы избавиться от тяжести. И он бесстыдно ласкал себя перед этой отвратительной тварью, пока тело не взрывалось острым, обескураживающим оргазмом. А Заэль пристально наблюдал за ним с довольной улыбкой и предусмотрительно отодвигался, чтобы на него ненароком не попало несколько белесых капель. Потом он уходил, оставляя Ичиго едва ли не более пустым, чем все те Холлоу, которых убивал шинигами.
Хотя пару раз Гранц поступал по-другому. Доведя Ичиго до полубезумия, он просто бросал его связанным в комнате. На доносящееся до него хриплое «Развяжи!» блестел жемчужно-белыми зубами:
- Уверен, сюда скоро кто-нибудь придет. Обратись к нему с этой просьбой. И… хорошо вам повеселиться.
Гранц, конечно, был прав: через какие-то пару-тройку вечностей к нему заявлялся кто-то другой. И Ичиго, опьяненному, перевозбужденному, мечтающему только о том, чтобы кончить, было уже все равно, с кем из них.
А потом было тяжелое похмелье. Круговерть перед глазами. Неподъемная голова, будто прибитая к подушке гвоздями. Какой бы дрянью ни пичкал его Гранц, она травила качественно – до невозможности сползти с постели. О том, чтобы идти куда-то, и речи быть не могло. Дожидаясь, когда внутренности займут положенные места, Ичиго бессмысленно рассматривал окольцовывающие его запястья фиолетово-лиловые браслеты – под серебристой гладью «игрушек» Заэля. Ученый, как и обещал в первый день, рассказал ему принцип их работы. Правда, Ичиго в тот момент был неспособен понять хоть одно слово из той пространной речи: слишком близко и сладко касались его проклятые тонкие пальцы Гранца. Синяки же на коже не сходили не только из-за ограничителей. Не то чтобы его сильно били (может, и на этот счет им инструкции дали?), но, забываясь, он начинал вырываться, выворачивая запястья, пытаясь сдвинуть колени. Результатом становились только темные пятна, быстро расцветавшие на тонкой коже.
Хотя, когда приходил Заэль, удерживать Ичиго особой необходимости не было.
Редкие дни из тех тридцати казались ему более отвратительными, чем эти.
***
Стоя над раковиной в школьном туалете, Ичиго в который раз ополоснул лицо холодной водой и посмотрел на себя в зеркало. Оттуда на него пялился бледный подросток с синяками под тусклыми глазами. Осторожная тренировочная полуулыбка только усугубила картинку: теперь отражение казалось сумасшедшим.
Пронзительный звонок возвестил, что времени на примерку масок нет. Ичиго с сожалением перекрыл воду и пошел в класс.
***
Он проснулся толчком, будто выплывая из холодной глубины. Ему не приснился кошмар – Ичиго был в этом совершенно уверен. Ему вообще ничего не снилось. Просто темнота, в которой иногда колышется что-то смутное – и тут же замирает. Ощущение уходило, стоило только открыть глаза, хотя он не знал, почему просыпается каждый раз вот так, буднично и бесчувственно. Ему даже не хотелось понимать это.
В комнате было по-обычному тихо, но с некоторых пор понятия о тишине у Ичиго сильно изменились. Здесь громко тикали часы. За приоткрытым окном было слышно, как сырой ветер гонит по дороге пустой пакет. Иногда проезжала машина, шурша шинами, порыкивая двигателем и на несколько секунд подглядывая в спальню отсветом фар. Здесь было… громко.
Ичиго приподнялся на локтях (спать на животе – еще одна привычка, появившаяся не так давно) и вздрогнул, посмотрев на свои руки. Тени от капель воды на оконном стекле россыпью покрывали кожу, как трупные пятна. Пара секунд ушла на осознание того, что это просто напоминание о мерзком дожде вперемешку со снегом, который шел весь вечер. Ичиго шевельнул рукой, а тени остались на месте. Все правильно, все как надо.
Мимо дома, фырча, прокатила еще одна машина. Ичиго поморщился от грохота и опустился на подушку, перевернувшись на спину и закрывая глаза. Он догадывался, почему ему не снятся сны. Это было компенсацией того, что кошмары приходили в любой момент бодрствования.
Черт, как же здесь было громко, в этой подпорченной тишине.
***
А та тишина – каменный монолит - сводила с ума. Впору было разговаривать с самим собой, только чтобы не ощущать это гулкое, мертвое молчание. Полное отсутствие жизни. Слушать собственное дыхание тоже становилось невыносимо, и в какой-то момент Ичиго, внутренне вздрагивая, понимал, что он ждет. Когда откроется дверь – распахнется с тихим шорохом. Зазвучат чужие шаги, вспарывая плотную тишь. Зашелестит ткань чьей-то одежды. Раздастся чей-то голос, рассыпающий насмешки и оскорбления.
Самым страшным оказывалось то, что так и происходило.
Первые пара недель пребывания в гостях у Айзена больше всего подходили под классическое определение ада. Он был хоть каким-то событием в их унылой пустыне. Он привлекал любопытство если не всей толпы очеловеченных пустых, то, во всяком случае, достаточного количества. Вначале Ичиго еще удивлялся тому, как их самих не тошнит от «общей кормушки» (а ощущать так себя он начал очень быстро). Потом понимание пришло само собой. Арранкары хоть и получили разум, но все равно были во многом животными – подчиняющимися инстинктам, не брезгующими дармовым удовольствием в скучном Уэко Мундо. За неимением других развлечений, они не гнушались нечаянно оказавшимся в полной их власти мальчишкой, которого почему-то нельзя было убивать, зато разрешалось трахать сколько угодно тому, что у людей обычно называют душой.
Впрочем, у них, вероятно, тоже были свои принципы. Попользоваться разок после других – почему бы и нет, но не прийти во второй раз. Может, причиной было удовлетворенное любопытство. Может, они таким образом выказывали свое презрение. Они не возвращались – и это было главным.
Хотя случались и исключения…
Нойтора Джируга, пятый из Эспады. Тот самый, от которого Ичиго, как идиот, защитил Гриммджо. Тот, кто вновь лишил сил Нелл и кто едва не убил самого Куросаки. Наверное, он считал Ичиго своим личным военным трофеем и бесился, что его нельзя прикончить. Наверное, поэтому Ичиго встретился с ним еще не один раз…
Нойтора приходил с юношей, который был там, в пустыне, а потом и в тронном зале Айзена. Тесла – так его звали. Стройный, тихий, кажущийся очень юным – и беспрекословно подчиняющийся своему хозяину. В первый раз Нойтора, растягивая в улыбке свой безобразно большой рот, повторил то, что он сказал Тесле во время их битвы: «Делай с ним, что хочешь».
Во второй раз молча наблюдал, как двигаются на постели в рваном, болезненном ритме обнаженные юношеские тела.
В третий раз не выдержал – и присоединился. Может быть, убедил себя, что ничего зазорного в том, чтобы развлечься с таким слабаком, нет. Ичиго не думал об этом. Он просто испытывал облегчение от того, что у Нойторы хватило выдержки хотя бы на первые два раза.
Было и еще одно исключение, которое…
***
Назойливый не-сон, лезущий под закрытый веки, вспорхнул от резкого движения, смазывая уже проступивший угловатыми резкими очертаниями образ. Стиснув зубы до боли, Ичиго опять перевернулся на живот, обхватывая горячую измятую подушку руками. Он еще успел посетовать про себя, что не выспится и завтра будет снова пугать друзей своим видом зомби, прежде чем сработала память тела, уволакивая его в другой уголок недалекого прошлого.
Он лежал на другой постели…
***
Он лежал на постели, которую ненавидел, и у него болело все тело, которое он ненавидел еще сильнее. Хотя за что? Это ведь всего лишь тело. Всего лишь плоть, к которой прикасаются чужие руки. Да и то не совсем верно. Тело его дома. Может, валяется бесчувственной куклой, а может, в нем сейчас Кон – как всегда пытается клеить девчонок. А тут просто-напросто духовная сущность. Мелочь. Не смертельно. А если вжаться лицом в подушку посильнее, то и вовсе все станет хорошо.
Именно такие идиотские мысли в те моменты помогали Ичиго не тронуться умом. Помогали остановить лихорадочный и бесполезный счет в голове. Помогали не думать, как и где его трогали недавно. Помогали даже забыться сном – соскользнуть в него с этих глупых, бегущих по кругу мыслей, как с детской горки. Наверное, к этому были причастны и таблетки, которыми напичкал его ублюдочный ученый, но о них как раз думать было не нужно.
Ичиго понятия не имел, минуту или час назад он уснул, но в себя его привело малоприятное ощущение опустившегося на него с приличной высоты сейфа. Каждая клетка его измученного тела знала, что это может быть только Айзен, но Куросаки хотя бы из упрямства приоткрыл глаза и скосил их вбок, хотя и ничего не увидел.
Зато почувствовал. Рядом с ним сели, большая ладонь вдруг легла на голову, с издевательской нежностью погладила по волосам и, спустившись ниже, замерла на спине Ичиго.
- Бедное дитя, - произнес Айзен с сожалением, похожим на настоящее.
- Признаёшься в педофилии? – тихо, с натужной усмешкой откликнулся Куросаки, не пытаясь шевельнуться. Ему казалось, что, если он попробует, обязательно случится что-нибудь глупое и унизительное – ну, в том, старом и обычном значении этого слова. Например, его вырвет. Или у него ненароком лопнет голова. Или он потеряет сознание от накатывающего все сильнее из-за рейацу Айзена головокружения. Поэтому он просто неподвижно лежал и чувствовал этого человека всеми порами.
Ичиго не было страшно. Так, как в тот первый день, – уж точно нет. Он слишком хорошо знал, что Айзен его больше не тронет. Не после всех этих арранкаров. Не тогда, когда дополнительно ломать уже незачем. Ни одной причины, чтобы еще раз снизойти со своего пьедестала.
- А ты никогда ничему не учишься, правда? Снова дерзишь…
- Привычка, - огрызнулся Ичиго, сжимая под подушкой кулаки. Ноющая боль в запястьях стала острой, словно ее наточили, а дышать было трудно.
Рука, греющая спину, снова двинулась – пальцы заскользили по желобку позвоночника, сверху вниз. И Ичиго показалось, что Айзен, даже не делая ничего особенного, все равно как будто снова трахает его. Мягкими прикосновениями. Тяжестью духовной силы. Доброжелательным голосом, с укором произносящим:
- Глупый ребенок, и зачем только ты ввязался во все это?
- И зачем только ты приперся сюда, если задаешь одни риторические вопросы? – фыркнул Куросаки, обещая себе оставаться спокойным. Он совершенно точно находился в выигрышной позиции – ему просто нечего было терять.
- Просто я, как хороший хозяин, хотел убедиться, что тебе здесь комфортно. Надеюсь, тебя все устраивает, Куросаки-кун? – в вопросе было столько неподдельной заботы, что Ичиго с трудом поборол желание все-таки обернуться и посмотреть на его бесстрастную физиономию. Неудивительно, что этому лицемерному ублюдку верило все Общество Душ столько лет. Не чувствуй себя Куросаки попользованной рваной тряпкой, он бы и сам, пожалуй, поверил.
Но неужели Айзен рассчитывал услышать жалобы и мольбы о пощаде? Нет, вряд ли… Это просто была небольшая проверка – для подтверждения мнения, которое он составил об Ичиго. Досуговое развлечение. Удовлетворение садистских склонностей. Издевательство в чистом виде… или еще что-нибудь. Так или иначе, жаловаться Ичиго не собирался, и от него этого не ждали. Полное взаимопонимание и взаимоудовлетворение. Идиллия.
- Меня все устраивает, - спокойно ответил он.
- Рад слышать, - расцвела в голосе самая гостеприимная из всех возможных улыбок. – Но, кажется, ты неважно себя чувствуешь, Куросаки-кун? Голова, может, болит? – невинный вопрос сопроводился легким похлопыванием по заднице Ичиго, которая ощущалась болевым центром, нити от которого расходились по всему телу.
С каким-то отстраненным удивлением Ичиго обнаружил, что до сих пор способен краснеть от пошлых намеков, и процедил:
- Есть немного.
- Я распоряжусь, чтобы тебя вылечили, хотя наши медики и не сравнятся с Иноуэ-сан. Всё для удобства гостя.
Он поднялся с постели и бесшумно прошел к двери – его удаление Ичиго ощущал только отступающим духовным давлением. Прежде чем уйти, Айзен полуутвердительно спросил:
- Ты ведь не жалеешь, что пошел на все это?
- Разумеется, не жалею.
- Разумеется, - хмыкнул Соуске, одним словом компенсируя всю фальшивую любезность, которой щеголял до этого.
А врача он все же прислал – молчаливую безразличную женщину, которая все сделала по возможности быстро и, как показалось Ичиго, ни разу не подняв на него глаз. Скорее всего, ей не было никакого дела до странного мальчика-шинигами, но почему-то именно в ее присутствии Куросаки впервые за несколько дней испытал чувство мучительного стыда.
