Страшнее всего та ложь, которая глагол
Название: Равноденствие.
Автор: Serenada
Пейринг: много кто/Ичиго. Возможно, всплывут еще пейринги - "не клубничные"))
Рейтинг: R/NC-17
Жанр: ангст (может даже, с элементами дарка, уж очень все плохо))
Дисклаймер: ничего моего
Саммари: Капитаны в Уэко Мундо так и не пришли…
Размер: предполагается, вроде, миди. WIP)
Предупреждения: частичное AU, принуждение, банальщина… Не ручаюсь за абсолютное IC*ну да, это ж яой
*
Посвящение: для Cry_to_Heaven
Предыдущие части: тут и тут
читать дальше***
Большинство учеников с неохотой посещают школу с ее нудными уроками, горами заданий и прочей ерундой, мешающей радоваться жизни. Хотя бывают и отдельные случаи, когда отношение ко всему этому занудству кардинально меняется. По крайней мере, несколько учеников Старшей школы Каракуры научились смотреть на свое учебное заведение как на спокойный уголок обыденности, в котором можно представить, что нет никаких Пустых, Общества Душ, Ключа Короля, шинигами, квинси, арранкаров… Просто знакомые стены, знакомые одноклассники и учителя, устные ответы и письменные тестирования. Без риска для жизни, без необходимости принимать трудные решения – во всяком случае, не труднее, чем выбор между вариантами «1» и «3» в тестовом задании. И если ошибешься, тебе не снесут голову с плеч катаной. Даже если на особо ленивых учеников иной учитель может так глянуть, что в этом поневоле начинаешь сомневаться…
Так или иначе, даже угроза войны с Уэко Мундо не могла лишить Ичиго и его одноклассников некоторых вещей, вносящих подобие стабильности в их жизни, в первую очередь – школы.
На перемене они обедали в столовой, расположившись все вместе за одним столом. Обычная компания школьников. Ну… обычность немного смазывал высоченный детина с красными волосами и вызывающими татуировками на лбу, но в целом внимания они не привлекали. Разговор шел об учебе – не обсуждать же стратегию Готей-13, когда вокруг столько ушей, любые из которых могут оказаться слишком любопытными. А так, в самом деле, можно было подумать, что ничего, кроме школы, этих самых обычных подростков не интересует. Иноуэ и Рукия рассуждали об очередном задании, связанном с рисованием – что-то на тему будущего человечества через тысячу лет. Вдруг Орихиме, спохватившись, полезла в кармашек сумки, висящей на спинке стула.
- Совсем забыла съесть витаминку, - с улыбкой пояснила она. – В это время года важно принимать витамины, чтобы не заболеть. Хотите, я с вами поделюсь? Куросаки-кун?
Ичиго, с отсутствующим видом сидевший рядом и вяло ковырявший палочками в своем бэнто, посмотрел на нее, будто пытаясь незаметно определить, где он вообще находится. Перевел взгляд на таблетки, которые девушка держала в руке. Аккуратные белые кругляшки, поблескивающие глянцевыми боками. Медленно моргнул, улыбнулся своей странной пугающе-мягкой улыбкой, которая стала слишком часто появляться на его лице, и покачал головой:
- Нет, Иноуэ. Спасибо.
Ренджи быстро глянул на него через стол и отвел глаза. Такой Ичиго казался ему самозванцем, чужаком, и надо было отвлечься от его обманчиво-приветливого расслабленного лица, чтобы напомнить себе, что это не так. Что с ними по-прежнему – снова! – Куросаки, просто ему нужно время. На что-то. На возвращение к самому себе.
Повисшую паузу прервал Исида, деловито взглядывая на название витаминов:
- А я не откажусь, Иноуэ-сан. О здоровье нужно заботиться.
Иноуэ радостно и чуть суетливо поделилась с Исидой одной круглой таблеткой, болтая что-то безобидное, и всем показалось, что делает она это только для того, чтобы не молчать. Она, конечно, тоже не могла не замечать, как изменился Ичиго, и, несмотря на все ее беззаботные улыбки, было видно, как она переживает.
Ичиго захлопнул крышку бэнто с так и не доеденным обедом, встал и рассеянно махнул рукой:
- Увидимся в классе.
Ренджи дернулся было пойти за ним, но Рукия тронула его за руку – и он остался. С тоской посмотрел на аппетитные роллы и понял, что есть совершенно не хочется.
***
Урод с розовыми волосами и женским лицом скармливал ему какие-то таблетки, от которых он сам себе становился чужим. Все тело – как непослушная вата, набитая в оболочку из истончающейся до листа бумаги кожи. От этих пилюль Ичиго было жарко, так жарко, что, казалось, вата вот-вот вспыхнет в обтекающем его огне. А Заэль Аполло сидел на постели рядом с ним – обнаженным, дрожащим, через силу дышащим – и улыбался. И нес какую-то насмешливо-пафосную чушь о своей гениальности и непобедимости. И невесомо касался изнывающего тела длинными пальцами с острыми коготками. Подушечками обводил искусанные малиновые губы, мягко вел по шее, легко царапал напряженные соски, проводил пять горящих полос по животу, едва ощутимо – и будто распарывая, доставая внутренности. Чертил крошечную окружность в центре живота, раздражая до темноты перед глазами. И только иногда, в качестве поощрения за прорывающиеся сквозь ругательства глухие короткие всхлипывания Ичиго, длинно и невыносимо медленно скользил по твердому члену, противно посмеиваясь. Большего он никогда не делал, видимо, не желая пачкать себя близостью с обычным подопытным кроликом. И все же, памятуя о пожелании Айзена-сама, Заэль несколько раз посещал Ичиго, пробуя на нем разные виды афродизиаков, созданием которых он развлекался на досуге.
За эту очаровательную чистоплотность Гранца Ичиго возносил хвалы небесам – и одновременно, ужасаясь себе, проклинал чертова ученого за то, что не дотронется по-настоящему, не лизнет узким розовым языком наэлектризованную желанием кожу, не войдет в него… Эти мысли и образы, мечущиеся в воспаленном, возбужденном сознании, спустя время мучили Ичиго не меньше, чем реальные воспоминания. Он понимал, что это все наркотики, но моменты, когда он действительно хотел арранкара, оставались с ним навсегда.
А еще мучительнее были те секунды, когда Заэль развязывал его руки, примотанные к спинке кровати поясом. Это всегда происходило, когда ни дышать, ни кричать, ни стонать Ичиго уже не мог, обессиленный, раздразненный порханием нежных пальцев. Тогда Гранц, нашептывая какие-то пошлости, освобождал его – и, как бы Куросаки ни запрещал себе, его руки, будто принадлежащие другому человеку, тянулись вниз, чтобы избавиться от тяжести. И он бесстыдно ласкал себя перед этой отвратительной тварью, пока тело не взрывалось острым, обескураживающим оргазмом. А Заэль пристально наблюдал за ним с довольной улыбкой и предусмотрительно отодвигался, чтобы на него ненароком не попало несколько белесых капель. Потом он уходил, оставляя Ичиго едва ли не более пустым, чем все те Холлоу, которых убивал шинигами.
Хотя пару раз Гранц поступал по-другому. Доведя Ичиго до полубезумия, он просто бросал его связанным в комнате. На доносящееся до него хриплое «Развяжи!» блестел жемчужно-белыми зубами:
- Уверен, сюда скоро кто-нибудь придет. Обратись к нему с этой просьбой. И… хорошо вам повеселиться.
Гранц, конечно, был прав: через какие-то пару-тройку вечностей к нему заявлялся кто-то другой. И Ичиго, опьяненному, перевозбужденному, мечтающему только о том, чтобы кончить, было уже все равно, с кем из них.
А потом было тяжелое похмелье. Круговерть перед глазами. Неподъемная голова, будто прибитая к подушке гвоздями. Какой бы дрянью ни пичкал его Гранц, она травила качественно – до невозможности сползти с постели. О том, чтобы идти куда-то, и речи быть не могло. Дожидаясь, когда внутренности займут положенные места, Ичиго бессмысленно рассматривал окольцовывающие его запястья фиолетово-лиловые браслеты – под серебристой гладью «игрушек» Заэля. Ученый, как и обещал в первый день, рассказал ему принцип их работы. Правда, Ичиго в тот момент был неспособен понять хоть одно слово из той пространной речи: слишком близко и сладко касались его проклятые тонкие пальцы Гранца. Синяки же на коже не сходили не только из-за ограничителей. Не то чтобы его сильно били (может, и на этот счет им инструкции дали?), но, забываясь, он начинал вырываться, выворачивая запястья, пытаясь сдвинуть колени. Результатом становились только темные пятна, быстро расцветавшие на тонкой коже.
Хотя, когда приходил Заэль, удерживать Ичиго особой необходимости не было.
Редкие дни из тех тридцати казались ему более отвратительными, чем эти.
***
Стоя над раковиной в школьном туалете, Ичиго в который раз ополоснул лицо холодной водой и посмотрел на себя в зеркало. Оттуда на него пялился бледный подросток с синяками под тусклыми глазами. Осторожная тренировочная полуулыбка только усугубила картинку: теперь отражение казалось сумасшедшим.
Пронзительный звонок возвестил, что времени на примерку масок нет. Ичиго с сожалением перекрыл воду и пошел в класс.
***
Он проснулся толчком, будто выплывая из холодной глубины. Ему не приснился кошмар – Ичиго был в этом совершенно уверен. Ему вообще ничего не снилось. Просто темнота, в которой иногда колышется что-то смутное – и тут же замирает. Ощущение уходило, стоило только открыть глаза, хотя он не знал, почему просыпается каждый раз вот так, буднично и бесчувственно. Ему даже не хотелось понимать это.
В комнате было по-обычному тихо, но с некоторых пор понятия о тишине у Ичиго сильно изменились. Здесь громко тикали часы. За приоткрытым окном было слышно, как сырой ветер гонит по дороге пустой пакет. Иногда проезжала машина, шурша шинами, порыкивая двигателем и на несколько секунд подглядывая в спальню отсветом фар. Здесь было… громко.