***
Лежа на спине, Ичиго смотрел на светлеющий над ним потолок и слушал грохот настенных часов. Через три часа должен был прозвенеть будильник, возвещающий о начале нового дня.
Странно, но иногда – как сейчас – ему не хватало той тишины.
читать дальше***
Толчок. Бесшумно расступившаяся вода над головой. Вдох-выдох, сердце Ичиго не билось заполошно. Сердце у него просто «село». Разрядилось, как аккумулятор в сотовом, и зарядного устройства, быть может, в природе не существовало. Поэтому не страшно было снова проснуться в бархатистой темноте глубокой ночи.
Несколько мгновений ушло на то, чтобы понять: это та же ночь, в которую ему являлся призрак радушного Айзена, или все-таки другая? Да, точно… эта – новая. Между ними умудрился втиснуться блеклый, полинялый день. В нем были разговоры с непривычно сдержанным Ренджи, талая снежная каша под ногами, наверняка вкусный ужин, приготовленный Юзу, избегание не в меру (даже для него) шумного и любвеобильного отца… У Ичиго разболелась голова, и он лег спать рано, еще десяти не было. Как ни странно, отключился почти мгновенно. В последнее время он ударился в две крайности: или вообще не мог уснуть, или проваливался в сон, едва коснувшись головой подушки. Вторая ему нравилась больше, хотя от беспричинных пробуждений это не помогало.
Повторять вчерашний сеанс ностальгии Ичиго не хотелось, и, покрутившись в жаркой постели, он решил пройтись. Ночью, по декабрьской слякоти, в одиночестве. Почему бы и нет? Быстро натянув на себя первую попавшуюся под руку одежду, отмахнувшись от выглянувшего из своего «спального ящика» Кона, Ичиго тихо выбрался из дома и пошел. Куда ноги понесли, туда и пошел – разницы не было никакой. Лужи под тяжелыми подошвами ботинок всхлипывали, круги от фонарей жирно поблескивали на грязном асфальте, и это раздражало. Ичиго желал бы оказаться в темноте, прохладной и тихой, но даже здесь, в небольшой Каракуре, темнота вымирала, как бенгальские тигры, оттесняемая огнями почти никогда не засыпающего города. Куросаки вспомнились слышанные когда-то жалобы девушек из класса, что в соседнем парке страшно ходить по вечерам из-за часто неработающих фонарей. Понадеявшись, что так оно и есть до сих пор, Ичиго свернул в ближайшем переулке и ускорил шаг. При этом он еще старался убедить себя, что это никакой не побег. Ни от чего. Просто захотелось размять мышцы, просто сырой ветер запустил лапу под куртку и рассыпал по спине легион мурашек. Натянув на голову капюшон и вбив кулаки в карманы джинсов, Ичиго почти бежал по пустым улицам, одновременно цепляясь взглядом за все, что было вокруг. В новом заборе уже отсутствует одна доска – явно тайный лаз для местной детворы. На столбе висит объявление о потерявшейся собаке. Под одним из маслянисто-желтых фонарей стоит припозднившаяся парочка, и парень явно рассчитывает хотя бы на поцелуй. В доме погасло единственное горевшее окно – кому-то завтра будет тяжело встать на работу… Все замечалось, все казалось важным и интересным, лезло в глаза так настырно, что Ичиго, в конце концов, не хотел видеть совсем ничего, потому что это не могло помочь. Невозможно все время отвлекать внимание, блокированная память вот-вот готова подкинуть сюрприз, расцвести пышным цветом новых, позабытых ненадолго подробностей, и пусть лучше это будет в темноте. Там, где легко дышать, где сырость остудит горящее нутро, и пройдет накатывающая дурнота от рейацу, ищущей выхода из запертого тела.
Цепочка фонарей обрывалась впереди желанной темнотой оголенного тоскливого парка. Ичиго снова пошел медленнее, глубоко вдыхая покалывающий легкие воздух, проскочил под последним оплотом света в царстве тьмы и направился к маняще открытым железным воротам мимо приютившихся сбоку мусорных баков…
***
На исходе месяца Ичиго узнал, что значит чувствовать себя мусором, пачкающим одним своим прикосновением нежную белую кожу арранкара. Четвертый Эспада, однажды почти убивший его без особого труда, не имел никаких оснований относиться к гостю Айзена как к кому-то, заслуживающему внимания или уважения. А без оснований Улькиорра ничего не делал. Наверное, Шиффер так и не пришел бы к Ичиго, не будь он так чуток к пожеланиям своего господина. А господин хотел причинить пленнику боль. Добить его. Ну и что, что таким способом. Может, он просто предвидел, что из этого получится?
Изящного «плачущего мальчика» с непомерным самомнением, который увел Иноуэ в это чертово место, Ичиго ненавидел, кажется, больше их всех вместе взятых. Ненавидел его маленькие, как у девчонки, холодные руки. Ненавидел не подходящий его миловидной мордашке голос. Впрочем, слышать его пришлось нечасто: говорить с Куросаки Шиффер полагал ниже своего достоинства. Он только изредка отдавал короткие приказы, а когда Ичиго их игнорировал, - невозмутимо и уже молча применял силу.
От прикосновений арранкаров, от их вкуса во рту, от их запахов хотелось избавиться настолько сильно, что мысль превращалась в манию, заставляя Ичиго по часу простаивать под душем. Хотя это не помогало. Может быть, вода здесь тоже была искусственная – как то странное солнце снаружи. Она ничего не смывала, и Ичиго все время ощущал себя вымазанным грязью с головы до ног. Улькиорра же добавил в общий фон особенные отвратительные ноты.
Шиффер пришел за день до того, как его отпустили, – точнее, вышвырнули. С ядовито-зелеными глазами, как будто медленно вытекающими из глазниц, с неподвижным лицом. Ичиго казалось, что обломок шлема у него на голове – это просто декорация, а настоящая маска арранкара надета прямо на лицо Улькиорры. Во всяком случае, эмоций на нем отражалось не больше, чем на лице куклы.
Каждый раз прежде Ичиго казалось, что до конца он не выдержит. Но именно тогда это ощущение дошло до предела, застелило глаза кровавой пеленой. Он попытался вырваться – и не смог. Запечатанная рейацу ничем не могла помочь, физические силы тоже почти истощились. Полная беспомощность душила, и Ичиго вдруг всерьез испугался, что может заплакать, а это все длилось и длилось, словно они оказались во временной петле. Улькиорра трахал его лицом к лицу и смотрел в глаза. Смотрел так внимательно, как будто искал там что-то, запоминал – намертво. Ичиго не выдержал и отвел взгляд, мечтая только о том, чтобы все прекратилось.
А еще Улькиорра позаботился о том, чтобы они кончили оба. И именно эта болезненно-сладкая судорога, прошедшая по телу, толкнула Ичиго за последнюю грань отвращения к себе. Уходя, Шиффер обернулся, чтобы вобрать в густую черноту зрачка картинку того, как Ичиго кусает дрожащие губы. Кажется, Квадра Эспада почти улыбнулся.
А Ичиго, как в забытьи подняв себя с постели, пошел в крошечную ванную, и там, в душевой кабине, он включил искусственную воду, которая никогда ничего не смывала.
Прикрыв глаза, Ичиго слушал, как барабанят упругие струи о матовое стекло стенки и как замедляет биение его загнанное сердце. Разряжаясь до нуля. Внутренний счет, который уже давно не спасал, но от которого не удавалось избавиться, замер на полутора тысячах. Ичиго поднял руку убрать назад налипшие на лоб волосы – плечо отозвалось легкой болью. Улькиорра. Мертвой хваткой удерживал извивающееся тело. Наверное, синяк уже начал наливаться цветом. И хотя это не имело ровным счетом никакого значения, думать о такой глупой мелочи было почти приятно, по сравнению с остальным. Шевеля рукой и прислушиваясь к ноющим ощущениям с все еще закрытыми глазами, Ичиго уловил чужое движение за стеклом.
Распахнул глаза – распахнулась дверца кабинки. Гриммджо смотрел на него – застывшего, как олень в свете фар – не больше секунды. А потом шагнул к нему, под воду, прямо в одежде. Ичиго жалко шарахнулся назад, но пространство было слишком ограниченным, чтобы это чем-то помогло. Сделав шаг, Куросаки уперся спиной в противоположную стенку.
- Привет, - мягко рыкнул Джаггерджак, и в его голосе Ичиго четко различил щелчок захлопнувшегося капкана. Таким же четким было понимание, что второго раунда он не вынесет. Как бы в подтверждение тянущее болью ощущение от плеча разлилось по всему телу волной, следом пришла неприятная слабость, от которой противно задрожали колени, и Ичиго отстраненно подумал, что Гриммджо придется держать его на весу или тащить обратно в комнату. Чтобы опять ломать его, вставляя, всаживая, вперед-назад, заполняя до отказа – разрывающей болью с отзвуком чего-то сладко-стыдного, и снова, и снова, и так до тех пор, пока…
Мысль оборвалась грубым, полузвериным поцелуем.
Каждый раз это шокировало Ичиго – чуть ли не больше, чем все остальное, гораздо более откровенное и грязное. Губы Гриммджо, его горячее дыхание и горячий шершавый язык. Он был единственным, кроме Айзена, кто целовал его. Жадно, кусая губы, иногда задевая, царапая своей маской. Когда это случилось в первый раз, Ичиго оторопел. Во второй – возмутился, пытаясь отвернуться. Он не понимал, зачем Джаггерджак делает это, не понимал смысла поцелуя без намека на какое-либо чувство, кроме похоти.
И в третий, и в четвертый раз Ичиго так и не понял этого, но Гриммджо был настойчив, а у Куросаки не оставалось выбора. Однажды ему вспомнилось утверждение о том, что шлюх в губы не целуют. Мысль была невеселой, но почему-то, при всей абсурдности его положения, в чем-то утешительной.
А сейчас Гриммджо снова целовал его, стоя в одежде под душем. Ичиго слишком устал, чтобы отвечать или пытаться остановить его. Он чувствовал руки Джаггерджака, беспорядочно и быстро гладящие его тело, чувствовал, как тот возбужден, и понимал, что его сейчас развернут, заставят опереться ладонями о скользкое стекло и расставить ноги шире…
Ичиго не сразу понял, что его трясет. И что Гриммджо оставил в покое его истерзанный рот. И что большие горячие руки замерли, теперь просто обнимая его.
Прижимая к себе мокрое вздрагивающее тело, Джаггерджак провел чутким носом от его щеки – по шее, к плечу, собирая с кожи воспоминания о чужом запахе. Внимательно и зло.
Уже не понимая, чего от него хотят, что происходит, где он и с кем он, Ичиго забился, отталкивая, отчаянно не желая какого-либо продолжения… и Гриммджо выпустил его. Вышел из душа, оставляя на полу лужу воды. С обвисших под собственной тяжестью мокрых волос тоже текло, но Джаггерджаку на это было откровенно плевать. Он смотрел на тревожно замершего Ичиго, и углы рта у него подрагивали, словно вдруг заржавевшие лицевые мышцы не позволяли усмехнуться. Взгляд неестественно ярких глаз нагло прошелся по всему телу, оценивающе-пренебрежительно, и вернулся к лицу Куросаки. Ичиго ответил на него, не двигаясь, не пытаясь отвернуться, и Гриммджо наконец просто ушел, так и не сказав ни слова. Будь у Ичиго чуть больше сил и желания, он бы сравнил арранкара с взъерошенной мокрой кошкой. Но ни сил, ни каких-либо желаний он в себе не находил, поэтому, оставшись в одиночестве, с тупым равнодушием стал снова слушать шум воды: кап-кап-капли по стеклу, монотонно. Надо было бы перекрыть кран, но протянуть к нему руку вдруг превратилось в неразрешимую задачу.
Вода заливала глаза, и Ичиго послушно смежил веки, плавая в ощущении того, что сейчас произошло что-то совсем, абсолютно неправильное. Если такое еще вообще было возможно.
***
Ичиго вдруг понял, что сидит на мокрой скамейке, вцепившись пальцами в шершавое деревянное сидение – почему-то это ощущение было самым реальным из всех. Он не помнил, как здесь оказался. Как прошел эти последние метры. Вокруг наконец-то было темно.
читать дальше***
Из пересохших искусанных губ вылетали облачка пара и таяли. Ичиго пристально наблюдал за ними, выкарабкиваясь из воспоминания, как бабочка из кокона, почти чувствуя себя готовым расправить народившиеся крылья. И в то же время что-то не отпускало, что-то с ревом неслось по венам вместе с кровью, ударяло в виски, ломилось из всего тела и раздирало в разные стороны. Долгожданная тьма, к которой Ичиго так стремился, из полупрозрачной начала становиться плотной, осязаемой, будто его затягивало в черную дыру. В какой-то момент Куросаки зажмурился, не в состоянии смотреть и не видеть, а когда снова открыл глаза, то ночного дремотного парка не было. И шершавой мокрой скамейки тоже не было. Он по-прежнему сидел, но сжавшиеся пальцы заскребли по холодной гладкости стекла. Вскочив на ноги, Ичиго заозирался, понимая, что ему не показалось. Небо можно увидеть, не поднимая головы; бесконечный ряд одинаковых безликих небоскребов. Его внутренний мир по-прежнему пребывал в состоянии долбанутой перевернутости, хотя кое-что тут изменилось. Раньше здесь было светло, а теперь это место укутывали сумерки. А еще было холодно – кажется, даже холоднее, чем в реальном мире. Впрочем, и одет был Ичиго легко – в обычные черные хакама и косодэ, которые теперь, спустя месяц, ощущались на теле почти незнакомо. Но его не это тревожило.
- Какого?.. – начал было Куросаки, но его перебил так давно не слышанный низкий голос:
- Удивлен, что попал сюда, даже не высвободив духовное тело?
Зангетсу темной неподвижной фигурой стоял на тонком шпиле одного из зданий неподалеку. Руки в карманах балахона, черные очки даже в этих потьмах. Старина Зангетсу... Одинаково пафосный и суровый. Ичиго чувствовал свою вину перед ним за такое длительное бездействие. Меч ведь существует, чтобы сражаться? Чтобы защищать жизнь хозяина и других людей? А владелец Зангетсу предпочел сложить оружие…
- Что я здесь делаю? В последние дни я не принимал форму шинигами, потому что сила еще не вернулась, и я думал…
- Ты думал, что сможешь спрятаться, - опять оборвал его мужчина довольно резко.
- О чем ты? – нахмурился Ичиго. – Моя рейацу…
- С твоей рейацу все в порядке. Ты чувствуешь ее в себе, вот уже несколько дней как она восстановилась, но ты уже сам не даешь ей выхода. Мне большого труда стоило вытащить тебя сюда. Что случилось, Ичиго? Куда делась твоя решимость?
- Я… не понимаю. Я не сдерживал силу намеренно, - пожал плечами Куросаки, глядя на собственное смутное отражение под ногами. – И решимость тут ни при чем.
Когда Зангетсу заговорил снова, голос его звучал чуть мягче, хотя все еще был строг:
- Я хочу помочь тебе. Но для этого ты тоже должен хотеть помочь себе.
Вместо ответа Ичиго всмотрелся в небо, затянутое тяжелыми, готовыми разразиться дождем или градом тучами, сделал несколько шагов по стеклу, будто проверяя в очередной раз – не упадет ли. Сказал задумчиво:
- Мне почему-то казалось, что здесь все должно окончательно опрокинуться после всего… этого. Классно было бы: смотришь под ноги, а там – небо.
- Что ты чувствуешь?
Ичиго недоуменно поднял глаза на старика. Вопрос отчего-то застал его врасплох. Дыхание замерло на мгновение, все мысли как будто вытряхнули из головы, оставив пустоту, и из этой пустоты Ичиго после паузы извлек бесцветное:
- Кажется… ничего. – Только произнеся вслух, он понял, что так оно и есть. Это пугало. – Ни боли, ни гнева, ни ненависти… Ничего.
- Это не так, - неожиданно возразил Зангетсу и, вытащив одну руку из кармана, повел ею вокруг себя: - Оглянись. Разве то, что ты видишь, - свидетельство равнодушия и бесчувственности? Сейчас здесь тихо, потому что ты нашел способ успокоиться, но в другое время идет дождь, бури разражаются одна за другой, и это все – твои чувства, отделенные от тебя и запертые тут, внутри. Выпусти же свой гнев. Выпусти меня.
- Я забыл, что такое гнев. У меня было достаточно времени для этого.
- Так вспомни. Всего несколько дней назад ты был слаб, ты едва мог держать меня, твое тело было разбито, и разве ты не испытывал гнева по отношению к тем, кто сделал это? Вспомни, Ичиго. Вспомни, что чувствовал. Верни свои чувства – и ты вернешь свою силу. Вспомни, пока еще есть время…
С воспоминаниями у Ичиго проблем не было, хотя иногда он об этом и жалел. Отмотать время на несколько дней в прошлое было несложно. Он просто позволил себе прикрыть глаза, чтобы четче увидеть огромный зал с теряющимися во мраке сводами…
***
Спустя месяц Ичиго снова был в том же зале, в котором он сказал свое «Согласен». И Айзен снова снисходительно рассматривал его сверху вниз, холодно улыбаясь. Тошнотворное чувство дежа вю мешало сосредоточиться. Ичиго стоял прямой, как струнка, высоко подняв голову. Он понимал, что Айзен хочет полюбоваться на то, во что превратился пленник после их гостеприимства. Понимал, что у него плохо получается изображать безразличие и спокойствие. И все-таки ошметки гордости заставляли играть в эту игру. Выдержать помогало только осознание, что скоро все закончится.
- Как я и обещал, Куросаки-кун, ты возвращаешься домой, - торжественно-официально возвестил Айзен. – Надеюсь, ты провел здесь время с комфортом и удовольствием?
Боги, и как у него это получается? Десятилетия упражнений в лицемерии не прошли даром: ни взгляд, ни голос не выдают злой насмешки, он просто сама доброжелательность.
В искусстве лжи Ичиго тягаться с Айзеном, конечно, не мог, но на хмурую кособокую улыбку его все-таки хватило.
- Разумеется, - ответил словно кто-то другой его голосом.
- Не сомневался в этом, - довольно кивнул Соуске. – Скоро тебя проводят в Генсей. Думаю, Улькиорра составит тебе компанию. Он скоро придет сюда. А сейчас ты извинишь меня, если я уйду? Дела, знаешь ли.
Он неспешно приблизился к Ичиго, поднял руку – и Куросаки мгновенно забыл обо всех играх. В памяти отчетливо зазвучало тихое, обманчиво-ласковое «Иди сюда!», заставляя отшатнуться от ладони, коснувшейся его щеки. Как тогда, в первый день. Этого воспоминания никто так и не смог перебить.
- Надо же, такой молодой – и уже такой дерганый, - медово проговорил кто-то, выступивший из-за спины Айзена. Куросаки вскинул глаза на Ичимару. Тот смотрел на него с выражением умиленности на хитрой лисьей физиономии. Гина Ичиго видел впервые за время пребывания в Уэко. И он не знал, каким богам возносить благодарность, потому что если бы к нему заявился еще и этот…
- Полагаю, здесь многие захотят попрощаться с тобой, - вернул внимание Ичиго Айзен, отступая от него и позволяя наконец сделать нормальный вдох. – Надеюсь, мы еще встретимся, Куросаки-кун. И впредь… веди себя благоразумнее.
Кивнув на прощание, Айзен вышел. Гин издевательски помахал Ичиго рукой – как когда-то в Обществе Душ – и пошел следом за своим повелителем.
А Ичиго остался – вместе с арранкарами.
Теперь нужно было пережить только это. Только последний подарок Айзена. Ичиго ждал.
- Надо привести тебя в надлежащий вид перед возвращением. А то твои приятели решат, что ты на курорте был. Это, конечно, если ты не собираешься им рассказывать подробности своего пребывания здесь, - выступая вперед, ядовито улыбнулся Нойтора, прежде чем нанести удар.
Первое ребро не выдержало через пару минут. Еще одно продержалось несколько пинков – и отвратительно хрустнуло. Ключицу переломили, когда Ичиго попытался блокировать мощный удар Ями. Рука – еще пять минут боли, за которой уже не видно лиц. Их голоса доносились многократным эхом, и смысла слов он уже почти не понимал, машинально делая попытки защититься, которые выглядели настолько беспомощно, что ему самому было бы смешно. В другой ситуации. Истощенный, ослабший, Ичиго превосходно играл роль груши для битья, в последний раз позволяя им делать все, что им угодно. Он знал, что не умрет, остальное было не важно. Они собирались отпустить его живым… и в этом была их ошибка.
Прекрасное видение их окровавленных тел не позволяло потерять сознание.
- Эй, Гриммджо, чего ты там прохлаждаешься? – позвал какой-то арранкар, имени которого Ичиго не знал. Не помнил. – Развлечься не желаешь?
- Тоже мне развлечение, - громко и презрительно откликнулись откуда-то сбоку. Куросаки зачем-то повернулся – и увидел Джаггерджака, стоящего в тени высокой колонны в стороне ото всех. Ни на Ичиго, ни на остальных он демонстративно не смотрел, засунув руки глубоко в карманы. – Это даже не драка, а так, пустая трата времени. Ни удовольствия, ни веселья.
- А может, тебе жалко нашего дорого мальчика? – сладко поинтересовался Гранц, небрежно поправляя ядовито-розовую челку. Сам он тоже к Ичиго не приближался, но, вероятно, из-за страха попортить маникюр.
Гриммджо издал резкое «ха!», оттолкнулся от своей опоры, приблизился к кругу арранкаров, в центре которого уже лежал не удержавшийся на ногах Ичиго.
- Зачем мне довольствоваться какими-то огрызками? Я собираюсь убить его, когда он не будет похож на кусок дерьма.
- Убить? А не тебя ли он милостиво пощадил, а потом еще и спас твою жалкую шкуру от моих секир? – злорадно напомнил Нойтора.
Голубые глаза вспыхнули, зажглись яростью, но Гриммджо сдержался и ответил почти спокойно, только с глухой угрозой в завибрировавшем голосе:
- Вот именно за это я его и прикончу. Так что заканчивайте этот фарс, а то он еще сдохнет раньше времени… Опять.
Больше не обращая ни на кого внимания, Джаггерджак подошел к неподвижному Ичиго, подхватил его, как пушинку. Глянул на браслеты, все еще болтавшиеся на истончившихся запястьях, - кивнул Заэлю:
- А эти штуки?
- Конечно, я их заберу. Это ценные вещицы, - отозвался ученый, снимая оковы. – А куда это ты с ним собрался, позволь спросить?
Секста, держа Ичиго под мышкой, как тряпичную куклу, пожал плечами:
- Его же надо оттащить обратно?
- Айзен-сама, вроде, приказал это Улькиорре, - пробасил Ями, который хоть и был идиотом, но начальства старался слушаться, во избежание разного рода неприятностей вроде отрезания руки. Особенно когда волшебной девчонки-целительницы здесь не было.
- Ты его тут видишь? Я – нет, - отрезал Гриммджо, поудобнее перехватывая свою ношу, отчего Ичиго сдавленно выдохнул. – А любоваться на вот этого вот, - Куросаки снова тряхнули, совершенно точно давая понять, что речь идет о нем, - мне осточертело. Выкинуть этот мусор – дело трех минут, необязательно Улькиорру ждать.
- Мусор выносишь… Смотрите какой хозяйственный, - улыбнулся Заэль. – Ну, если тебе так хочется с ним возиться, то это не мое дело.
Остальные, видимо, были того же мнения, потому что больше возражений не последовало. Хмыкнув, Гриммджо размашисто зашагал к выходу. Не пытаясь освободиться, Ичиго только проговорил, задыхаясь:
- Меч…
- Будет тебе меч, успокойся, - ворчливо раздалось сверху.
И занпакто, в самом деле, скоро появился в другой руке Джаггерджака. Как это произошло, Ичиго не был уверен, но, кажется, Гриммджо на несколько минут оставил его в коридоре, а когда вернулся, то с ним уже был старина Зангетсу.
Все то время, что они добирались до Генсея, Джаггерджак молчал. Не издевался, не оскорблял – просто молча тащил его. Один раз Ичиго зашевелился, пробормотав:
- Пусти, я могу идти сам.
- Ага, щас, - даже не видя лица арранкара, Куросаки отчетливо представил его оскал, косящий под улыбку. От ясности картинки он почему-то вздрогнул.
Когда они оказались на пустынной улице Каракуры – минутах в десяти ходьбы от магазина Урахары, как определил Ичиго, осмотревшись – Гриммджо сгрузил Куросаки на грязный холодный асфальт дороги, бросил меч рядом, отчего тот оскорбленно лязгнул.
Словно поняв, о чем пропел металл, арранкар добавил с кривой улыбкой:
- Держи свой консервный ножик. Надеюсь, когда мы встретимся в следующий раз, ты сможешь сам держать его в руках. И крепко.
- Не сомневайся, - заверил Ичиго, кое-как поднимаясь на ослабшей здоровой руке и сплевывая кровь, все еще сочащуюся из разбитой губы.
- До дома, уж извини, не провожаю, - сказал Гриммджо по-прежнему издевательски, но Куросаки почему-то показалось, что извинение было вполне серьезным. У него, наверное, сотрясение мозга, раз мерещится всякое.
- Проваливай, - прошипел – скорее от боли в изломанном теле, чем от злости.
Гриммджо фыркнул и пошел прочь – как всегда, с руками в карманах. Обернулся – помедлил, глядя, как Ичиго, морщась, пытается подняться.
- Еще увидимся, - бросил то ли обещание, то ли угрозу – и исчез, как будто его здесь и не было.