Ичиго приподнялся на локтях (спать на животе – еще одна привычка, появившаяся не так давно) и вздрогнул, посмотрев на свои руки. Тени от капель воды на оконном стекле россыпью покрывали кожу, как трупные пятна. Пара секунд ушла на осознание того, что это просто напоминание о мерзком дожде вперемешку со снегом, который шел весь вечер. Ичиго шевельнул рукой, а тени остались на месте. Все правильно, все как надо.
Мимо дома, фырча, прокатила еще одна машина. Ичиго поморщился от грохота и опустился на подушку, перевернувшись на спину и закрывая глаза. Он догадывался, почему ему не снятся сны. Это было компенсацией того, что кошмары приходили в любой момент бодрствования.
Черт, как же здесь было громко, в этой подпорченной тишине.
***
А та тишина – каменный монолит - сводила с ума. Впору было разговаривать с самим собой, только чтобы не ощущать это гулкое, мертвое молчание. Полное отсутствие жизни. Слушать собственное дыхание тоже становилось невыносимо, и в какой-то момент Ичиго, внутренне вздрагивая, понимал, что он ждет. Когда откроется дверь – распахнется с тихим шорохом. Зазвучат чужие шаги, вспарывая плотную тишь. Зашелестит ткань чьей-то одежды. Раздастся чей-то голос, рассыпающий насмешки и оскорбления.
Самым страшным оказывалось то, что так и происходило.
Первые пара недель пребывания в гостях у Айзена больше всего подходили под классическое определение ада. Он был хоть каким-то событием в их унылой пустыне. Он привлекал любопытство если не всей толпы очеловеченных пустых, то, во всяком случае, достаточного количества. Вначале Ичиго еще удивлялся тому, как их самих не тошнит от «общей кормушки» (а ощущать так себя он начал очень быстро). Потом понимание пришло само собой. Арранкары хоть и получили разум, но все равно были во многом животными – подчиняющимися инстинктам, не брезгующими дармовым удовольствием в скучном Уэко Мундо. За неимением других развлечений, они не гнушались нечаянно оказавшимся в полной их власти мальчишкой, которого почему-то нельзя было убивать, зато разрешалось трахать сколько угодно тому, что у людей обычно называют душой.
Впрочем, у них, вероятно, тоже были свои принципы. Попользоваться разок после других – почему бы и нет, но не прийти во второй раз. Может, причиной было удовлетворенное любопытство. Может, они таким образом выказывали свое презрение. Они не возвращались – и это было главным.
Хотя случались и исключения…
Нойтора Джируга, пятый из Эспады. Тот самый, от которого Ичиго, как идиот, защитил Гриммджо. Тот, кто вновь лишил сил Нелл и кто едва не убил самого Куросаки. Наверное, он считал Ичиго своим личным военным трофеем и бесился, что его нельзя прикончить. Наверное, поэтому Ичиго встретился с ним еще не один раз…
Нойтора приходил с юношей, который был там, в пустыне, а потом и в тронном зале Айзена. Тесла – так его звали. Стройный, тихий, кажущийся очень юным – и беспрекословно подчиняющийся своему хозяину. В первый раз Нойтора, растягивая в улыбке свой безобразно большой рот, повторил то, что он сказал Тесле во время их битвы: «Делай с ним, что хочешь».
Во второй раз молча наблюдал, как двигаются на постели в рваном, болезненном ритме обнаженные юношеские тела.
В третий раз не выдержал – и присоединился. Может быть, убедил себя, что ничего зазорного в том, чтобы развлечься с таким слабаком, нет. Ичиго не думал об этом. Он просто испытывал облегчение от того, что у Нойторы хватило выдержки хотя бы на первые два раза.
Было и еще одно исключение, которое…
***
Назойливый не-сон, лезущий под закрытый веки, вспорхнул от резкого движения, смазывая уже проступивший угловатыми резкими очертаниями образ. Стиснув зубы до боли, Ичиго опять перевернулся на живот, обхватывая горячую измятую подушку руками. Он еще успел посетовать про себя, что не выспится и завтра будет снова пугать друзей своим видом зомби, прежде чем сработала память тела, уволакивая его в другой уголок недалекого прошлого.
Он лежал на другой постели…
***
Он лежал на постели, которую ненавидел, и у него болело все тело, которое он ненавидел еще сильнее. Хотя за что? Это ведь всего лишь тело. Всего лишь плоть, к которой прикасаются чужие руки. Да и то не совсем верно. Тело его дома. Может, валяется бесчувственной куклой, а может, в нем сейчас Кон – как всегда пытается клеить девчонок. А тут просто-напросто духовная сущность. Мелочь. Не смертельно. А если вжаться лицом в подушку посильнее, то и вовсе все станет хорошо.
Именно такие идиотские мысли в те моменты помогали Ичиго не тронуться умом. Помогали остановить лихорадочный и бесполезный счет в голове. Помогали не думать, как и где его трогали недавно. Помогали даже забыться сном – соскользнуть в него с этих глупых, бегущих по кругу мыслей, как с детской горки. Наверное, к этому были причастны и таблетки, которыми напичкал его ублюдочный ученый, но о них как раз думать было не нужно.
Ичиго понятия не имел, минуту или час назад он уснул, но в себя его привело малоприятное ощущение опустившегося на него с приличной высоты сейфа. Каждая клетка его измученного тела знала, что это может быть только Айзен, но Куросаки хотя бы из упрямства приоткрыл глаза и скосил их вбок, хотя и ничего не увидел.
Зато почувствовал. Рядом с ним сели, большая ладонь вдруг легла на голову, с издевательской нежностью погладила по волосам и, спустившись ниже, замерла на спине Ичиго.
- Бедное дитя, - произнес Айзен с сожалением, похожим на настоящее.
- Признаёшься в педофилии? – тихо, с натужной усмешкой откликнулся Куросаки, не пытаясь шевельнуться. Ему казалось, что, если он попробует, обязательно случится что-нибудь глупое и унизительное – ну, в том, старом и обычном значении этого слова. Например, его вырвет. Или у него ненароком лопнет голова. Или он потеряет сознание от накатывающего все сильнее из-за рейацу Айзена головокружения. Поэтому он просто неподвижно лежал и чувствовал этого человека всеми порами.
Ичиго не было страшно. Так, как в тот первый день, – уж точно нет. Он слишком хорошо знал, что Айзен его больше не тронет. Не после всех этих арранкаров. Не тогда, когда дополнительно ломать уже незачем. Ни одной причины, чтобы еще раз снизойти со своего пьедестала.
- А ты никогда ничему не учишься, правда? Снова дерзишь…
- Привычка, - огрызнулся Ичиго, сжимая под подушкой кулаки. Ноющая боль в запястьях стала острой, словно ее наточили, а дышать было трудно.
Рука, греющая спину, снова двинулась – пальцы заскользили по желобку позвоночника, сверху вниз. И Ичиго показалось, что Айзен, даже не делая ничего особенного, все равно как будто снова трахает его. Мягкими прикосновениями. Тяжестью духовной силы. Доброжелательным голосом, с укором произносящим:
- Глупый ребенок, и зачем только ты ввязался во все это?
- И зачем только ты приперся сюда, если задаешь одни риторические вопросы? – фыркнул Куросаки, обещая себе оставаться спокойным. Он совершенно точно находился в выигрышной позиции – ему просто нечего было терять.
- Просто я, как хороший хозяин, хотел убедиться, что тебе здесь комфортно. Надеюсь, тебя все устраивает, Куросаки-кун? – в вопросе было столько неподдельной заботы, что Ичиго с трудом поборол желание все-таки обернуться и посмотреть на его бесстрастную физиономию. Неудивительно, что этому лицемерному ублюдку верило все Общество Душ столько лет. Не чувствуй себя Куросаки попользованной рваной тряпкой, он бы и сам, пожалуй, поверил.
Но неужели Айзен рассчитывал услышать жалобы и мольбы о пощаде? Нет, вряд ли… Это просто была небольшая проверка – для подтверждения мнения, которое он составил об Ичиго. Досуговое развлечение. Удовлетворение садистских склонностей. Издевательство в чистом виде… или еще что-нибудь. Так или иначе, жаловаться Ичиго не собирался, и от него этого не ждали. Полное взаимопонимание и взаимоудовлетворение. Идиллия.
- Меня все устраивает, - спокойно ответил он.
- Рад слышать, - расцвела в голосе самая гостеприимная из всех возможных улыбок. – Но, кажется, ты неважно себя чувствуешь, Куросаки-кун? Голова, может, болит? – невинный вопрос сопроводился легким похлопыванием по заднице Ичиго, которая ощущалась болевым центром, нити от которого расходились по всему телу.
С каким-то отстраненным удивлением Ичиго обнаружил, что до сих пор способен краснеть от пошлых намеков, и процедил:
- Есть немного.
- Я распоряжусь, чтобы тебя вылечили, хотя наши медики и не сравнятся с Иноуэ-сан. Всё для удобства гостя.
Он поднялся с постели и бесшумно прошел к двери – его удаление Ичиго ощущал только отступающим духовным давлением. Прежде чем уйти, Айзен полуутвердительно спросил:
- Ты ведь не жалеешь, что пошел на все это?
- Разумеется, не жалею.
- Разумеется, - хмыкнул Соуске, одним словом компенсируя всю фальшивую любезность, которой щеголял до этого.
А врача он все же прислал – молчаливую безразличную женщину, которая все сделала по возможности быстро и, как показалось Ичиго, ни разу не подняв на него глаз. Скорее всего, ей не было никакого дела до странного мальчика-шинигами, но почему-то именно в ее присутствии Куросаки впервые за несколько дней испытал чувство мучительного стыда.
***
Лежа на спине, Ичиго смотрел на светлеющий над ним потолок и слушал грохот настенных часов. Через три часа должен был прозвенеть будильник, возвещающий о начале нового дня.
Странно, но иногда – как сейчас – ему не хватало той тишины.
читать дальше***
Толчок. Бесшумно расступившаяся вода над головой. Вдох-выдох, сердце Ичиго не билось заполошно. Сердце у него просто «село». Разрядилось, как аккумулятор в сотовом, и зарядного устройства, быть может, в природе не существовало. Поэтому не страшно было снова проснуться в бархатистой темноте глубокой ночи.
Несколько мгновений ушло на то, чтобы понять: это та же ночь, в которую ему являлся призрак радушного Айзена, или все-таки другая? Да, точно… эта – новая. Между ними умудрился втиснуться блеклый, полинялый день. В нем были разговоры с непривычно сдержанным Ренджи, талая снежная каша под ногами, наверняка вкусный ужин, приготовленный Юзу, избегание не в меру (даже для него) шумного и любвеобильного отца… У Ичиго разболелась голова, и он лег спать рано, еще десяти не было. Как ни странно, отключился почти мгновенно. В последнее время он ударился в две крайности: или вообще не мог уснуть, или проваливался в сон, едва коснувшись головой подушки. Вторая ему нравилась больше, хотя от беспричинных пробуждений это не помогало.
Повторять вчерашний сеанс ностальгии Ичиго не хотелось, и, покрутившись в жаркой постели, он решил пройтись. Ночью, по декабрьской слякоти, в одиночестве. Почему бы и нет? Быстро натянув на себя первую попавшуюся под руку одежду, отмахнувшись от выглянувшего из своего «спального ящика» Кона, Ичиго тихо выбрался из дома и пошел. Куда ноги понесли, туда и пошел – разницы не было никакой. Лужи под тяжелыми подошвами ботинок всхлипывали, круги от фонарей жирно поблескивали на грязном асфальте, и это раздражало. Ичиго желал бы оказаться в темноте, прохладной и тихой, но даже здесь, в небольшой Каракуре, темнота вымирала, как бенгальские тигры, оттесняемая огнями почти никогда не засыпающего города. Куросаки вспомнились слышанные когда-то жалобы девушек из класса, что в соседнем парке страшно ходить по вечерам из-за часто неработающих фонарей. Понадеявшись, что так оно и есть до сих пор, Ичиго свернул в ближайшем переулке и ускорил шаг. При этом он еще старался убедить себя, что это никакой не побег. Ни от чего. Просто захотелось размять мышцы, просто сырой ветер запустил лапу под куртку и рассыпал по спине легион мурашек. Натянув на голову капюшон и вбив кулаки в карманы джинсов, Ичиго почти бежал по пустым улицам, одновременно цепляясь взглядом за все, что было вокруг. В новом заборе уже отсутствует одна доска – явно тайный лаз для местной детворы. На столбе висит объявление о потерявшейся собаке. Под одним из маслянисто-желтых фонарей стоит припозднившаяся парочка, и парень явно рассчитывает хотя бы на поцелуй. В доме погасло единственное горевшее окно – кому-то завтра будет тяжело встать на работу… Все замечалось, все казалось важным и интересным, лезло в глаза так настырно, что Ичиго, в конце концов, не хотел видеть совсем ничего, потому что это не могло помочь. Невозможно все время отвлекать внимание, блокированная память вот-вот готова подкинуть сюрприз, расцвести пышным цветом новых, позабытых ненадолго подробностей, и пусть лучше это будет в темноте. Там, где легко дышать, где сырость остудит горящее нутро, и пройдет накатывающая дурнота от рейацу, ищущей выхода из запертого тела.
Цепочка фонарей обрывалась впереди желанной темнотой оголенного тоскливого парка. Ичиго снова пошел медленнее, глубоко вдыхая покалывающий легкие воздух, проскочил под последним оплотом света в царстве тьмы и направился к маняще открытым железным воротам мимо приютившихся сбоку мусорных баков…
***
На исходе месяца Ичиго узнал, что значит чувствовать себя мусором, пачкающим одним своим прикосновением нежную белую кожу арранкара. Четвертый Эспада, однажды почти убивший его без особого труда, не имел никаких оснований относиться к гостю Айзена как к кому-то, заслуживающему внимания или уважения. А без оснований Улькиорра ничего не делал. Наверное, Шиффер так и не пришел бы к Ичиго, не будь он так чуток к пожеланиям своего господина. А господин хотел причинить пленнику боль. Добить его. Ну и что, что таким способом. Может, он просто предвидел, что из этого получится?
Изящного «плачущего мальчика» с непомерным самомнением, который увел Иноуэ в это чертово место, Ичиго ненавидел, кажется, больше их всех вместе взятых. Ненавидел его маленькие, как у девчонки, холодные руки. Ненавидел не подходящий его миловидной мордашке голос. Впрочем, слышать его пришлось нечасто: говорить с Куросаки Шиффер полагал ниже своего достоинства. Он только изредка отдавал короткие приказы, а когда Ичиго их игнорировал, - невозмутимо и уже молча применял силу.
От прикосновений арранкаров, от их вкуса во рту, от их запахов хотелось избавиться настолько сильно, что мысль превращалась в манию, заставляя Ичиго по часу простаивать под душем. Хотя это не помогало. Может быть, вода здесь тоже была искусственная – как то странное солнце снаружи. Она ничего не смывала, и Ичиго все время ощущал себя вымазанным грязью с головы до ног. Улькиорра же добавил в общий фон особенные отвратительные ноты.
Шиффер пришел за день до того, как его отпустили, – точнее, вышвырнули. С ядовито-зелеными глазами, как будто медленно вытекающими из глазниц, с неподвижным лицом. Ичиго казалось, что обломок шлема у него на голове – это просто декорация, а настоящая маска арранкара надета прямо на лицо Улькиорры. Во всяком случае, эмоций на нем отражалось не больше, чем на лице куклы.
Каждый раз прежде Ичиго казалось, что до конца он не выдержит. Но именно тогда это ощущение дошло до предела, застелило глаза кровавой пеленой. Он попытался вырваться – и не смог. Запечатанная рейацу ничем не могла помочь, физические силы тоже почти истощились. Полная беспомощность душила, и Ичиго вдруг всерьез испугался, что может заплакать, а это все длилось и длилось, словно они оказались во временной петле. Улькиорра трахал его лицом к лицу и смотрел в глаза. Смотрел так внимательно, как будто искал там что-то, запоминал – намертво. Ичиго не выдержал и отвел взгляд, мечтая только о том, чтобы все прекратилось.
А еще Улькиорра позаботился о том, чтобы они кончили оба. И именно эта болезненно-сладкая судорога, прошедшая по телу, толкнула Ичиго за последнюю грань отвращения к себе. Уходя, Шиффер обернулся, чтобы вобрать в густую черноту зрачка картинку того, как Ичиго кусает дрожащие губы. Кажется, Квадра Эспада почти улыбнулся.
А Ичиго, как в забытьи подняв себя с постели, пошел в крошечную ванную, и там, в душевой кабине, он включил искусственную воду, которая никогда ничего не смывала.
Прикрыв глаза, Ичиго слушал, как барабанят упругие струи о матовое стекло стенки и как замедляет биение его загнанное сердце. Разряжаясь до нуля. Внутренний счет, который уже давно не спасал, но от которого не удавалось избавиться, замер на полутора тысячах. Ичиго поднял руку убрать назад налипшие на лоб волосы – плечо отозвалось легкой болью. Улькиорра. Мертвой хваткой удерживал извивающееся тело. Наверное, синяк уже начал наливаться цветом. И хотя это не имело ровным счетом никакого значения, думать о такой глупой мелочи было почти приятно, по сравнению с остальным. Шевеля рукой и прислушиваясь к ноющим ощущениям с все еще закрытыми глазами, Ичиго уловил чужое движение за стеклом.
Распахнул глаза – распахнулась дверца кабинки. Гриммджо смотрел на него – застывшего, как олень в свете фар – не больше секунды. А потом шагнул к нему, под воду, прямо в одежде. Ичиго жалко шарахнулся назад, но пространство было слишком ограниченным, чтобы это чем-то помогло. Сделав шаг, Куросаки уперся спиной в противоположную стенку.
- Привет, - мягко рыкнул Джаггерджак, и в его голосе Ичиго четко различил щелчок захлопнувшегося капкана. Таким же четким было понимание, что второго раунда он не вынесет. Как бы в подтверждение тянущее болью ощущение от плеча разлилось по всему телу волной, следом пришла неприятная слабость, от которой противно задрожали колени, и Ичиго отстраненно подумал, что Гриммджо придется держать его на весу или тащить обратно в комнату. Чтобы опять ломать его, вставляя, всаживая, вперед-назад, заполняя до отказа – разрывающей болью с отзвуком чего-то сладко-стыдного, и снова, и снова, и так до тех пор, пока…
Мысль оборвалась грубым, полузвериным поцелуем.
Каждый раз это шокировало Ичиго – чуть ли не больше, чем все остальное, гораздо более откровенное и грязное. Губы Гриммджо, его горячее дыхание и горячий шершавый язык. Он был единственным, кроме Айзена, кто целовал его. Жадно, кусая губы, иногда задевая, царапая своей маской. Когда это случилось в первый раз, Ичиго оторопел. Во второй – возмутился, пытаясь отвернуться. Он не понимал, зачем Джаггерджак делает это, не понимал смысла поцелуя без намека на какое-либо чувство, кроме похоти.
И в третий, и в четвертый раз Ичиго так и не понял этого, но Гриммджо был настойчив, а у Куросаки не оставалось выбора. Однажды ему вспомнилось утверждение о том, что шлюх в губы не целуют. Мысль была невеселой, но почему-то, при всей абсурдности его положения, в чем-то утешительной.
А сейчас Гриммджо снова целовал его, стоя в одежде под душем. Ичиго слишком устал, чтобы отвечать или пытаться остановить его. Он чувствовал руки Джаггерджака, беспорядочно и быстро гладящие его тело, чувствовал, как тот возбужден, и понимал, что его сейчас развернут, заставят опереться ладонями о скользкое стекло и расставить ноги шире…
Ичиго не сразу понял, что его трясет. И что Гриммджо оставил в покое его истерзанный рот. И что большие горячие руки замерли, теперь просто обнимая его.
Прижимая к себе мокрое вздрагивающее тело, Джаггерджак провел чутким носом от его щеки – по шее, к плечу, собирая с кожи воспоминания о чужом запахе. Внимательно и зло.