Ичиго встал, опираясь на Зангетсу, повел по сторонам мутными глазами. Двигаться было больно, дышать было больно, но ему нужно было добраться до Урахары. Там он сможет восстановиться и вернуть силы. А потом убить их всех.
Стиснув зубы, Ичиго сделал первый шаг.
***
Только сделав шаг, он опомнился, распахнул глаза – и с изумлением увидел, что начался снегопад. Как отклик, отзвук поднявшегося в нем холодного гнева. Зангетсу был прав: вспомнить его оказалось не так уж трудно. Гнев пробивался сквозь отупение, сквозь болевой шок, парализовывавший все чувства. Гнев сыпался с неба, устилая собою все вокруг.
Только Ичиго забыл, кто может спрятаться за ним, слиться с ним воедино – верный спутник и вечное проклятье.
- Какая встреча! – услышал Куросаки насмешливый голос с металлическими нотами, лишь сейчас понимая, что он больше не видит Зангетсу. Вместо черного силуэта за снежной завесой показались белая одежда, белые волосы и белое лицо.
Его пустая половина, закинув меч на плечо, рассматривала его с откровенным любопытством. Бескровные губы растянулись в приветливую улыбку, и предвещать это могло только одно: крупные неприятности.
Продолжение - в комментариях
Автор: Serenada
Пейринг: много кто/Ичиго. Возможно, всплывут еще пейринги - "не клубничные"))
Рейтинг: R/NC-17
Жанр: ангст (может даже, с элементами дарка, уж очень все плохо))
Дисклаймер: ничего моего
Саммари: Капитаны в Уэко Мундо так и не пришли…
Размер: предполагается, вроде, миди. WIP)
Предупреждения: частичное AU, принуждение, банальщина… Не ручаюсь за абсолютное IC
* Посвящение: для Cry_to_Heaven
Предыдущие части: тут и тут
читать дальше***
Большинство учеников с неохотой посещают школу с ее нудными уроками, горами заданий и прочей ерундой, мешающей радоваться жизни. Хотя бывают и отдельные случаи, когда отношение ко всему этому занудству кардинально меняется. По крайней мере, несколько учеников Старшей школы Каракуры научились смотреть на свое учебное заведение как на спокойный уголок обыденности, в котором можно представить, что нет никаких Пустых, Общества Душ, Ключа Короля, шинигами, квинси, арранкаров… Просто знакомые стены, знакомые одноклассники и учителя, устные ответы и письменные тестирования. Без риска для жизни, без необходимости принимать трудные решения – во всяком случае, не труднее, чем выбор между вариантами «1» и «3» в тестовом задании. И если ошибешься, тебе не снесут голову с плеч катаной. Даже если на особо ленивых учеников иной учитель может так глянуть, что в этом поневоле начинаешь сомневаться…
Так или иначе, даже угроза войны с Уэко Мундо не могла лишить Ичиго и его одноклассников некоторых вещей, вносящих подобие стабильности в их жизни, в первую очередь – школы.
На перемене они обедали в столовой, расположившись все вместе за одним столом. Обычная компания школьников. Ну… обычность немного смазывал высоченный детина с красными волосами и вызывающими татуировками на лбу, но в целом внимания они не привлекали. Разговор шел об учебе – не обсуждать же стратегию Готей-13, когда вокруг столько ушей, любые из которых могут оказаться слишком любопытными. А так, в самом деле, можно было подумать, что ничего, кроме школы, этих самых обычных подростков не интересует. Иноуэ и Рукия рассуждали об очередном задании, связанном с рисованием – что-то на тему будущего человечества через тысячу лет. Вдруг Орихиме, спохватившись, полезла в кармашек сумки, висящей на спинке стула.
- Совсем забыла съесть витаминку, - с улыбкой пояснила она. – В это время года важно принимать витамины, чтобы не заболеть. Хотите, я с вами поделюсь? Куросаки-кун?
Ичиго, с отсутствующим видом сидевший рядом и вяло ковырявший палочками в своем бэнто, посмотрел на нее, будто пытаясь незаметно определить, где он вообще находится. Перевел взгляд на таблетки, которые девушка держала в руке. Аккуратные белые кругляшки, поблескивающие глянцевыми боками. Медленно моргнул, улыбнулся своей странной пугающе-мягкой улыбкой, которая стала слишком часто появляться на его лице, и покачал головой:
- Нет, Иноуэ. Спасибо.
Ренджи быстро глянул на него через стол и отвел глаза. Такой Ичиго казался ему самозванцем, чужаком, и надо было отвлечься от его обманчиво-приветливого расслабленного лица, чтобы напомнить себе, что это не так. Что с ними по-прежнему – снова! – Куросаки, просто ему нужно время. На что-то. На возвращение к самому себе.
Повисшую паузу прервал Исида, деловито взглядывая на название витаминов:
- А я не откажусь, Иноуэ-сан. О здоровье нужно заботиться.
Иноуэ радостно и чуть суетливо поделилась с Исидой одной круглой таблеткой, болтая что-то безобидное, и всем показалось, что делает она это только для того, чтобы не молчать. Она, конечно, тоже не могла не замечать, как изменился Ичиго, и, несмотря на все ее беззаботные улыбки, было видно, как она переживает.
Ичиго захлопнул крышку бэнто с так и не доеденным обедом, встал и рассеянно махнул рукой:
- Увидимся в классе.
Ренджи дернулся было пойти за ним, но Рукия тронула его за руку – и он остался. С тоской посмотрел на аппетитные роллы и понял, что есть совершенно не хочется.
***
Урод с розовыми волосами и женским лицом скармливал ему какие-то таблетки, от которых он сам себе становился чужим. Все тело – как непослушная вата, набитая в оболочку из истончающейся до листа бумаги кожи. От этих пилюль Ичиго было жарко, так жарко, что, казалось, вата вот-вот вспыхнет в обтекающем его огне. А Заэль Аполло сидел на постели рядом с ним – обнаженным, дрожащим, через силу дышащим – и улыбался. И нес какую-то насмешливо-пафосную чушь о своей гениальности и непобедимости. И невесомо касался изнывающего тела длинными пальцами с острыми коготками. Подушечками обводил искусанные малиновые губы, мягко вел по шее, легко царапал напряженные соски, проводил пять горящих полос по животу, едва ощутимо – и будто распарывая, доставая внутренности. Чертил крошечную окружность в центре живота, раздражая до темноты перед глазами. И только иногда, в качестве поощрения за прорывающиеся сквозь ругательства глухие короткие всхлипывания Ичиго, длинно и невыносимо медленно скользил по твердому члену, противно посмеиваясь. Большего он никогда не делал, видимо, не желая пачкать себя близостью с обычным подопытным кроликом. И все же, памятуя о пожелании Айзена-сама, Заэль несколько раз посещал Ичиго, пробуя на нем разные виды афродизиаков, созданием которых он развлекался на досуге.
За эту очаровательную чистоплотность Гранца Ичиго возносил хвалы небесам – и одновременно, ужасаясь себе, проклинал чертова ученого за то, что не дотронется по-настоящему, не лизнет узким розовым языком наэлектризованную желанием кожу, не войдет в него… Эти мысли и образы, мечущиеся в воспаленном, возбужденном сознании, спустя время мучили Ичиго не меньше, чем реальные воспоминания. Он понимал, что это все наркотики, но моменты, когда он действительно хотел арранкара, оставались с ним навсегда.
А еще мучительнее были те секунды, когда Заэль развязывал его руки, примотанные к спинке кровати поясом. Это всегда происходило, когда ни дышать, ни кричать, ни стонать Ичиго уже не мог, обессиленный, раздразненный порханием нежных пальцев. Тогда Гранц, нашептывая какие-то пошлости, освобождал его – и, как бы Куросаки ни запрещал себе, его руки, будто принадлежащие другому человеку, тянулись вниз, чтобы избавиться от тяжести. И он бесстыдно ласкал себя перед этой отвратительной тварью, пока тело не взрывалось острым, обескураживающим оргазмом. А Заэль пристально наблюдал за ним с довольной улыбкой и предусмотрительно отодвигался, чтобы на него ненароком не попало несколько белесых капель. Потом он уходил, оставляя Ичиго едва ли не более пустым, чем все те Холлоу, которых убивал шинигами.
Хотя пару раз Гранц поступал по-другому. Доведя Ичиго до полубезумия, он просто бросал его связанным в комнате. На доносящееся до него хриплое «Развяжи!» блестел жемчужно-белыми зубами:
- Уверен, сюда скоро кто-нибудь придет. Обратись к нему с этой просьбой. И… хорошо вам повеселиться.
Гранц, конечно, был прав: через какие-то пару-тройку вечностей к нему заявлялся кто-то другой. И Ичиго, опьяненному, перевозбужденному, мечтающему только о том, чтобы кончить, было уже все равно, с кем из них.
А потом было тяжелое похмелье. Круговерть перед глазами. Неподъемная голова, будто прибитая к подушке гвоздями. Какой бы дрянью ни пичкал его Гранц, она травила качественно – до невозможности сползти с постели. О том, чтобы идти куда-то, и речи быть не могло. Дожидаясь, когда внутренности займут положенные места, Ичиго бессмысленно рассматривал окольцовывающие его запястья фиолетово-лиловые браслеты – под серебристой гладью «игрушек» Заэля. Ученый, как и обещал в первый день, рассказал ему принцип их работы. Правда, Ичиго в тот момент был неспособен понять хоть одно слово из той пространной речи: слишком близко и сладко касались его проклятые тонкие пальцы Гранца. Синяки же на коже не сходили не только из-за ограничителей. Не то чтобы его сильно били (может, и на этот счет им инструкции дали?), но, забываясь, он начинал вырываться, выворачивая запястья, пытаясь сдвинуть колени. Результатом становились только темные пятна, быстро расцветавшие на тонкой коже.
Хотя, когда приходил Заэль, удерживать Ичиго особой необходимости не было.
Редкие дни из тех тридцати казались ему более отвратительными, чем эти.
***
Стоя над раковиной в школьном туалете, Ичиго в который раз ополоснул лицо холодной водой и посмотрел на себя в зеркало. Оттуда на него пялился бледный подросток с синяками под тусклыми глазами. Осторожная тренировочная полуулыбка только усугубила картинку: теперь отражение казалось сумасшедшим.
Пронзительный звонок возвестил, что времени на примерку масок нет. Ичиго с сожалением перекрыл воду и пошел в класс.
***
Он проснулся толчком, будто выплывая из холодной глубины. Ему не приснился кошмар – Ичиго был в этом совершенно уверен. Ему вообще ничего не снилось. Просто темнота, в которой иногда колышется что-то смутное – и тут же замирает. Ощущение уходило, стоило только открыть глаза, хотя он не знал, почему просыпается каждый раз вот так, буднично и бесчувственно. Ему даже не хотелось понимать это.
В комнате было по-обычному тихо, но с некоторых пор понятия о тишине у Ичиго сильно изменились. Здесь громко тикали часы. За приоткрытым окном было слышно, как сырой ветер гонит по дороге пустой пакет. Иногда проезжала машина, шурша шинами, порыкивая двигателем и на несколько секунд подглядывая в спальню отсветом фар. Здесь было… громко.
Ичиго приподнялся на локтях (спать на животе – еще одна привычка, появившаяся не так давно) и вздрогнул, посмотрев на свои руки. Тени от капель воды на оконном стекле россыпью покрывали кожу, как трупные пятна. Пара секунд ушла на осознание того, что это просто напоминание о мерзком дожде вперемешку со снегом, который шел весь вечер. Ичиго шевельнул рукой, а тени остались на месте. Все правильно, все как надо.
Мимо дома, фырча, прокатила еще одна машина. Ичиго поморщился от грохота и опустился на подушку, перевернувшись на спину и закрывая глаза. Он догадывался, почему ему не снятся сны. Это было компенсацией того, что кошмары приходили в любой момент бодрствования.
Черт, как же здесь было громко, в этой подпорченной тишине.
***
А та тишина – каменный монолит - сводила с ума. Впору было разговаривать с самим собой, только чтобы не ощущать это гулкое, мертвое молчание. Полное отсутствие жизни. Слушать собственное дыхание тоже становилось невыносимо, и в какой-то момент Ичиго, внутренне вздрагивая, понимал, что он ждет. Когда откроется дверь – распахнется с тихим шорохом. Зазвучат чужие шаги, вспарывая плотную тишь. Зашелестит ткань чьей-то одежды. Раздастся чей-то голос, рассыпающий насмешки и оскорбления.
Самым страшным оказывалось то, что так и происходило.
Первые пара недель пребывания в гостях у Айзена больше всего подходили под классическое определение ада. Он был хоть каким-то событием в их унылой пустыне. Он привлекал любопытство если не всей толпы очеловеченных пустых, то, во всяком случае, достаточного количества. Вначале Ичиго еще удивлялся тому, как их самих не тошнит от «общей кормушки» (а ощущать так себя он начал очень быстро). Потом понимание пришло само собой. Арранкары хоть и получили разум, но все равно были во многом животными – подчиняющимися инстинктам, не брезгующими дармовым удовольствием в скучном Уэко Мундо. За неимением других развлечений, они не гнушались нечаянно оказавшимся в полной их власти мальчишкой, которого почему-то нельзя было убивать, зато разрешалось трахать сколько угодно тому, что у людей обычно называют душой.
Впрочем, у них, вероятно, тоже были свои принципы. Попользоваться разок после других – почему бы и нет, но не прийти во второй раз. Может, причиной было удовлетворенное любопытство. Может, они таким образом выказывали свое презрение. Они не возвращались – и это было главным.
Хотя случались и исключения…
Нойтора Джируга, пятый из Эспады. Тот самый, от которого Ичиго, как идиот, защитил Гриммджо. Тот, кто вновь лишил сил Нелл и кто едва не убил самого Куросаки. Наверное, он считал Ичиго своим личным военным трофеем и бесился, что его нельзя прикончить. Наверное, поэтому Ичиго встретился с ним еще не один раз…
Нойтора приходил с юношей, который был там, в пустыне, а потом и в тронном зале Айзена. Тесла – так его звали. Стройный, тихий, кажущийся очень юным – и беспрекословно подчиняющийся своему хозяину. В первый раз Нойтора, растягивая в улыбке свой безобразно большой рот, повторил то, что он сказал Тесле во время их битвы: «Делай с ним, что хочешь».
Во второй раз молча наблюдал, как двигаются на постели в рваном, болезненном ритме обнаженные юношеские тела.
В третий раз не выдержал – и присоединился. Может быть, убедил себя, что ничего зазорного в том, чтобы развлечься с таким слабаком, нет. Ичиго не думал об этом. Он просто испытывал облегчение от того, что у Нойторы хватило выдержки хотя бы на первые два раза.
Было и еще одно исключение, которое…
***
Назойливый не-сон, лезущий под закрытый веки, вспорхнул от резкого движения, смазывая уже проступивший угловатыми резкими очертаниями образ. Стиснув зубы до боли, Ичиго опять перевернулся на живот, обхватывая горячую измятую подушку руками. Он еще успел посетовать про себя, что не выспится и завтра будет снова пугать друзей своим видом зомби, прежде чем сработала память тела, уволакивая его в другой уголок недалекого прошлого.
Он лежал на другой постели…
***
Он лежал на постели, которую ненавидел, и у него болело все тело, которое он ненавидел еще сильнее. Хотя за что? Это ведь всего лишь тело. Всего лишь плоть, к которой прикасаются чужие руки. Да и то не совсем верно. Тело его дома. Может, валяется бесчувственной куклой, а может, в нем сейчас Кон – как всегда пытается клеить девчонок. А тут просто-напросто духовная сущность. Мелочь. Не смертельно. А если вжаться лицом в подушку посильнее, то и вовсе все станет хорошо.
Именно такие идиотские мысли в те моменты помогали Ичиго не тронуться умом. Помогали остановить лихорадочный и бесполезный счет в голове. Помогали не думать, как и где его трогали недавно. Помогали даже забыться сном – соскользнуть в него с этих глупых, бегущих по кругу мыслей, как с детской горки. Наверное, к этому были причастны и таблетки, которыми напичкал его ублюдочный ученый, но о них как раз думать было не нужно.
Ичиго понятия не имел, минуту или час назад он уснул, но в себя его привело малоприятное ощущение опустившегося на него с приличной высоты сейфа. Каждая клетка его измученного тела знала, что это может быть только Айзен, но Куросаки хотя бы из упрямства приоткрыл глаза и скосил их вбок, хотя и ничего не увидел.
Зато почувствовал. Рядом с ним сели, большая ладонь вдруг легла на голову, с издевательской нежностью погладила по волосам и, спустившись ниже, замерла на спине Ичиго.
- Бедное дитя, - произнес Айзен с сожалением, похожим на настоящее.
- Признаёшься в педофилии? – тихо, с натужной усмешкой откликнулся Куросаки, не пытаясь шевельнуться. Ему казалось, что, если он попробует, обязательно случится что-нибудь глупое и унизительное – ну, в том, старом и обычном значении этого слова. Например, его вырвет. Или у него ненароком лопнет голова. Или он потеряет сознание от накатывающего все сильнее из-за рейацу Айзена головокружения. Поэтому он просто неподвижно лежал и чувствовал этого человека всеми порами.
Ичиго не было страшно. Так, как в тот первый день, – уж точно нет. Он слишком хорошо знал, что Айзен его больше не тронет. Не после всех этих арранкаров. Не тогда, когда дополнительно ломать уже незачем. Ни одной причины, чтобы еще раз снизойти со своего пьедестала.
- А ты никогда ничему не учишься, правда? Снова дерзишь…
- Привычка, - огрызнулся Ичиго, сжимая под подушкой кулаки. Ноющая боль в запястьях стала острой, словно ее наточили, а дышать было трудно.
Рука, греющая спину, снова двинулась – пальцы заскользили по желобку позвоночника, сверху вниз. И Ичиго показалось, что Айзен, даже не делая ничего особенного, все равно как будто снова трахает его. Мягкими прикосновениями. Тяжестью духовной силы. Доброжелательным голосом, с укором произносящим:
- Глупый ребенок, и зачем только ты ввязался во все это?
- И зачем только ты приперся сюда, если задаешь одни риторические вопросы? – фыркнул Куросаки, обещая себе оставаться спокойным. Он совершенно точно находился в выигрышной позиции – ему просто нечего было терять.
- Просто я, как хороший хозяин, хотел убедиться, что тебе здесь комфортно. Надеюсь, тебя все устраивает, Куросаки-кун? – в вопросе было столько неподдельной заботы, что Ичиго с трудом поборол желание все-таки обернуться и посмотреть на его бесстрастную физиономию. Неудивительно, что этому лицемерному ублюдку верило все Общество Душ столько лет. Не чувствуй себя Куросаки попользованной рваной тряпкой, он бы и сам, пожалуй, поверил.
Но неужели Айзен рассчитывал услышать жалобы и мольбы о пощаде? Нет, вряд ли… Это просто была небольшая проверка – для подтверждения мнения, которое он составил об Ичиго. Досуговое развлечение. Удовлетворение садистских склонностей. Издевательство в чистом виде… или еще что-нибудь. Так или иначе, жаловаться Ичиго не собирался, и от него этого не ждали. Полное взаимопонимание и взаимоудовлетворение. Идиллия.
- Меня все устраивает, - спокойно ответил он.
- Рад слышать, - расцвела в голосе самая гостеприимная из всех возможных улыбок. – Но, кажется, ты неважно себя чувствуешь, Куросаки-кун? Голова, может, болит? – невинный вопрос сопроводился легким похлопыванием по заднице Ичиго, которая ощущалась болевым центром, нити от которого расходились по всему телу.
С каким-то отстраненным удивлением Ичиго обнаружил, что до сих пор способен краснеть от пошлых намеков, и процедил:
- Есть немного.
- Я распоряжусь, чтобы тебя вылечили, хотя наши медики и не сравнятся с Иноуэ-сан. Всё для удобства гостя.
Он поднялся с постели и бесшумно прошел к двери – его удаление Ичиго ощущал только отступающим духовным давлением. Прежде чем уйти, Айзен полуутвердительно спросил:
- Ты ведь не жалеешь, что пошел на все это?
- Разумеется, не жалею.
- Разумеется, - хмыкнул Соуске, одним словом компенсируя всю фальшивую любезность, которой щеголял до этого.
А врача он все же прислал – молчаливую безразличную женщину, которая все сделала по возможности быстро и, как показалось Ичиго, ни разу не подняв на него глаз. Скорее всего, ей не было никакого дела до странного мальчика-шинигами, но почему-то именно в ее присутствии Куросаки впервые за несколько дней испытал чувство мучительного стыда.
***
Лежа на спине, Ичиго смотрел на светлеющий над ним потолок и слушал грохот настенных часов. Через три часа должен был прозвенеть будильник, возвещающий о начале нового дня.
Странно, но иногда – как сейчас – ему не хватало той тишины.
читать дальше***
Толчок. Бесшумно расступившаяся вода над головой. Вдох-выдох, сердце Ичиго не билось заполошно. Сердце у него просто «село». Разрядилось, как аккумулятор в сотовом, и зарядного устройства, быть может, в природе не существовало. Поэтому не страшно было снова проснуться в бархатистой темноте глубокой ночи.
Несколько мгновений ушло на то, чтобы понять: это та же ночь, в которую ему являлся призрак радушного Айзена, или все-таки другая? Да, точно… эта – новая. Между ними умудрился втиснуться блеклый, полинялый день. В нем были разговоры с непривычно сдержанным Ренджи, талая снежная каша под ногами, наверняка вкусный ужин, приготовленный Юзу, избегание не в меру (даже для него) шумного и любвеобильного отца… У Ичиго разболелась голова, и он лег спать рано, еще десяти не было. Как ни странно, отключился почти мгновенно. В последнее время он ударился в две крайности: или вообще не мог уснуть, или проваливался в сон, едва коснувшись головой подушки. Вторая ему нравилась больше, хотя от беспричинных пробуждений это не помогало.
Повторять вчерашний сеанс ностальгии Ичиго не хотелось, и, покрутившись в жаркой постели, он решил пройтись. Ночью, по декабрьской слякоти, в одиночестве. Почему бы и нет? Быстро натянув на себя первую попавшуюся под руку одежду, отмахнувшись от выглянувшего из своего «спального ящика» Кона, Ичиго тихо выбрался из дома и пошел. Куда ноги понесли, туда и пошел – разницы не было никакой. Лужи под тяжелыми подошвами ботинок всхлипывали, круги от фонарей жирно поблескивали на грязном асфальте, и это раздражало. Ичиго желал бы оказаться в темноте, прохладной и тихой, но даже здесь, в небольшой Каракуре, темнота вымирала, как бенгальские тигры, оттесняемая огнями почти никогда не засыпающего города. Куросаки вспомнились слышанные когда-то жалобы девушек из класса, что в соседнем парке страшно ходить по вечерам из-за часто неработающих фонарей. Понадеявшись, что так оно и есть до сих пор, Ичиго свернул в ближайшем переулке и ускорил шаг. При этом он еще старался убедить себя, что это никакой не побег. Ни от чего. Просто захотелось размять мышцы, просто сырой ветер запустил лапу под куртку и рассыпал по спине легион мурашек. Натянув на голову капюшон и вбив кулаки в карманы джинсов, Ичиго почти бежал по пустым улицам, одновременно цепляясь взглядом за все, что было вокруг. В новом заборе уже отсутствует одна доска – явно тайный лаз для местной детворы. На столбе висит объявление о потерявшейся собаке. Под одним из маслянисто-желтых фонарей стоит припозднившаяся парочка, и парень явно рассчитывает хотя бы на поцелуй. В доме погасло единственное горевшее окно – кому-то завтра будет тяжело встать на работу… Все замечалось, все казалось важным и интересным, лезло в глаза так настырно, что Ичиго, в конце концов, не хотел видеть совсем ничего, потому что это не могло помочь. Невозможно все время отвлекать внимание, блокированная память вот-вот готова подкинуть сюрприз, расцвести пышным цветом новых, позабытых ненадолго подробностей, и пусть лучше это будет в темноте. Там, где легко дышать, где сырость остудит горящее нутро, и пройдет накатывающая дурнота от рейацу, ищущей выхода из запертого тела.
Цепочка фонарей обрывалась впереди желанной темнотой оголенного тоскливого парка. Ичиго снова пошел медленнее, глубоко вдыхая покалывающий легкие воздух, проскочил под последним оплотом света в царстве тьмы и направился к маняще открытым железным воротам мимо приютившихся сбоку мусорных баков…
***
На исходе месяца Ичиго узнал, что значит чувствовать себя мусором, пачкающим одним своим прикосновением нежную белую кожу арранкара. Четвертый Эспада, однажды почти убивший его без особого труда, не имел никаких оснований относиться к гостю Айзена как к кому-то, заслуживающему внимания или уважения. А без оснований Улькиорра ничего не делал. Наверное, Шиффер так и не пришел бы к Ичиго, не будь он так чуток к пожеланиям своего господина. А господин хотел причинить пленнику боль. Добить его. Ну и что, что таким способом. Может, он просто предвидел, что из этого получится?
Изящного «плачущего мальчика» с непомерным самомнением, который увел Иноуэ в это чертово место, Ичиго ненавидел, кажется, больше их всех вместе взятых. Ненавидел его маленькие, как у девчонки, холодные руки. Ненавидел не подходящий его миловидной мордашке голос. Впрочем, слышать его пришлось нечасто: говорить с Куросаки Шиффер полагал ниже своего достоинства. Он только изредка отдавал короткие приказы, а когда Ичиго их игнорировал, - невозмутимо и уже молча применял силу.