Уже не понимая, чего от него хотят, что происходит, где он и с кем он, Ичиго забился, отталкивая, отчаянно не желая какого-либо продолжения… и Гриммджо выпустил его. Вышел из душа, оставляя на полу лужу воды. С обвисших под собственной тяжестью мокрых волос тоже текло, но Джаггерджаку на это было откровенно плевать. Он смотрел на тревожно замершего Ичиго, и углы рта у него подрагивали, словно вдруг заржавевшие лицевые мышцы не позволяли усмехнуться. Взгляд неестественно ярких глаз нагло прошелся по всему телу, оценивающе-пренебрежительно, и вернулся к лицу Куросаки. Ичиго ответил на него, не двигаясь, не пытаясь отвернуться, и Гриммджо наконец просто ушел, так и не сказав ни слова. Будь у Ичиго чуть больше сил и желания, он бы сравнил арранкара с взъерошенной мокрой кошкой. Но ни сил, ни каких-либо желаний он в себе не находил, поэтому, оставшись в одиночестве, с тупым равнодушием стал снова слушать шум воды: кап-кап-капли по стеклу, монотонно. Надо было бы перекрыть кран, но протянуть к нему руку вдруг превратилось в неразрешимую задачу.
Вода заливала глаза, и Ичиго послушно смежил веки, плавая в ощущении того, что сейчас произошло что-то совсем, абсолютно неправильное. Если такое еще вообще было возможно.
***
Ичиго вдруг понял, что сидит на мокрой скамейке, вцепившись пальцами в шершавое деревянное сидение – почему-то это ощущение было самым реальным из всех. Он не помнил, как здесь оказался. Как прошел эти последние метры. Вокруг наконец-то было темно.
читать дальше***
Из пересохших искусанных губ вылетали облачка пара и таяли. Ичиго пристально наблюдал за ними, выкарабкиваясь из воспоминания, как бабочка из кокона, почти чувствуя себя готовым расправить народившиеся крылья. И в то же время что-то не отпускало, что-то с ревом неслось по венам вместе с кровью, ударяло в виски, ломилось из всего тела и раздирало в разные стороны. Долгожданная тьма, к которой Ичиго так стремился, из полупрозрачной начала становиться плотной, осязаемой, будто его затягивало в черную дыру. В какой-то момент Куросаки зажмурился, не в состоянии смотреть и не видеть, а когда снова открыл глаза, то ночного дремотного парка не было. И шершавой мокрой скамейки тоже не было. Он по-прежнему сидел, но сжавшиеся пальцы заскребли по холодной гладкости стекла. Вскочив на ноги, Ичиго заозирался, понимая, что ему не показалось. Небо можно увидеть, не поднимая головы; бесконечный ряд одинаковых безликих небоскребов. Его внутренний мир по-прежнему пребывал в состоянии долбанутой перевернутости, хотя кое-что тут изменилось. Раньше здесь было светло, а теперь это место укутывали сумерки. А еще было холодно – кажется, даже холоднее, чем в реальном мире. Впрочем, и одет был Ичиго легко – в обычные черные хакама и косодэ, которые теперь, спустя месяц, ощущались на теле почти незнакомо. Но его не это тревожило.
- Какого?.. – начал было Куросаки, но его перебил так давно не слышанный низкий голос:
- Удивлен, что попал сюда, даже не высвободив духовное тело?
Зангетсу темной неподвижной фигурой стоял на тонком шпиле одного из зданий неподалеку. Руки в карманах балахона, черные очки даже в этих потьмах. Старина Зангетсу... Одинаково пафосный и суровый. Ичиго чувствовал свою вину перед ним за такое длительное бездействие. Меч ведь существует, чтобы сражаться? Чтобы защищать жизнь хозяина и других людей? А владелец Зангетсу предпочел сложить оружие…
- Что я здесь делаю? В последние дни я не принимал форму шинигами, потому что сила еще не вернулась, и я думал…
- Ты думал, что сможешь спрятаться, - опять оборвал его мужчина довольно резко.
- О чем ты? – нахмурился Ичиго. – Моя рейацу…
- С твоей рейацу все в порядке. Ты чувствуешь ее в себе, вот уже несколько дней как она восстановилась, но ты уже сам не даешь ей выхода. Мне большого труда стоило вытащить тебя сюда. Что случилось, Ичиго? Куда делась твоя решимость?
- Я… не понимаю. Я не сдерживал силу намеренно, - пожал плечами Куросаки, глядя на собственное смутное отражение под ногами. – И решимость тут ни при чем.
Когда Зангетсу заговорил снова, голос его звучал чуть мягче, хотя все еще был строг:
- Я хочу помочь тебе. Но для этого ты тоже должен хотеть помочь себе.
Вместо ответа Ичиго всмотрелся в небо, затянутое тяжелыми, готовыми разразиться дождем или градом тучами, сделал несколько шагов по стеклу, будто проверяя в очередной раз – не упадет ли. Сказал задумчиво:
- Мне почему-то казалось, что здесь все должно окончательно опрокинуться после всего… этого. Классно было бы: смотришь под ноги, а там – небо.
- Что ты чувствуешь?
Ичиго недоуменно поднял глаза на старика. Вопрос отчего-то застал его врасплох. Дыхание замерло на мгновение, все мысли как будто вытряхнули из головы, оставив пустоту, и из этой пустоты Ичиго после паузы извлек бесцветное:
- Кажется… ничего. – Только произнеся вслух, он понял, что так оно и есть. Это пугало. – Ни боли, ни гнева, ни ненависти… Ничего.
- Это не так, - неожиданно возразил Зангетсу и, вытащив одну руку из кармана, повел ею вокруг себя: - Оглянись. Разве то, что ты видишь, - свидетельство равнодушия и бесчувственности? Сейчас здесь тихо, потому что ты нашел способ успокоиться, но в другое время идет дождь, бури разражаются одна за другой, и это все – твои чувства, отделенные от тебя и запертые тут, внутри. Выпусти же свой гнев. Выпусти меня.
- Я забыл, что такое гнев. У меня было достаточно времени для этого.
- Так вспомни. Всего несколько дней назад ты был слаб, ты едва мог держать меня, твое тело было разбито, и разве ты не испытывал гнева по отношению к тем, кто сделал это? Вспомни, Ичиго. Вспомни, что чувствовал. Верни свои чувства – и ты вернешь свою силу. Вспомни, пока еще есть время…
С воспоминаниями у Ичиго проблем не было, хотя иногда он об этом и жалел. Отмотать время на несколько дней в прошлое было несложно. Он просто позволил себе прикрыть глаза, чтобы четче увидеть огромный зал с теряющимися во мраке сводами…
***
Спустя месяц Ичиго снова был в том же зале, в котором он сказал свое «Согласен». И Айзен снова снисходительно рассматривал его сверху вниз, холодно улыбаясь. Тошнотворное чувство дежа вю мешало сосредоточиться. Ичиго стоял прямой, как струнка, высоко подняв голову. Он понимал, что Айзен хочет полюбоваться на то, во что превратился пленник после их гостеприимства. Понимал, что у него плохо получается изображать безразличие и спокойствие. И все-таки ошметки гордости заставляли играть в эту игру. Выдержать помогало только осознание, что скоро все закончится.
- Как я и обещал, Куросаки-кун, ты возвращаешься домой, - торжественно-официально возвестил Айзен. – Надеюсь, ты провел здесь время с комфортом и удовольствием?
Боги, и как у него это получается? Десятилетия упражнений в лицемерии не прошли даром: ни взгляд, ни голос не выдают злой насмешки, он просто сама доброжелательность.
В искусстве лжи Ичиго тягаться с Айзеном, конечно, не мог, но на хмурую кособокую улыбку его все-таки хватило.
- Разумеется, - ответил словно кто-то другой его голосом.
- Не сомневался в этом, - довольно кивнул Соуске. – Скоро тебя проводят в Генсей. Думаю, Улькиорра составит тебе компанию. Он скоро придет сюда. А сейчас ты извинишь меня, если я уйду? Дела, знаешь ли.
Он неспешно приблизился к Ичиго, поднял руку – и Куросаки мгновенно забыл обо всех играх. В памяти отчетливо зазвучало тихое, обманчиво-ласковое «Иди сюда!», заставляя отшатнуться от ладони, коснувшейся его щеки. Как тогда, в первый день. Этого воспоминания никто так и не смог перебить.
- Надо же, такой молодой – и уже такой дерганый, - медово проговорил кто-то, выступивший из-за спины Айзена. Куросаки вскинул глаза на Ичимару. Тот смотрел на него с выражением умиленности на хитрой лисьей физиономии. Гина Ичиго видел впервые за время пребывания в Уэко. И он не знал, каким богам возносить благодарность, потому что если бы к нему заявился еще и этот…
- Полагаю, здесь многие захотят попрощаться с тобой, - вернул внимание Ичиго Айзен, отступая от него и позволяя наконец сделать нормальный вдох. – Надеюсь, мы еще встретимся, Куросаки-кун. И впредь… веди себя благоразумнее.
Кивнув на прощание, Айзен вышел. Гин издевательски помахал Ичиго рукой – как когда-то в Обществе Душ – и пошел следом за своим повелителем.
А Ичиго остался – вместе с арранкарами.
Теперь нужно было пережить только это. Только последний подарок Айзена. Ичиго ждал.
- Надо привести тебя в надлежащий вид перед возвращением. А то твои приятели решат, что ты на курорте был. Это, конечно, если ты не собираешься им рассказывать подробности своего пребывания здесь, - выступая вперед, ядовито улыбнулся Нойтора, прежде чем нанести удар.
Первое ребро не выдержало через пару минут. Еще одно продержалось несколько пинков – и отвратительно хрустнуло. Ключицу переломили, когда Ичиго попытался блокировать мощный удар Ями. Рука – еще пять минут боли, за которой уже не видно лиц. Их голоса доносились многократным эхом, и смысла слов он уже почти не понимал, машинально делая попытки защититься, которые выглядели настолько беспомощно, что ему самому было бы смешно. В другой ситуации. Истощенный, ослабший, Ичиго превосходно играл роль груши для битья, в последний раз позволяя им делать все, что им угодно. Он знал, что не умрет, остальное было не важно. Они собирались отпустить его живым… и в этом была их ошибка.