От прикосновений арранкаров, от их вкуса во рту, от их запахов хотелось избавиться настолько сильно, что мысль превращалась в манию, заставляя Ичиго по часу простаивать под душем. Хотя это не помогало. Может быть, вода здесь тоже была искусственная – как то странное солнце снаружи. Она ничего не смывала, и Ичиго все время ощущал себя вымазанным грязью с головы до ног. Улькиорра же добавил в общий фон особенные отвратительные ноты.
Шиффер пришел за день до того, как его отпустили, – точнее, вышвырнули. С ядовито-зелеными глазами, как будто медленно вытекающими из глазниц, с неподвижным лицом. Ичиго казалось, что обломок шлема у него на голове – это просто декорация, а настоящая маска арранкара надета прямо на лицо Улькиорры. Во всяком случае, эмоций на нем отражалось не больше, чем на лице куклы.
Каждый раз прежде Ичиго казалось, что до конца он не выдержит. Но именно тогда это ощущение дошло до предела, застелило глаза кровавой пеленой. Он попытался вырваться – и не смог. Запечатанная рейацу ничем не могла помочь, физические силы тоже почти истощились. Полная беспомощность душила, и Ичиго вдруг всерьез испугался, что может заплакать, а это все длилось и длилось, словно они оказались во временной петле. Улькиорра трахал его лицом к лицу и смотрел в глаза. Смотрел так внимательно, как будто искал там что-то, запоминал – намертво. Ичиго не выдержал и отвел взгляд, мечтая только о том, чтобы все прекратилось.
А еще Улькиорра позаботился о том, чтобы они кончили оба. И именно эта болезненно-сладкая судорога, прошедшая по телу, толкнула Ичиго за последнюю грань отвращения к себе. Уходя, Шиффер обернулся, чтобы вобрать в густую черноту зрачка картинку того, как Ичиго кусает дрожащие губы. Кажется, Квадра Эспада почти улыбнулся.
А Ичиго, как в забытьи подняв себя с постели, пошел в крошечную ванную, и там, в душевой кабине, он включил искусственную воду, которая никогда ничего не смывала.
Прикрыв глаза, Ичиго слушал, как барабанят упругие струи о матовое стекло стенки и как замедляет биение его загнанное сердце. Разряжаясь до нуля. Внутренний счет, который уже давно не спасал, но от которого не удавалось избавиться, замер на полутора тысячах. Ичиго поднял руку убрать назад налипшие на лоб волосы – плечо отозвалось легкой болью. Улькиорра. Мертвой хваткой удерживал извивающееся тело. Наверное, синяк уже начал наливаться цветом. И хотя это не имело ровным счетом никакого значения, думать о такой глупой мелочи было почти приятно, по сравнению с остальным. Шевеля рукой и прислушиваясь к ноющим ощущениям с все еще закрытыми глазами, Ичиго уловил чужое движение за стеклом.
Распахнул глаза – распахнулась дверца кабинки. Гриммджо смотрел на него – застывшего, как олень в свете фар – не больше секунды. А потом шагнул к нему, под воду, прямо в одежде. Ичиго жалко шарахнулся назад, но пространство было слишком ограниченным, чтобы это чем-то помогло. Сделав шаг, Куросаки уперся спиной в противоположную стенку.
- Привет, - мягко рыкнул Джаггерджак, и в его голосе Ичиго четко различил щелчок захлопнувшегося капкана. Таким же четким было понимание, что второго раунда он не вынесет. Как бы в подтверждение тянущее болью ощущение от плеча разлилось по всему телу волной, следом пришла неприятная слабость, от которой противно задрожали колени, и Ичиго отстраненно подумал, что Гриммджо придется держать его на весу или тащить обратно в комнату. Чтобы опять ломать его, вставляя, всаживая, вперед-назад, заполняя до отказа – разрывающей болью с отзвуком чего-то сладко-стыдного, и снова, и снова, и так до тех пор, пока…
Мысль оборвалась грубым, полузвериным поцелуем.
Каждый раз это шокировало Ичиго – чуть ли не больше, чем все остальное, гораздо более откровенное и грязное. Губы Гриммджо, его горячее дыхание и горячий шершавый язык. Он был единственным, кроме Айзена, кто целовал его. Жадно, кусая губы, иногда задевая, царапая своей маской. Когда это случилось в первый раз, Ичиго оторопел. Во второй – возмутился, пытаясь отвернуться. Он не понимал, зачем Джаггерджак делает это, не понимал смысла поцелуя без намека на какое-либо чувство, кроме похоти.
И в третий, и в четвертый раз Ичиго так и не понял этого, но Гриммджо был настойчив, а у Куросаки не оставалось выбора. Однажды ему вспомнилось утверждение о том, что шлюх в губы не целуют. Мысль была невеселой, но почему-то, при всей абсурдности его положения, в чем-то утешительной.
А сейчас Гриммджо снова целовал его, стоя в одежде под душем. Ичиго слишком устал, чтобы отвечать или пытаться остановить его. Он чувствовал руки Джаггерджака, беспорядочно и быстро гладящие его тело, чувствовал, как тот возбужден, и понимал, что его сейчас развернут, заставят опереться ладонями о скользкое стекло и расставить ноги шире…
Ичиго не сразу понял, что его трясет. И что Гриммджо оставил в покое его истерзанный рот. И что большие горячие руки замерли, теперь просто обнимая его.
Прижимая к себе мокрое вздрагивающее тело, Джаггерджак провел чутким носом от его щеки – по шее, к плечу, собирая с кожи воспоминания о чужом запахе. Внимательно и зло.
Уже не понимая, чего от него хотят, что происходит, где он и с кем он, Ичиго забился, отталкивая, отчаянно не желая какого-либо продолжения… и Гриммджо выпустил его. Вышел из душа, оставляя на полу лужу воды. С обвисших под собственной тяжестью мокрых волос тоже текло, но Джаггерджаку на это было откровенно плевать. Он смотрел на тревожно замершего Ичиго, и углы рта у него подрагивали, словно вдруг заржавевшие лицевые мышцы не позволяли усмехнуться. Взгляд неестественно ярких глаз нагло прошелся по всему телу, оценивающе-пренебрежительно, и вернулся к лицу Куросаки. Ичиго ответил на него, не двигаясь, не пытаясь отвернуться, и Гриммджо наконец просто ушел, так и не сказав ни слова. Будь у Ичиго чуть больше сил и желания, он бы сравнил арранкара с взъерошенной мокрой кошкой. Но ни сил, ни каких-либо желаний он в себе не находил, поэтому, оставшись в одиночестве, с тупым равнодушием стал снова слушать шум воды: кап-кап-капли по стеклу, монотонно. Надо было бы перекрыть кран, но протянуть к нему руку вдруг превратилось в неразрешимую задачу.
Вода заливала глаза, и Ичиго послушно смежил веки, плавая в ощущении того, что сейчас произошло что-то совсем, абсолютно неправильное. Если такое еще вообще было возможно.
***
Ичиго вдруг понял, что сидит на мокрой скамейке, вцепившись пальцами в шершавое деревянное сидение – почему-то это ощущение было самым реальным из всех. Он не помнил, как здесь оказался. Как прошел эти последние метры. Вокруг наконец-то было темно.
читать дальше***
Из пересохших искусанных губ вылетали облачка пара и таяли. Ичиго пристально наблюдал за ними, выкарабкиваясь из воспоминания, как бабочка из кокона, почти чувствуя себя готовым расправить народившиеся крылья. И в то же время что-то не отпускало, что-то с ревом неслось по венам вместе с кровью, ударяло в виски, ломилось из всего тела и раздирало в разные стороны. Долгожданная тьма, к которой Ичиго так стремился, из полупрозрачной начала становиться плотной, осязаемой, будто его затягивало в черную дыру. В какой-то момент Куросаки зажмурился, не в состоянии смотреть и не видеть, а когда снова открыл глаза, то ночного дремотного парка не было. И шершавой мокрой скамейки тоже не было. Он по-прежнему сидел, но сжавшиеся пальцы заскребли по холодной гладкости стекла. Вскочив на ноги, Ичиго заозирался, понимая, что ему не показалось. Небо можно увидеть, не поднимая головы; бесконечный ряд одинаковых безликих небоскребов. Его внутренний мир по-прежнему пребывал в состоянии долбанутой перевернутости, хотя кое-что тут изменилось. Раньше здесь было светло, а теперь это место укутывали сумерки. А еще было холодно – кажется, даже холоднее, чем в реальном мире. Впрочем, и одет был Ичиго легко – в обычные черные хакама и косодэ, которые теперь, спустя месяц, ощущались на теле почти незнакомо. Но его не это тревожило.
- Какого?.. – начал было Куросаки, но его перебил так давно не слышанный низкий голос:
- Удивлен, что попал сюда, даже не высвободив духовное тело?
Зангетсу темной неподвижной фигурой стоял на тонком шпиле одного из зданий неподалеку. Руки в карманах балахона, черные очки даже в этих потьмах. Старина Зангетсу... Одинаково пафосный и суровый. Ичиго чувствовал свою вину перед ним за такое длительное бездействие. Меч ведь существует, чтобы сражаться? Чтобы защищать жизнь хозяина и других людей? А владелец Зангетсу предпочел сложить оружие…
- Что я здесь делаю? В последние дни я не принимал форму шинигами, потому что сила еще не вернулась, и я думал…
- Ты думал, что сможешь спрятаться, - опять оборвал его мужчина довольно резко.
- О чем ты? – нахмурился Ичиго. – Моя рейацу…
- С твоей рейацу все в порядке. Ты чувствуешь ее в себе, вот уже несколько дней как она восстановилась, но ты уже сам не даешь ей выхода. Мне большого труда стоило вытащить тебя сюда. Что случилось, Ичиго? Куда делась твоя решимость?
- Я… не понимаю. Я не сдерживал силу намеренно, - пожал плечами Куросаки, глядя на собственное смутное отражение под ногами. – И решимость тут ни при чем.
Когда Зангетсу заговорил снова, голос его звучал чуть мягче, хотя все еще был строг:
- Я хочу помочь тебе. Но для этого ты тоже должен хотеть помочь себе.
Вместо ответа Ичиго всмотрелся в небо, затянутое тяжелыми, готовыми разразиться дождем или градом тучами, сделал несколько шагов по стеклу, будто проверяя в очередной раз – не упадет ли. Сказал задумчиво:
- Мне почему-то казалось, что здесь все должно окончательно опрокинуться после всего… этого. Классно было бы: смотришь под ноги, а там – небо.
- Что ты чувствуешь?
Ичиго недоуменно поднял глаза на старика. Вопрос отчего-то застал его врасплох. Дыхание замерло на мгновение, все мысли как будто вытряхнули из головы, оставив пустоту, и из этой пустоты Ичиго после паузы извлек бесцветное:
- Кажется… ничего. – Только произнеся вслух, он понял, что так оно и есть. Это пугало. – Ни боли, ни гнева, ни ненависти… Ничего.
- Это не так, - неожиданно возразил Зангетсу и, вытащив одну руку из кармана, повел ею вокруг себя: - Оглянись. Разве то, что ты видишь, - свидетельство равнодушия и бесчувственности? Сейчас здесь тихо, потому что ты нашел способ успокоиться, но в другое время идет дождь, бури разражаются одна за другой, и это все – твои чувства, отделенные от тебя и запертые тут, внутри. Выпусти же свой гнев. Выпусти меня.
- Я забыл, что такое гнев. У меня было достаточно времени для этого.
- Так вспомни. Всего несколько дней назад ты был слаб, ты едва мог держать меня, твое тело было разбито, и разве ты не испытывал гнева по отношению к тем, кто сделал это? Вспомни, Ичиго. Вспомни, что чувствовал. Верни свои чувства – и ты вернешь свою силу. Вспомни, пока еще есть время…
С воспоминаниями у Ичиго проблем не было, хотя иногда он об этом и жалел. Отмотать время на несколько дней в прошлое было несложно. Он просто позволил себе прикрыть глаза, чтобы четче увидеть огромный зал с теряющимися во мраке сводами…
***
Спустя месяц Ичиго снова был в том же зале, в котором он сказал свое «Согласен». И Айзен снова снисходительно рассматривал его сверху вниз, холодно улыбаясь. Тошнотворное чувство дежа вю мешало сосредоточиться. Ичиго стоял прямой, как струнка, высоко подняв голову. Он понимал, что Айзен хочет полюбоваться на то, во что превратился пленник после их гостеприимства. Понимал, что у него плохо получается изображать безразличие и спокойствие. И все-таки ошметки гордости заставляли играть в эту игру. Выдержать помогало только осознание, что скоро все закончится.
- Как я и обещал, Куросаки-кун, ты возвращаешься домой, - торжественно-официально возвестил Айзен. – Надеюсь, ты провел здесь время с комфортом и удовольствием?
Боги, и как у него это получается? Десятилетия упражнений в лицемерии не прошли даром: ни взгляд, ни голос не выдают злой насмешки, он просто сама доброжелательность.
В искусстве лжи Ичиго тягаться с Айзеном, конечно, не мог, но на хмурую кособокую улыбку его все-таки хватило.
- Разумеется, - ответил словно кто-то другой его голосом.
- Не сомневался в этом, - довольно кивнул Соуске. – Скоро тебя проводят в Генсей. Думаю, Улькиорра составит тебе компанию. Он скоро придет сюда. А сейчас ты извинишь меня, если я уйду? Дела, знаешь ли.
Он неспешно приблизился к Ичиго, поднял руку – и Куросаки мгновенно забыл обо всех играх. В памяти отчетливо зазвучало тихое, обманчиво-ласковое «Иди сюда!», заставляя отшатнуться от ладони, коснувшейся его щеки. Как тогда, в первый день. Этого воспоминания никто так и не смог перебить.
- Надо же, такой молодой – и уже такой дерганый, - медово проговорил кто-то, выступивший из-за спины Айзена. Куросаки вскинул глаза на Ичимару. Тот смотрел на него с выражением умиленности на хитрой лисьей физиономии. Гина Ичиго видел впервые за время пребывания в Уэко. И он не знал, каким богам возносить благодарность, потому что если бы к нему заявился еще и этот…
- Полагаю, здесь многие захотят попрощаться с тобой, - вернул внимание Ичиго Айзен, отступая от него и позволяя наконец сделать нормальный вдох. – Надеюсь, мы еще встретимся, Куросаки-кун. И впредь… веди себя благоразумнее.
Кивнув на прощание, Айзен вышел. Гин издевательски помахал Ичиго рукой – как когда-то в Обществе Душ – и пошел следом за своим повелителем.
А Ичиго остался – вместе с арранкарами.
Теперь нужно было пережить только это. Только последний подарок Айзена. Ичиго ждал.
- Надо привести тебя в надлежащий вид перед возвращением. А то твои приятели решат, что ты на курорте был. Это, конечно, если ты не собираешься им рассказывать подробности своего пребывания здесь, - выступая вперед, ядовито улыбнулся Нойтора, прежде чем нанести удар.
Первое ребро не выдержало через пару минут. Еще одно продержалось несколько пинков – и отвратительно хрустнуло. Ключицу переломили, когда Ичиго попытался блокировать мощный удар Ями. Рука – еще пять минут боли, за которой уже не видно лиц. Их голоса доносились многократным эхом, и смысла слов он уже почти не понимал, машинально делая попытки защититься, которые выглядели настолько беспомощно, что ему самому было бы смешно. В другой ситуации. Истощенный, ослабший, Ичиго превосходно играл роль груши для битья, в последний раз позволяя им делать все, что им угодно. Он знал, что не умрет, остальное было не важно. Они собирались отпустить его живым… и в этом была их ошибка.
Прекрасное видение их окровавленных тел не позволяло потерять сознание.
- Эй, Гриммджо, чего ты там прохлаждаешься? – позвал какой-то арранкар, имени которого Ичиго не знал. Не помнил. – Развлечься не желаешь?
- Тоже мне развлечение, - громко и презрительно откликнулись откуда-то сбоку. Куросаки зачем-то повернулся – и увидел Джаггерджака, стоящего в тени высокой колонны в стороне ото всех. Ни на Ичиго, ни на остальных он демонстративно не смотрел, засунув руки глубоко в карманы. – Это даже не драка, а так, пустая трата времени. Ни удовольствия, ни веселья.
- А может, тебе жалко нашего дорого мальчика? – сладко поинтересовался Гранц, небрежно поправляя ядовито-розовую челку. Сам он тоже к Ичиго не приближался, но, вероятно, из-за страха попортить маникюр.
Гриммджо издал резкое «ха!», оттолкнулся от своей опоры, приблизился к кругу арранкаров, в центре которого уже лежал не удержавшийся на ногах Ичиго.
- Зачем мне довольствоваться какими-то огрызками? Я собираюсь убить его, когда он не будет похож на кусок дерьма.
- Убить? А не тебя ли он милостиво пощадил, а потом еще и спас твою жалкую шкуру от моих секир? – злорадно напомнил Нойтора.
Голубые глаза вспыхнули, зажглись яростью, но Гриммджо сдержался и ответил почти спокойно, только с глухой угрозой в завибрировавшем голосе:
- Вот именно за это я его и прикончу. Так что заканчивайте этот фарс, а то он еще сдохнет раньше времени… Опять.
Больше не обращая ни на кого внимания, Джаггерджак подошел к неподвижному Ичиго, подхватил его, как пушинку. Глянул на браслеты, все еще болтавшиеся на истончившихся запястьях, - кивнул Заэлю:
- А эти штуки?
- Конечно, я их заберу. Это ценные вещицы, - отозвался ученый, снимая оковы. – А куда это ты с ним собрался, позволь спросить?
Секста, держа Ичиго под мышкой, как тряпичную куклу, пожал плечами:
- Его же надо оттащить обратно?
- Айзен-сама, вроде, приказал это Улькиорре, - пробасил Ями, который хоть и был идиотом, но начальства старался слушаться, во избежание разного рода неприятностей вроде отрезания руки. Особенно когда волшебной девчонки-целительницы здесь не было.
- Ты его тут видишь? Я – нет, - отрезал Гриммджо, поудобнее перехватывая свою ношу, отчего Ичиго сдавленно выдохнул. – А любоваться на вот этого вот, - Куросаки снова тряхнули, совершенно точно давая понять, что речь идет о нем, - мне осточертело. Выкинуть этот мусор – дело трех минут, необязательно Улькиорру ждать.
- Мусор выносишь… Смотрите какой хозяйственный, - улыбнулся Заэль. – Ну, если тебе так хочется с ним возиться, то это не мое дело.
Остальные, видимо, были того же мнения, потому что больше возражений не последовало. Хмыкнув, Гриммджо размашисто зашагал к выходу. Не пытаясь освободиться, Ичиго только проговорил, задыхаясь:
- Меч…
- Будет тебе меч, успокойся, - ворчливо раздалось сверху.
И занпакто, в самом деле, скоро появился в другой руке Джаггерджака. Как это произошло, Ичиго не был уверен, но, кажется, Гриммджо на несколько минут оставил его в коридоре, а когда вернулся, то с ним уже был старина Зангетсу.
Все то время, что они добирались до Генсея, Джаггерджак молчал. Не издевался, не оскорблял – просто молча тащил его. Один раз Ичиго зашевелился, пробормотав:
- Пусти, я могу идти сам.
- Ага, щас, - даже не видя лица арранкара, Куросаки отчетливо представил его оскал, косящий под улыбку. От ясности картинки он почему-то вздрогнул.
Когда они оказались на пустынной улице Каракуры – минутах в десяти ходьбы от магазина Урахары, как определил Ичиго, осмотревшись – Гриммджо сгрузил Куросаки на грязный холодный асфальт дороги, бросил меч рядом, отчего тот оскорбленно лязгнул.
Словно поняв, о чем пропел металл, арранкар добавил с кривой улыбкой:
- Держи свой консервный ножик. Надеюсь, когда мы встретимся в следующий раз, ты сможешь сам держать его в руках. И крепко.
- Не сомневайся, - заверил Ичиго, кое-как поднимаясь на ослабшей здоровой руке и сплевывая кровь, все еще сочащуюся из разбитой губы.
- До дома, уж извини, не провожаю, - сказал Гриммджо по-прежнему издевательски, но Куросаки почему-то показалось, что извинение было вполне серьезным. У него, наверное, сотрясение мозга, раз мерещится всякое.
- Проваливай, - прошипел – скорее от боли в изломанном теле, чем от злости.
Гриммджо фыркнул и пошел прочь – как всегда, с руками в карманах. Обернулся – помедлил, глядя, как Ичиго, морщась, пытается подняться.
- Еще увидимся, - бросил то ли обещание, то ли угрозу – и исчез, как будто его здесь и не было.
Ичиго встал, опираясь на Зангетсу, повел по сторонам мутными глазами. Двигаться было больно, дышать было больно, но ему нужно было добраться до Урахары. Там он сможет восстановиться и вернуть силы. А потом убить их всех.
Стиснув зубы, Ичиго сделал первый шаг.
***
Только сделав шаг, он опомнился, распахнул глаза – и с изумлением увидел, что начался снегопад. Как отклик, отзвук поднявшегося в нем холодного гнева. Зангетсу был прав: вспомнить его оказалось не так уж трудно. Гнев пробивался сквозь отупение, сквозь болевой шок, парализовывавший все чувства. Гнев сыпался с неба, устилая собою все вокруг.
Только Ичиго забыл, кто может спрятаться за ним, слиться с ним воедино – верный спутник и вечное проклятье.
- Какая встреча! – услышал Куросаки насмешливый голос с металлическими нотами, лишь сейчас понимая, что он больше не видит Зангетсу. Вместо черного силуэта за снежной завесой показались белая одежда, белые волосы и белое лицо.
Его пустая половина, закинув меч на плечо, рассматривала его с откровенным любопытством. Бескровные губы растянулись в приветливую улыбку, и предвещать это могло только одно: крупные неприятности.
Продолжение - в комментариях
-
-
17.06.2009 в 12:06***
Будильник он опять забыл завести. Очередная дурная привычка, появившаяся за прошедший месяц, в течение которого последнее, о чем Ичиго тревожился, - это проспать что-то. Потому что сложно не проснуться, когда тебя… В общем, не завел он чертов будильник, и в итоге его разбудило светящее прямо в лицо солнце, которое вскарабкалось где-то за сплошной серой пеленой уже довольно высоко. В первую секунду Ичиго встрепенулся, во вторую вспомнил, что сегодня суббота, а в третью повернул голову – и чуть не совершил прыжок из положения лежа, натолкнувшись на ярко-голубой взгляд. Спросонок ему показалось, что знакомые внимательные глаза снова принадлежат взрослому, прожившему долгую жизнь человеку, но перед ним, забравшись с ногами на стул возле стола, сидел по-прежнему ребенок. И ребенок этот пялился на него так, что Ичиго, поежившись, засомневался: а от солнца ли он проснулся?
- Ты чего? – разлепив сухие губы, спросил Ичиго и немного неловко одернул задравшуюся на животе футболку. От мысли, что он так долго лежал тут, как лягушка перед препарированием, по коже неприятно пробежали мурашки.
- Мне скучно, - довольно миролюбиво отозвался мальчишка, не двигаясь с места и не мигая глазами с черными поблескивающими бусинками зрачков.
- А по мне что, картинки, как по телевизору, показывают? – Куросаки сел, зевая, и собрался всерьез позлиться на пацана, но как-то не злилось. - Послушал бы музыку, я же тебе вчера показывал, как плеер работает…
- В тишине лучше. Ничего не отвлекает.
- Но ты же сам сказал, что тебе… Ай, ладно, - махнул рукой Ичиго, не собираясь вникать в особенности логики арранкара. И только поднявшись с постели, он запоздало подумал, что стоило бы уточнить, от чего именно Гриммджо могла бы отвлечь музыка. Впрочем, он не был уверен, что ему действительно нужен ответ. Что ему вообще что-то нужно от этого человека, если его, конечно, можно так называть. Собираясь отправиться в ванную, Ичиго все же добавил – исключительно для проформы: - И все-таки неприлично рассматривать спящих людей.
- Неприлично?
Было похоже, что это слово ему вообще незнакомо. Ну да оно и неудивительно… Ичиго скорее поразился бы, если б в Гриммджо вдруг совесть взыграла. Еще раз напомнив себе, что воспитатель из него фиговый, Куросаки пошел умываться и заодно рефлексировать на тему того, как проводить рядом с ним выходные. Почему-то раньше Ичиго об этом не подумал, как и о многом другом, собственно. Гриммджо обещал отчаливать к Урахаре, когда Куросаки занят, но сплавить его сейчас было едва ли возможно. Во-первых, не пойдет, пока не убедится, что Ичиго и впрямь занят, а выдать за серьезные дела внушительную кипу уроков несмышленому ребенку весьма проблематично. Во-вторых, даже если бы он согласился, отвести его в магазин было некому: Рукия, судя по всему, ушла куда-то, иначе она разбудила бы Ичиго раньше. Можно было бы и самому отвести Джаггерджака, но это пока пробегаешь туда-сюда, потом все равно к Урахаре идти, а та самая кипа уроков сама собой никуда не денется. Здравый смысл же подсказывал Ичиго, что надо бы заняться учебой, не думать о которой тоже стало его дурной привычкой в последнее время. А оставаться на второй год как-то не хотелось… Суммировав все доводы, он понял, что остается только одно: как-то сосуществовать с Джаггерджаком, при этом не слишком на него отвлекаясь.
К выполнению поставленной задачи Ичиго и приступил по возвращении в комнату. Всучил мальчишке найденный где-то альбом для рисования (вчера они с Рукией чуть не подрались в попытке выявить победителя, а Ичиго от роли судьи благоразумно уклонился) и углубился в тайны биологии. Попытался углубиться, во всяком случае: Гриммджо то и дело дергал его вопросами, каждый раз поражавшими Куросаки отсутствием какой-либо связи с предыдущими, и закрученная научная мысль ускользала, махнув хвостом. Приходилось по пять раз перечитывать один и тот же абзац, и нервы у Ичиго начали сдавать. В итоге, когда Гриммджо все-таки поинтересовался, что он такое интересное делает, Куросаки всучил ему учебник со словами «Сам посмотри!» и взялся за физику.