Прекрасное видение их окровавленных тел не позволяло потерять сознание.
- Эй, Гриммджо, чего ты там прохлаждаешься? – позвал какой-то арранкар, имени которого Ичиго не знал. Не помнил. – Развлечься не желаешь?
- Тоже мне развлечение, - громко и презрительно откликнулись откуда-то сбоку. Куросаки зачем-то повернулся – и увидел Джаггерджака, стоящего в тени высокой колонны в стороне ото всех. Ни на Ичиго, ни на остальных он демонстративно не смотрел, засунув руки глубоко в карманы. – Это даже не драка, а так, пустая трата времени. Ни удовольствия, ни веселья.
- А может, тебе жалко нашего дорого мальчика? – сладко поинтересовался Гранц, небрежно поправляя ядовито-розовую челку. Сам он тоже к Ичиго не приближался, но, вероятно, из-за страха попортить маникюр.
Гриммджо издал резкое «ха!», оттолкнулся от своей опоры, приблизился к кругу арранкаров, в центре которого уже лежал не удержавшийся на ногах Ичиго.
- Зачем мне довольствоваться какими-то огрызками? Я собираюсь убить его, когда он не будет похож на кусок дерьма.
- Убить? А не тебя ли он милостиво пощадил, а потом еще и спас твою жалкую шкуру от моих секир? – злорадно напомнил Нойтора.
Голубые глаза вспыхнули, зажглись яростью, но Гриммджо сдержался и ответил почти спокойно, только с глухой угрозой в завибрировавшем голосе:
- Вот именно за это я его и прикончу. Так что заканчивайте этот фарс, а то он еще сдохнет раньше времени… Опять.
Больше не обращая ни на кого внимания, Джаггерджак подошел к неподвижному Ичиго, подхватил его, как пушинку. Глянул на браслеты, все еще болтавшиеся на истончившихся запястьях, - кивнул Заэлю:
- А эти штуки?
- Конечно, я их заберу. Это ценные вещицы, - отозвался ученый, снимая оковы. – А куда это ты с ним собрался, позволь спросить?
Секста, держа Ичиго под мышкой, как тряпичную куклу, пожал плечами:
- Его же надо оттащить обратно?
- Айзен-сама, вроде, приказал это Улькиорре, - пробасил Ями, который хоть и был идиотом, но начальства старался слушаться, во избежание разного рода неприятностей вроде отрезания руки. Особенно когда волшебной девчонки-целительницы здесь не было.
- Ты его тут видишь? Я – нет, - отрезал Гриммджо, поудобнее перехватывая свою ношу, отчего Ичиго сдавленно выдохнул. – А любоваться на вот этого вот, - Куросаки снова тряхнули, совершенно точно давая понять, что речь идет о нем, - мне осточертело. Выкинуть этот мусор – дело трех минут, необязательно Улькиорру ждать.
- Мусор выносишь… Смотрите какой хозяйственный, - улыбнулся Заэль. – Ну, если тебе так хочется с ним возиться, то это не мое дело.
Остальные, видимо, были того же мнения, потому что больше возражений не последовало. Хмыкнув, Гриммджо размашисто зашагал к выходу. Не пытаясь освободиться, Ичиго только проговорил, задыхаясь:
- Меч…
- Будет тебе меч, успокойся, - ворчливо раздалось сверху.
И занпакто, в самом деле, скоро появился в другой руке Джаггерджака. Как это произошло, Ичиго не был уверен, но, кажется, Гриммджо на несколько минут оставил его в коридоре, а когда вернулся, то с ним уже был старина Зангетсу.
Все то время, что они добирались до Генсея, Джаггерджак молчал. Не издевался, не оскорблял – просто молча тащил его. Один раз Ичиго зашевелился, пробормотав:
- Пусти, я могу идти сам.
- Ага, щас, - даже не видя лица арранкара, Куросаки отчетливо представил его оскал, косящий под улыбку. От ясности картинки он почему-то вздрогнул.
Когда они оказались на пустынной улице Каракуры – минутах в десяти ходьбы от магазина Урахары, как определил Ичиго, осмотревшись – Гриммджо сгрузил Куросаки на грязный холодный асфальт дороги, бросил меч рядом, отчего тот оскорбленно лязгнул.
Словно поняв, о чем пропел металл, арранкар добавил с кривой улыбкой:
- Держи свой консервный ножик. Надеюсь, когда мы встретимся в следующий раз, ты сможешь сам держать его в руках. И крепко.
- Не сомневайся, - заверил Ичиго, кое-как поднимаясь на ослабшей здоровой руке и сплевывая кровь, все еще сочащуюся из разбитой губы.
- До дома, уж извини, не провожаю, - сказал Гриммджо по-прежнему издевательски, но Куросаки почему-то показалось, что извинение было вполне серьезным. У него, наверное, сотрясение мозга, раз мерещится всякое.
- Проваливай, - прошипел – скорее от боли в изломанном теле, чем от злости.
Гриммджо фыркнул и пошел прочь – как всегда, с руками в карманах. Обернулся – помедлил, глядя, как Ичиго, морщась, пытается подняться.
- Еще увидимся, - бросил то ли обещание, то ли угрозу – и исчез, как будто его здесь и не было.
Ичиго встал, опираясь на Зангетсу, повел по сторонам мутными глазами. Двигаться было больно, дышать было больно, но ему нужно было добраться до Урахары. Там он сможет восстановиться и вернуть силы. А потом убить их всех.
Стиснув зубы, Ичиго сделал первый шаг.
***
Только сделав шаг, он опомнился, распахнул глаза – и с изумлением увидел, что начался снегопад. Как отклик, отзвук поднявшегося в нем холодного гнева. Зангетсу был прав: вспомнить его оказалось не так уж трудно. Гнев пробивался сквозь отупение, сквозь болевой шок, парализовывавший все чувства. Гнев сыпался с неба, устилая собою все вокруг.
Только Ичиго забыл, кто может спрятаться за ним, слиться с ним воедино – верный спутник и вечное проклятье.
- Какая встреча! – услышал Куросаки насмешливый голос с металлическими нотами, лишь сейчас понимая, что он больше не видит Зангетсу. Вместо черного силуэта за снежной завесой показались белая одежда, белые волосы и белое лицо.
Его пустая половина, закинув меч на плечо, рассматривала его с откровенным любопытством. Бескровные губы растянулись в приветливую улыбку, и предвещать это могло только одно: крупные неприятности.
Продолжение - в комментариях
Автор: Serenada
Пейринг: много кто/Ичиго. Возможно, всплывут еще пейринги - "не клубничные"))
Рейтинг: R/NC-17
Жанр: ангст (может даже, с элементами дарка, уж очень все плохо))
Дисклаймер: ничего моего
Саммари: Капитаны в Уэко Мундо так и не пришли…
Размер: предполагается, вроде, миди. WIP)
Предупреждения: частичное AU, принуждение, банальщина… Не ручаюсь за абсолютное IC

Посвящение: для Cry_to_Heaven
Предыдущие части: тут и тут
читать дальше***
Большинство учеников с неохотой посещают школу с ее нудными уроками, горами заданий и прочей ерундой, мешающей радоваться жизни. Хотя бывают и отдельные случаи, когда отношение ко всему этому занудству кардинально меняется. По крайней мере, несколько учеников Старшей школы Каракуры научились смотреть на свое учебное заведение как на спокойный уголок обыденности, в котором можно представить, что нет никаких Пустых, Общества Душ, Ключа Короля, шинигами, квинси, арранкаров… Просто знакомые стены, знакомые одноклассники и учителя, устные ответы и письменные тестирования. Без риска для жизни, без необходимости принимать трудные решения – во всяком случае, не труднее, чем выбор между вариантами «1» и «3» в тестовом задании. И если ошибешься, тебе не снесут голову с плеч катаной. Даже если на особо ленивых учеников иной учитель может так глянуть, что в этом поневоле начинаешь сомневаться…
Так или иначе, даже угроза войны с Уэко Мундо не могла лишить Ичиго и его одноклассников некоторых вещей, вносящих подобие стабильности в их жизни, в первую очередь – школы.
На перемене они обедали в столовой, расположившись все вместе за одним столом. Обычная компания школьников. Ну… обычность немного смазывал высоченный детина с красными волосами и вызывающими татуировками на лбу, но в целом внимания они не привлекали. Разговор шел об учебе – не обсуждать же стратегию Готей-13, когда вокруг столько ушей, любые из которых могут оказаться слишком любопытными. А так, в самом деле, можно было подумать, что ничего, кроме школы, этих самых обычных подростков не интересует. Иноуэ и Рукия рассуждали об очередном задании, связанном с рисованием – что-то на тему будущего человечества через тысячу лет. Вдруг Орихиме, спохватившись, полезла в кармашек сумки, висящей на спинке стула.
- Совсем забыла съесть витаминку, - с улыбкой пояснила она. – В это время года важно принимать витамины, чтобы не заболеть. Хотите, я с вами поделюсь? Куросаки-кун?
Ичиго, с отсутствующим видом сидевший рядом и вяло ковырявший палочками в своем бэнто, посмотрел на нее, будто пытаясь незаметно определить, где он вообще находится. Перевел взгляд на таблетки, которые девушка держала в руке. Аккуратные белые кругляшки, поблескивающие глянцевыми боками. Медленно моргнул, улыбнулся своей странной пугающе-мягкой улыбкой, которая стала слишком часто появляться на его лице, и покачал головой:
- Нет, Иноуэ. Спасибо.
Ренджи быстро глянул на него через стол и отвел глаза. Такой Ичиго казался ему самозванцем, чужаком, и надо было отвлечься от его обманчиво-приветливого расслабленного лица, чтобы напомнить себе, что это не так. Что с ними по-прежнему – снова! – Куросаки, просто ему нужно время. На что-то. На возвращение к самому себе.
Повисшую паузу прервал Исида, деловито взглядывая на название витаминов:
- А я не откажусь, Иноуэ-сан. О здоровье нужно заботиться.