Как ни странно, в комнате воцарилась тишина. То ли мальчишка наболтался, то ли его по-настоящему увлекли рисунки вдоль и поперек «вскрытых» людей, то ли звезды как-то иначе выстроились… Главным было то, что у Ичиго появился шанс хоть что-то нормально прочитать.
Длилась идиллия часа два, и за это время Куросаки успел подлатать свои знания по физике, химии и географии. Но когда рука потянулась к учебнику по литературе, Фортуна повернулась к нему другой частью тела. Потому что Гриммджо, отложив книгу, потерявшую, кажется пару-тройку самых впечатливших его страниц, встал и тихонько пошел к двери.
- Ты куда это? – насторожился Ичиго, надеясь, что мальчишке просто приспичило в туалет и в глубине души в это заранее не веря.
- Погулять, - небрежно отозвался Гриммджо, едва повернув к нему голову.
Та-а-ак…
- Плохая идея, - осторожно сказал Ичиго, удерживая себя от более резких формулировок.
- Почему? – искренне удивился арранкар. – Из тебя слова лишнего не вытянешь, а мне надоело сидеть на одном месте. Тут даже нет этой странной говорящей штуковины, с которой можно было бы поиграть.
Кстати, да: Кона тут не было. Вчера Юзу забрала его к себе, и он до сих пор не появлялся. Может, по собственной воле – если еще дуется. Хотя это Ичиго было только на руку, потому что окажись тут еще и Кон – и об учебе можно было бы забыть. Главной заботой Куросаки стало бы разнять этих двоих и не сойти с ума в организовавшемся балагане.
- Не надо тебе разгуливать по улицам в одиночестве. Мало ли что может случиться, - с нажимом произнес Ичиго, хотя по надменному повороту головы и прямой спине можно было догадаться, что эти слова – как об стенку горох.
- Я взрослый и со всем могу справиться самостоятельно, - отрезал Джаггерджак.
Какая-то чересчур знакомая интонация холодком вошла в сердце, сбив ровный ритм, и в то же время слова его убедили Ичиго, что в одиночку гаденыша точно никуда выпускать нельзя. Мысленно сосчитав до десяти, он захлопнул только-только отряхнутый от пыли учебник, посмотрел на часы и обреченно сказал:
- Я пойду с тобой. Прогуляемся немного – и к Урахаре-сану, мне туда все равно надо.
Гриммджо наконец обернулся, и от его лучезарного вида Ичиго совсем скис, но все же добавил:
- Только оденься теплее. Гигай не гигай, а так ты замерзнешь.
Может, он и фиговая нянька, но не морозить же этого заморыша?..
-
-
17.06.2009 в 12:07Как бы то ни было, на прогулку они все-таки выбрались. И поначалу все было даже до неприличия безмятежно. Первые шагов двести.
Потом со стороны детской площадки к ним прилетел футбольный мяч, едва не угодивший Гриммджо в голову. Ичиго инстинктивно вытянул руку, чтобы оттолкнуть летящий «снаряд», но арранкар его опередил: хоть и в детском теле, а реакции у него были отменные. Он не просто отбил удар, но и удержал мяч в руках, рассматривая его так, словно удивлялся, откуда он взялся.
- Эй, малой, кинь мяч!
Джаггерджак медленно повернулся и посмотрел на обращавшегося к нему полненького мальчишку лет двенадцати, которому, видимо, было лень бежать за так далеко улетевшим мячом. Усмехнулся. И вот тут Ичиго почувствовал то самое, что привлекло внимание в вечер, когда они нашли Гриммджо. Слабое, больше похожее на тень, колыхание царапающей коготками рейацу. Можно было только гадать, разозлило ли его больше обращение или сам небрежно-приказной тон, с которым к нему посмел сунуться горе-футболист, но Ичиго даже среагировать не успел: мяч действительно отправился к владельцу, притом с такой силой и скоростью, которые не оставляли последнему ни малейшего шанса уклониться. Поймав свою собственность животом, мальчишка охнул и покачнулся. Ему стоило поблагодарить свой толстый на вид пуховик, который явно смягчил удар.
- Держи, - процедил Гриммджо, с удовлетворением оглядывая дело рук своих.
Ичиго смотрел то на арранкара, то на второго пацана, то на прохожих, неодобрительно косившихся на Джаггерджака, и решил, что лучше всего поскорее убраться отсюда. Конечно, нормального ребенка стоило бы заставить извиниться, но тут-то как раз пригодилось знание того, что Гриммджо – не нормальный и даже не ребенок. Поэтому, ухватив его за руку, Ичиго поволок постоянно оглядывающегося, но не особо сопротивляющегося мальчишку в ближайший переулок.
- Ты чего делаешь?! А если бы ты его покалечил? – спросил Ичиго, слегка встряхнув Гриммджо за плечи. На его удивление, тот не окатил его волной негодования, но высвободился тут же – гибко, как вода из-под камня.
- Этим бы не покалечил, - спокойно отозвался он. – И он сам напросился. Слишком наглый.
- Кто бы говорил, - буркнул Ичиго, понимая, что внушение сделать все равно не удастся. Хотя попытаться стоило: - Послушай, вряд ли он хотел тебя обидеть. И вообще, веди себя сдержаннее, нечего лишний раз внимание привлекать. И тем более не надо на людей кидаться.
- Ага, - беззаботно откликнулся Джаггерджак, уже явно не слушая его, забыв о толстяке с мячом и провожая недобрым взглядом облезлую, тощую, как смерть, собаку.
Ичиго внимательно посмотрел на него, поежился и на всякий случай добавил:
- С животными тоже ничего делать не надо.
Гриммджо посмотрел на него с веселым недоумением, как бы спрашивая «это вообще обо мне речь?», а потом ухватил Ичиго за руку и потянул по тротуару, заприметив что-то интересное.
А Куросаки пребывал в такой прострации, что даже руку вовремя не отнял.
Еще с полчаса их прогулка ничем не омрачалась, но потом Гриммджо захотел шоколадку. Ичиго, признаться, тоже захотел шоколадку, потому что стресс, потому что устал… ну и потому что просто сладкое любил. Но говорить об этом мальчишке он не посчитал нужным, а просто завел его в ближайший магазин, оказавшийся, как назло, супермаркетом. И разумеется, Гриммджо захотел пройтись по всем рядам и все-все-все рассмотреть. В отделе фруктов и овощей они и столкнулись с обворожительной девушкой, которая, очевидно, здесь работала, потому что была без верхней одежды, в одном коротком платьице, не особо скрывавшем ее прелести ни сверху, ни снизу. Увидев остановившегося рядом Гриммджо, она отложила ананас, который вертела в руках, и, слегка присюсюкивая, сказала:
- Хочешь что-нибудь из фруктов, малыш? Помочь тебе выбрать?
Ичиго, чуть отставший, подошел к ним и тронул арранкара за плечо, с легкой тревогой следя за тем, как на слове «малыш» между бровей Гриммджо пролегла складка. Однако, взглянув на доброжелательную девицу, мальчишка только стиснул зубы и отвернулся, собираясь перейти к другой витрине. Едва Куросаки порадовался тому, что Джаггерджак, кажется, все-таки способен держать себя в руках, как оскорбленная в лучших чувствах гарпия вполголоса спросила словно бы у самой себя:
- А это мода - красить волосы уже в таком возрасте? Или старший брат пример подает? – на последних словах она скользнула взглядом по Ичиго и тут же отвернулась, возвращаясь к своему ананасу.
Гриммджо замер, развернулся и подошел к ней, привлекая внимание. Когда девица в раздраженном недоумении уставилась на странного мальчика, он смерил ее ледяным взглядом и спросил негромко, но отчетливо:
- А ходить в одежде, которая тебе мала, - тоже мода?
Девушка резко побледнела, потом покраснела, открыла рот, чтобы что-то сказать, но в итоге, зло зыркнув на Ичиго, будто это он был повинен во всех грехах, ушла, звонко цокая по кафелю каблучками и сжимая в руках многострадальный ананас.
- Пошли, Ичиго! По-моему, вон там что-то вкусное, судя по запахам! – как ни в чем не бывало заявил Джаггерджак и, не дожидаясь ответа, ломанулся в кондитерский отдел.
Ичиго смог пойти за мальчишкой не сразу. Он, оказывается, и забыл, что Гриммджо умеет бить не только кулаками.
И не только если нужно защитить себя.
-
-
17.06.2009 в 12:08И опять у Куросаки появился "брат".
-
-
17.06.2009 в 13:15Почему опять?
-
-
17.06.2009 в 14:42-
-
17.06.2009 в 14:46а ещё в каком-то фике Гриммджо тоже назвали родственником Куросаки)
-
-
17.06.2009 в 14:49-
-
17.06.2009 в 14:52-
-
17.06.2009 в 14:54-
-
17.06.2009 в 15:14-
-
17.06.2009 в 15:37-
-
17.06.2009 в 15:45Аааа, "братская любовь" в глазах девочек-явно-яойщиц
Kasagaeru
Ага.. типа того.
-
-
17.06.2009 в 15:56-
-
17.06.2009 в 15:59Kassielle , а чего вы извиняетесь то? Я уже не помню, что там было, сейчас перечитывать буду.
-
-
17.06.2009 в 16:01а меня можно тыкать куда угодно(с)
-
-
17.06.2009 в 16:06-
-
17.06.2009 в 16:08-
-
17.06.2009 в 16:09А вот мне самой интересно, как они эти все филлеры создают - под руководством Кубо или самостоятельно... по идее, должны советоваться, чтоб не наснимать чего-то совсем выбивающегсоя... Хотя им, по-моему, пофиг. Вон арка про Луричиё - Ичи спокойненько в Пустого превращаться умеет, а куда делось Уэко - одному Айзену известно.
-
-
17.06.2009 в 16:13Мне показалось, что вы тоже.
Serenada , может, это было перед походом в Уэко-Мундо? Маловероятно, конечно, ну а вдруг? Говорили, что вроде Кубо сам придумывал образ Амагая.
И опять всех побил Ичиго.
-
-
17.06.2009 в 16:15-
-
17.06.2009 в 16:22А можно полную версию Гриммджо, который у вас на аватарке?
-
-
17.06.2009 в 16:30Перед походом в Уэко это быть не могло, ибо Ичи, едва освоив "пустолизацию", ломанулся за Иноуэ, а в филлерах они беззаботно учатся, никто никого никуда не похищал... и вообще не жизнь - малина.
Думаю, они там просто махнули рукой и решили поразвлечься, и Кубо вместе со всеми.
после этих филлеров я разочаровался в Ямамото.
Аналогично. Козлина старый.(((
-
-
17.06.2009 в 16:45-
-
17.06.2009 в 17:20Kassielle , спасибо.
-
-
17.06.2009 в 17:21-
-
17.06.2009 в 22:47БЛЯТЬ! ЭТО ОХУИТЕЛЬНО!
не то, чтобы я садист, но меня так мажут ангсты с ичи, это божественно
вообще, не люблю отдавать куросаки кому-то кроме гриммджо (или ренджи, в крайнем случае), но вот так без чувств насиловать ичиго - это восхитительно
еще не люблю сюжет, отходящий от канона, но тут это так изумительно описано, что не могу не стонать от переизбытка щастья
еще хочется сказать огромнейшее спасибо за вхарактерность, просто наиогромнейшее спасибо
в общем, автор, я у ваших ног
только вот я не совсем понял, почему все решили, что надо починить маску гриммджо?
он же безвредный сейчас.. чтобы с мелким не возиться?
или они тоже кончают от рыжих и голубых? х)
-
-
17.06.2009 в 23:28Спасибо, весьма польщен.
почему все решили, что надо починить маску гриммджо?
Так наоборот, решили ничего не делать, чтобы он таким и оставался.) Хотя учли, что теоретически Иноуэ может Гриммджо в нормальную форму вернуть.))
-
-
17.06.2009 в 23:31не, ну насколько я помню, они ничего делать не стали, потому что ичиго единственный возмутился, а так бы они его вроде того, к орихиме, нет?
-
-
17.06.2009 в 23:34Ну, Урахара указал на возможность восстановления Гриммджо, и Ренджи высказался бы скорее за, потому что сердечно желает ему смерти.
Остальные просто на более холодную голову (или по еще каким причинам))) прикинули, что это бессмысленно, жестоко, недостойно блаародных шинигамей... и оставили все как есть.
-
-
17.06.2009 в 23:41ну логика в принципе понятна, наверное, я просто с ними не согласен, потому что вижу другие варианты)
эх, меня бы к ним, я бы объяснил, какой гриммджо прекрасный и как он любит ичиго XD
хотя они там походу и без меня скоро разберутся ^______^