Иноуэ радостно и чуть суетливо поделилась с Исидой одной круглой таблеткой, болтая что-то безобидное, и всем показалось, что делает она это только для того, чтобы не молчать. Она, конечно, тоже не могла не замечать, как изменился Ичиго, и, несмотря на все ее беззаботные улыбки, было видно, как она переживает.
Ичиго захлопнул крышку бэнто с так и не доеденным обедом, встал и рассеянно махнул рукой:
- Увидимся в классе.
Ренджи дернулся было пойти за ним, но Рукия тронула его за руку – и он остался. С тоской посмотрел на аппетитные роллы и понял, что есть совершенно не хочется.
***
Урод с розовыми волосами и женским лицом скармливал ему какие-то таблетки, от которых он сам себе становился чужим. Все тело – как непослушная вата, набитая в оболочку из истончающейся до листа бумаги кожи. От этих пилюль Ичиго было жарко, так жарко, что, казалось, вата вот-вот вспыхнет в обтекающем его огне. А Заэль Аполло сидел на постели рядом с ним – обнаженным, дрожащим, через силу дышащим – и улыбался. И нес какую-то насмешливо-пафосную чушь о своей гениальности и непобедимости. И невесомо касался изнывающего тела длинными пальцами с острыми коготками. Подушечками обводил искусанные малиновые губы, мягко вел по шее, легко царапал напряженные соски, проводил пять горящих полос по животу, едва ощутимо – и будто распарывая, доставая внутренности. Чертил крошечную окружность в центре живота, раздражая до темноты перед глазами. И только иногда, в качестве поощрения за прорывающиеся сквозь ругательства глухие короткие всхлипывания Ичиго, длинно и невыносимо медленно скользил по твердому члену, противно посмеиваясь. Большего он никогда не делал, видимо, не желая пачкать себя близостью с обычным подопытным кроликом. И все же, памятуя о пожелании Айзена-сама, Заэль несколько раз посещал Ичиго, пробуя на нем разные виды афродизиаков, созданием которых он развлекался на досуге.
За эту очаровательную чистоплотность Гранца Ичиго возносил хвалы небесам – и одновременно, ужасаясь себе, проклинал чертова ученого за то, что не дотронется по-настоящему, не лизнет узким розовым языком наэлектризованную желанием кожу, не войдет в него… Эти мысли и образы, мечущиеся в воспаленном, возбужденном сознании, спустя время мучили Ичиго не меньше, чем реальные воспоминания. Он понимал, что это все наркотики, но моменты, когда он действительно хотел арранкара, оставались с ним навсегда.
А еще мучительнее были те секунды, когда Заэль развязывал его руки, примотанные к спинке кровати поясом. Это всегда происходило, когда ни дышать, ни кричать, ни стонать Ичиго уже не мог, обессиленный, раздразненный порханием нежных пальцев. Тогда Гранц, нашептывая какие-то пошлости, освобождал его – и, как бы Куросаки ни запрещал себе, его руки, будто принадлежащие другому человеку, тянулись вниз, чтобы избавиться от тяжести. И он бесстыдно ласкал себя перед этой отвратительной тварью, пока тело не взрывалось острым, обескураживающим оргазмом. А Заэль пристально наблюдал за ним с довольной улыбкой и предусмотрительно отодвигался, чтобы на него ненароком не попало несколько белесых капель. Потом он уходил, оставляя Ичиго едва ли не более пустым, чем все те Холлоу, которых убивал шинигами.
Хотя пару раз Гранц поступал по-другому. Доведя Ичиго до полубезумия, он просто бросал его связанным в комнате. На доносящееся до него хриплое «Развяжи!» блестел жемчужно-белыми зубами:
- Уверен, сюда скоро кто-нибудь придет. Обратись к нему с этой просьбой. И… хорошо вам повеселиться.
Гранц, конечно, был прав: через какие-то пару-тройку вечностей к нему заявлялся кто-то другой. И Ичиго, опьяненному, перевозбужденному, мечтающему только о том, чтобы кончить, было уже все равно, с кем из них.
А потом было тяжелое похмелье. Круговерть перед глазами. Неподъемная голова, будто прибитая к подушке гвоздями. Какой бы дрянью ни пичкал его Гранц, она травила качественно – до невозможности сползти с постели. О том, чтобы идти куда-то, и речи быть не могло. Дожидаясь, когда внутренности займут положенные места, Ичиго бессмысленно рассматривал окольцовывающие его запястья фиолетово-лиловые браслеты – под серебристой гладью «игрушек» Заэля. Ученый, как и обещал в первый день, рассказал ему принцип их работы. Правда, Ичиго в тот момент был неспособен понять хоть одно слово из той пространной речи: слишком близко и сладко касались его проклятые тонкие пальцы Гранца. Синяки же на коже не сходили не только из-за ограничителей. Не то чтобы его сильно били (может, и на этот счет им инструкции дали?), но, забываясь, он начинал вырываться, выворачивая запястья, пытаясь сдвинуть колени. Результатом становились только темные пятна, быстро расцветавшие на тонкой коже.
Хотя, когда приходил Заэль, удерживать Ичиго особой необходимости не было.
Редкие дни из тех тридцати казались ему более отвратительными, чем эти.
***
Стоя над раковиной в школьном туалете, Ичиго в который раз ополоснул лицо холодной водой и посмотрел на себя в зеркало. Оттуда на него пялился бледный подросток с синяками под тусклыми глазами. Осторожная тренировочная полуулыбка только усугубила картинку: теперь отражение казалось сумасшедшим.
Пронзительный звонок возвестил, что времени на примерку масок нет. Ичиго с сожалением перекрыл воду и пошел в класс.
***
Он проснулся толчком, будто выплывая из холодной глубины. Ему не приснился кошмар – Ичиго был в этом совершенно уверен. Ему вообще ничего не снилось. Просто темнота, в которой иногда колышется что-то смутное – и тут же замирает. Ощущение уходило, стоило только открыть глаза, хотя он не знал, почему просыпается каждый раз вот так, буднично и бесчувственно. Ему даже не хотелось понимать это.
В комнате было по-обычному тихо, но с некоторых пор понятия о тишине у Ичиго сильно изменились. Здесь громко тикали часы. За приоткрытым окном было слышно, как сырой ветер гонит по дороге пустой пакет. Иногда проезжала машина, шурша шинами, порыкивая двигателем и на несколько секунд подглядывая в спальню отсветом фар. Здесь было… громко.
Ичиго приподнялся на локтях (спать на животе – еще одна привычка, появившаяся не так давно) и вздрогнул, посмотрев на свои руки. Тени от капель воды на оконном стекле россыпью покрывали кожу, как трупные пятна. Пара секунд ушла на осознание того, что это просто напоминание о мерзком дожде вперемешку со снегом, который шел весь вечер. Ичиго шевельнул рукой, а тени остались на месте. Все правильно, все как надо.
Мимо дома, фырча, прокатила еще одна машина. Ичиго поморщился от грохота и опустился на подушку, перевернувшись на спину и закрывая глаза. Он догадывался, почему ему не снятся сны. Это было компенсацией того, что кошмары приходили в любой момент бодрствования.
Черт, как же здесь было громко, в этой подпорченной тишине.
***
А та тишина – каменный монолит - сводила с ума. Впору было разговаривать с самим собой, только чтобы не ощущать это гулкое, мертвое молчание. Полное отсутствие жизни. Слушать собственное дыхание тоже становилось невыносимо, и в какой-то момент Ичиго, внутренне вздрагивая, понимал, что он ждет. Когда откроется дверь – распахнется с тихим шорохом. Зазвучат чужие шаги, вспарывая плотную тишь. Зашелестит ткань чьей-то одежды. Раздастся чей-то голос, рассыпающий насмешки и оскорбления.
Самым страшным оказывалось то, что так и происходило.
Первые пара недель пребывания в гостях у Айзена больше всего подходили под классическое определение ада. Он был хоть каким-то событием в их унылой пустыне. Он привлекал любопытство если не всей толпы очеловеченных пустых, то, во всяком случае, достаточного количества. Вначале Ичиго еще удивлялся тому, как их самих не тошнит от «общей кормушки» (а ощущать так себя он начал очень быстро). Потом понимание пришло само собой. Арранкары хоть и получили разум, но все равно были во многом животными – подчиняющимися инстинктам, не брезгующими дармовым удовольствием в скучном Уэко Мундо. За неимением других развлечений, они не гнушались нечаянно оказавшимся в полной их власти мальчишкой, которого почему-то нельзя было убивать, зато разрешалось трахать сколько угодно тому, что у людей обычно называют душой.
Впрочем, у них, вероятно, тоже были свои принципы. Попользоваться разок после других – почему бы и нет, но не прийти во второй раз. Может, причиной было удовлетворенное любопытство. Может, они таким образом выказывали свое презрение. Они не возвращались – и это было главным.
Хотя случались и исключения…
Нойтора Джируга, пятый из Эспады. Тот самый, от которого Ичиго, как идиот, защитил Гриммджо. Тот, кто вновь лишил сил Нелл и кто едва не убил самого Куросаки. Наверное, он считал Ичиго своим личным военным трофеем и бесился, что его нельзя прикончить. Наверное, поэтому Ичиго встретился с ним еще не один раз…
Нойтора приходил с юношей, который был там, в пустыне, а потом и в тронном зале Айзена. Тесла – так его звали. Стройный, тихий, кажущийся очень юным – и беспрекословно подчиняющийся своему хозяину. В первый раз Нойтора, растягивая в улыбке свой безобразно большой рот, повторил то, что он сказал Тесле во время их битвы: «Делай с ним, что хочешь».
Во второй раз молча наблюдал, как двигаются на постели в рваном, болезненном ритме обнаженные юношеские тела.
В третий раз не выдержал – и присоединился. Может быть, убедил себя, что ничего зазорного в том, чтобы развлечься с таким слабаком, нет. Ичиго не думал об этом. Он просто испытывал облегчение от того, что у Нойторы хватило выдержки хотя бы на первые два раза.
Было и еще одно исключение, которое…
***
Назойливый не-сон, лезущий под закрытый веки, вспорхнул от резкого движения, смазывая уже проступивший угловатыми резкими очертаниями образ. Стиснув зубы до боли, Ичиго опять перевернулся на живот, обхватывая горячую измятую подушку руками. Он еще успел посетовать про себя, что не выспится и завтра будет снова пугать друзей своим видом зомби, прежде чем сработала память тела, уволакивая его в другой уголок недалекого прошлого.
Он лежал на другой постели…
***
Он лежал на постели, которую ненавидел, и у него болело все тело, которое он ненавидел еще сильнее. Хотя за что? Это ведь всего лишь тело. Всего лишь плоть, к которой прикасаются чужие руки. Да и то не совсем верно. Тело его дома. Может, валяется бесчувственной куклой, а может, в нем сейчас Кон – как всегда пытается клеить девчонок. А тут просто-напросто духовная сущность. Мелочь. Не смертельно. А если вжаться лицом в подушку посильнее, то и вовсе все станет хорошо.
Именно такие идиотские мысли в те моменты помогали Ичиго не тронуться умом. Помогали остановить лихорадочный и бесполезный счет в голове. Помогали не думать, как и где его трогали недавно. Помогали даже забыться сном – соскользнуть в него с этих глупых, бегущих по кругу мыслей, как с детской горки. Наверное, к этому были причастны и таблетки, которыми напичкал его ублюдочный ученый, но о них как раз думать было не нужно.
Ичиго понятия не имел, минуту или час назад он уснул, но в себя его привело малоприятное ощущение опустившегося на него с приличной высоты сейфа. Каждая клетка его измученного тела знала, что это может быть только Айзен, но Куросаки хотя бы из упрямства приоткрыл глаза и скосил их вбок, хотя и ничего не увидел.
Зато почувствовал. Рядом с ним сели, большая ладонь вдруг легла на голову, с издевательской нежностью погладила по волосам и, спустившись ниже, замерла на спине Ичиго.
- Бедное дитя, - произнес Айзен с сожалением, похожим на настоящее.
- Признаёшься в педофилии? – тихо, с натужной усмешкой откликнулся Куросаки, не пытаясь шевельнуться. Ему казалось, что, если он попробует, обязательно случится что-нибудь глупое и унизительное – ну, в том, старом и обычном значении этого слова. Например, его вырвет. Или у него ненароком лопнет голова. Или он потеряет сознание от накатывающего все сильнее из-за рейацу Айзена головокружения. Поэтому он просто неподвижно лежал и чувствовал этого человека всеми порами.
Ичиго не было страшно. Так, как в тот первый день, – уж точно нет. Он слишком хорошо знал, что Айзен его больше не тронет. Не после всех этих арранкаров. Не тогда, когда дополнительно ломать уже незачем. Ни одной причины, чтобы еще раз снизойти со своего пьедестала.
- А ты никогда ничему не учишься, правда? Снова дерзишь…
- Привычка, - огрызнулся Ичиго, сжимая под подушкой кулаки. Ноющая боль в запястьях стала острой, словно ее наточили, а дышать было трудно.
Рука, греющая спину, снова двинулась – пальцы заскользили по желобку позвоночника, сверху вниз. И Ичиго показалось, что Айзен, даже не делая ничего особенного, все равно как будто снова трахает его. Мягкими прикосновениями. Тяжестью духовной силы. Доброжелательным голосом, с укором произносящим:
- Глупый ребенок, и зачем только ты ввязался во все это?
- И зачем только ты приперся сюда, если задаешь одни риторические вопросы? – фыркнул Куросаки, обещая себе оставаться спокойным. Он совершенно точно находился в выигрышной позиции – ему просто нечего было терять.
- Просто я, как хороший хозяин, хотел убедиться, что тебе здесь комфортно. Надеюсь, тебя все устраивает, Куросаки-кун? – в вопросе было столько неподдельной заботы, что Ичиго с трудом поборол желание все-таки обернуться и посмотреть на его бесстрастную физиономию. Неудивительно, что этому лицемерному ублюдку верило все Общество Душ столько лет. Не чувствуй себя Куросаки попользованной рваной тряпкой, он бы и сам, пожалуй, поверил.
Но неужели Айзен рассчитывал услышать жалобы и мольбы о пощаде? Нет, вряд ли… Это просто была небольшая проверка – для подтверждения мнения, которое он составил об Ичиго. Досуговое развлечение. Удовлетворение садистских склонностей. Издевательство в чистом виде… или еще что-нибудь. Так или иначе, жаловаться Ичиго не собирался, и от него этого не ждали. Полное взаимопонимание и взаимоудовлетворение. Идиллия.
- Меня все устраивает, - спокойно ответил он.
- Рад слышать, - расцвела в голосе самая гостеприимная из всех возможных улыбок. – Но, кажется, ты неважно себя чувствуешь, Куросаки-кун? Голова, может, болит? – невинный вопрос сопроводился легким похлопыванием по заднице Ичиго, которая ощущалась болевым центром, нити от которого расходились по всему телу.
С каким-то отстраненным удивлением Ичиго обнаружил, что до сих пор способен краснеть от пошлых намеков, и процедил:
- Есть немного.
- Я распоряжусь, чтобы тебя вылечили, хотя наши медики и не сравнятся с Иноуэ-сан. Всё для удобства гостя.
Он поднялся с постели и бесшумно прошел к двери – его удаление Ичиго ощущал только отступающим духовным давлением. Прежде чем уйти, Айзен полуутвердительно спросил:
- Ты ведь не жалеешь, что пошел на все это?
- Разумеется, не жалею.
- Разумеется, - хмыкнул Соуске, одним словом компенсируя всю фальшивую любезность, которой щеголял до этого.
А врача он все же прислал – молчаливую безразличную женщину, которая все сделала по возможности быстро и, как показалось Ичиго, ни разу не подняв на него глаз. Скорее всего, ей не было никакого дела до странного мальчика-шинигами, но почему-то именно в ее присутствии Куросаки впервые за несколько дней испытал чувство мучительного стыда.
***
Лежа на спине, Ичиго смотрел на светлеющий над ним потолок и слушал грохот настенных часов. Через три часа должен был прозвенеть будильник, возвещающий о начале нового дня.
Странно, но иногда – как сейчас – ему не хватало той тишины.
читать дальше***
Толчок. Бесшумно расступившаяся вода над головой. Вдох-выдох, сердце Ичиго не билось заполошно. Сердце у него просто «село». Разрядилось, как аккумулятор в сотовом, и зарядного устройства, быть может, в природе не существовало. Поэтому не страшно было снова проснуться в бархатистой темноте глубокой ночи.
Несколько мгновений ушло на то, чтобы понять: это та же ночь, в которую ему являлся призрак радушного Айзена, или все-таки другая? Да, точно… эта – новая. Между ними умудрился втиснуться блеклый, полинялый день. В нем были разговоры с непривычно сдержанным Ренджи, талая снежная каша под ногами, наверняка вкусный ужин, приготовленный Юзу, избегание не в меру (даже для него) шумного и любвеобильного отца… У Ичиго разболелась голова, и он лег спать рано, еще десяти не было. Как ни странно, отключился почти мгновенно. В последнее время он ударился в две крайности: или вообще не мог уснуть, или проваливался в сон, едва коснувшись головой подушки. Вторая ему нравилась больше, хотя от беспричинных пробуждений это не помогало.
Повторять вчерашний сеанс ностальгии Ичиго не хотелось, и, покрутившись в жаркой постели, он решил пройтись. Ночью, по декабрьской слякоти, в одиночестве. Почему бы и нет? Быстро натянув на себя первую попавшуюся под руку одежду, отмахнувшись от выглянувшего из своего «спального ящика» Кона, Ичиго тихо выбрался из дома и пошел. Куда ноги понесли, туда и пошел – разницы не было никакой. Лужи под тяжелыми подошвами ботинок всхлипывали, круги от фонарей жирно поблескивали на грязном асфальте, и это раздражало. Ичиго желал бы оказаться в темноте, прохладной и тихой, но даже здесь, в небольшой Каракуре, темнота вымирала, как бенгальские тигры, оттесняемая огнями почти никогда не засыпающего города. Куросаки вспомнились слышанные когда-то жалобы девушек из класса, что в соседнем парке страшно ходить по вечерам из-за часто неработающих фонарей. Понадеявшись, что так оно и есть до сих пор, Ичиго свернул в ближайшем переулке и ускорил шаг. При этом он еще старался убедить себя, что это никакой не побег. Ни от чего. Просто захотелось размять мышцы, просто сырой ветер запустил лапу под куртку и рассыпал по спине легион мурашек. Натянув на голову капюшон и вбив кулаки в карманы джинсов, Ичиго почти бежал по пустым улицам, одновременно цепляясь взглядом за все, что было вокруг. В новом заборе уже отсутствует одна доска – явно тайный лаз для местной детворы. На столбе висит объявление о потерявшейся собаке. Под одним из маслянисто-желтых фонарей стоит припозднившаяся парочка, и парень явно рассчитывает хотя бы на поцелуй. В доме погасло единственное горевшее окно – кому-то завтра будет тяжело встать на работу… Все замечалось, все казалось важным и интересным, лезло в глаза так настырно, что Ичиго, в конце концов, не хотел видеть совсем ничего, потому что это не могло помочь. Невозможно все время отвлекать внимание, блокированная память вот-вот готова подкинуть сюрприз, расцвести пышным цветом новых, позабытых ненадолго подробностей, и пусть лучше это будет в темноте. Там, где легко дышать, где сырость остудит горящее нутро, и пройдет накатывающая дурнота от рейацу, ищущей выхода из запертого тела.
Цепочка фонарей обрывалась впереди желанной темнотой оголенного тоскливого парка. Ичиго снова пошел медленнее, глубоко вдыхая покалывающий легкие воздух, проскочил под последним оплотом света в царстве тьмы и направился к маняще открытым железным воротам мимо приютившихся сбоку мусорных баков…
***
На исходе месяца Ичиго узнал, что значит чувствовать себя мусором, пачкающим одним своим прикосновением нежную белую кожу арранкара. Четвертый Эспада, однажды почти убивший его без особого труда, не имел никаких оснований относиться к гостю Айзена как к кому-то, заслуживающему внимания или уважения. А без оснований Улькиорра ничего не делал. Наверное, Шиффер так и не пришел бы к Ичиго, не будь он так чуток к пожеланиям своего господина. А господин хотел причинить пленнику боль. Добить его. Ну и что, что таким способом. Может, он просто предвидел, что из этого получится?
Изящного «плачущего мальчика» с непомерным самомнением, который увел Иноуэ в это чертово место, Ичиго ненавидел, кажется, больше их всех вместе взятых. Ненавидел его маленькие, как у девчонки, холодные руки. Ненавидел не подходящий его миловидной мордашке голос. Впрочем, слышать его пришлось нечасто: говорить с Куросаки Шиффер полагал ниже своего достоинства. Он только изредка отдавал короткие приказы, а когда Ичиго их игнорировал, - невозмутимо и уже молча применял силу.
От прикосновений арранкаров, от их вкуса во рту, от их запахов хотелось избавиться настолько сильно, что мысль превращалась в манию, заставляя Ичиго по часу простаивать под душем. Хотя это не помогало. Может быть, вода здесь тоже была искусственная – как то странное солнце снаружи. Она ничего не смывала, и Ичиго все время ощущал себя вымазанным грязью с головы до ног. Улькиорра же добавил в общий фон особенные отвратительные ноты.
Шиффер пришел за день до того, как его отпустили, – точнее, вышвырнули. С ядовито-зелеными глазами, как будто медленно вытекающими из глазниц, с неподвижным лицом. Ичиго казалось, что обломок шлема у него на голове – это просто декорация, а настоящая маска арранкара надета прямо на лицо Улькиорры. Во всяком случае, эмоций на нем отражалось не больше, чем на лице куклы.
Каждый раз прежде Ичиго казалось, что до конца он не выдержит. Но именно тогда это ощущение дошло до предела, застелило глаза кровавой пеленой. Он попытался вырваться – и не смог. Запечатанная рейацу ничем не могла помочь, физические силы тоже почти истощились. Полная беспомощность душила, и Ичиго вдруг всерьез испугался, что может заплакать, а это все длилось и длилось, словно они оказались во временной петле. Улькиорра трахал его лицом к лицу и смотрел в глаза. Смотрел так внимательно, как будто искал там что-то, запоминал – намертво. Ичиго не выдержал и отвел взгляд, мечтая только о том, чтобы все прекратилось.
А еще Улькиорра позаботился о том, чтобы они кончили оба. И именно эта болезненно-сладкая судорога, прошедшая по телу, толкнула Ичиго за последнюю грань отвращения к себе. Уходя, Шиффер обернулся, чтобы вобрать в густую черноту зрачка картинку того, как Ичиго кусает дрожащие губы. Кажется, Квадра Эспада почти улыбнулся.
А Ичиго, как в забытьи подняв себя с постели, пошел в крошечную ванную, и там, в душевой кабине, он включил искусственную воду, которая никогда ничего не смывала.
Прикрыв глаза, Ичиго слушал, как барабанят упругие струи о матовое стекло стенки и как замедляет биение его загнанное сердце. Разряжаясь до нуля. Внутренний счет, который уже давно не спасал, но от которого не удавалось избавиться, замер на полутора тысячах. Ичиго поднял руку убрать назад налипшие на лоб волосы – плечо отозвалось легкой болью. Улькиорра. Мертвой хваткой удерживал извивающееся тело. Наверное, синяк уже начал наливаться цветом. И хотя это не имело ровным счетом никакого значения, думать о такой глупой мелочи было почти приятно, по сравнению с остальным. Шевеля рукой и прислушиваясь к ноющим ощущениям с все еще закрытыми глазами, Ичиго уловил чужое движение за стеклом.
Распахнул глаза – распахнулась дверца кабинки. Гриммджо смотрел на него – застывшего, как олень в свете фар – не больше секунды. А потом шагнул к нему, под воду, прямо в одежде. Ичиго жалко шарахнулся назад, но пространство было слишком ограниченным, чтобы это чем-то помогло. Сделав шаг, Куросаки уперся спиной в противоположную стенку.
- Привет, - мягко рыкнул Джаггерджак, и в его голосе Ичиго четко различил щелчок захлопнувшегося капкана. Таким же четким было понимание, что второго раунда он не вынесет. Как бы в подтверждение тянущее болью ощущение от плеча разлилось по всему телу волной, следом пришла неприятная слабость, от которой противно задрожали колени, и Ичиго отстраненно подумал, что Гриммджо придется держать его на весу или тащить обратно в комнату. Чтобы опять ломать его, вставляя, всаживая, вперед-назад, заполняя до отказа – разрывающей болью с отзвуком чего-то сладко-стыдного, и снова, и снова, и так до тех пор, пока…
Мысль оборвалась грубым, полузвериным поцелуем.
Каждый раз это шокировало Ичиго – чуть ли не больше, чем все остальное, гораздо более откровенное и грязное. Губы Гриммджо, его горячее дыхание и горячий шершавый язык. Он был единственным, кроме Айзена, кто целовал его. Жадно, кусая губы, иногда задевая, царапая своей маской. Когда это случилось в первый раз, Ичиго оторопел. Во второй – возмутился, пытаясь отвернуться. Он не понимал, зачем Джаггерджак делает это, не понимал смысла поцелуя без намека на какое-либо чувство, кроме похоти.
И в третий, и в четвертый раз Ичиго так и не понял этого, но Гриммджо был настойчив, а у Куросаки не оставалось выбора. Однажды ему вспомнилось утверждение о том, что шлюх в губы не целуют. Мысль была невеселой, но почему-то, при всей абсурдности его положения, в чем-то утешительной.
А сейчас Гриммджо снова целовал его, стоя в одежде под душем. Ичиго слишком устал, чтобы отвечать или пытаться остановить его. Он чувствовал руки Джаггерджака, беспорядочно и быстро гладящие его тело, чувствовал, как тот возбужден, и понимал, что его сейчас развернут, заставят опереться ладонями о скользкое стекло и расставить ноги шире…
Ичиго не сразу понял, что его трясет. И что Гриммджо оставил в покое его истерзанный рот. И что большие горячие руки замерли, теперь просто обнимая его.
Прижимая к себе мокрое вздрагивающее тело, Джаггерджак провел чутким носом от его щеки – по шее, к плечу, собирая с кожи воспоминания о чужом запахе. Внимательно и зло.
Уже не понимая, чего от него хотят, что происходит, где он и с кем он, Ичиго забился, отталкивая, отчаянно не желая какого-либо продолжения… и Гриммджо выпустил его. Вышел из душа, оставляя на полу лужу воды. С обвисших под собственной тяжестью мокрых волос тоже текло, но Джаггерджаку на это было откровенно плевать. Он смотрел на тревожно замершего Ичиго, и углы рта у него подрагивали, словно вдруг заржавевшие лицевые мышцы не позволяли усмехнуться. Взгляд неестественно ярких глаз нагло прошелся по всему телу, оценивающе-пренебрежительно, и вернулся к лицу Куросаки. Ичиго ответил на него, не двигаясь, не пытаясь отвернуться, и Гриммджо наконец просто ушел, так и не сказав ни слова. Будь у Ичиго чуть больше сил и желания, он бы сравнил арранкара с взъерошенной мокрой кошкой. Но ни сил, ни каких-либо желаний он в себе не находил, поэтому, оставшись в одиночестве, с тупым равнодушием стал снова слушать шум воды: кап-кап-капли по стеклу, монотонно. Надо было бы перекрыть кран, но протянуть к нему руку вдруг превратилось в неразрешимую задачу.
Вода заливала глаза, и Ичиго послушно смежил веки, плавая в ощущении того, что сейчас произошло что-то совсем, абсолютно неправильное. Если такое еще вообще было возможно.
***
Ичиго вдруг понял, что сидит на мокрой скамейке, вцепившись пальцами в шершавое деревянное сидение – почему-то это ощущение было самым реальным из всех. Он не помнил, как здесь оказался. Как прошел эти последние метры. Вокруг наконец-то было темно.
читать дальше***
Из пересохших искусанных губ вылетали облачка пара и таяли. Ичиго пристально наблюдал за ними, выкарабкиваясь из воспоминания, как бабочка из кокона, почти чувствуя себя готовым расправить народившиеся крылья. И в то же время что-то не отпускало, что-то с ревом неслось по венам вместе с кровью, ударяло в виски, ломилось из всего тела и раздирало в разные стороны. Долгожданная тьма, к которой Ичиго так стремился, из полупрозрачной начала становиться плотной, осязаемой, будто его затягивало в черную дыру. В какой-то момент Куросаки зажмурился, не в состоянии смотреть и не видеть, а когда снова открыл глаза, то ночного дремотного парка не было. И шершавой мокрой скамейки тоже не было. Он по-прежнему сидел, но сжавшиеся пальцы заскребли по холодной гладкости стекла. Вскочив на ноги, Ичиго заозирался, понимая, что ему не показалось. Небо можно увидеть, не поднимая головы; бесконечный ряд одинаковых безликих небоскребов. Его внутренний мир по-прежнему пребывал в состоянии долбанутой перевернутости, хотя кое-что тут изменилось. Раньше здесь было светло, а теперь это место укутывали сумерки. А еще было холодно – кажется, даже холоднее, чем в реальном мире. Впрочем, и одет был Ичиго легко – в обычные черные хакама и косодэ, которые теперь, спустя месяц, ощущались на теле почти незнакомо. Но его не это тревожило.
- Какого?.. – начал было Куросаки, но его перебил так давно не слышанный низкий голос:
- Удивлен, что попал сюда, даже не высвободив духовное тело?
Зангетсу темной неподвижной фигурой стоял на тонком шпиле одного из зданий неподалеку. Руки в карманах балахона, черные очки даже в этих потьмах. Старина Зангетсу... Одинаково пафосный и суровый. Ичиго чувствовал свою вину перед ним за такое длительное бездействие. Меч ведь существует, чтобы сражаться? Чтобы защищать жизнь хозяина и других людей? А владелец Зангетсу предпочел сложить оружие…
- Что я здесь делаю? В последние дни я не принимал форму шинигами, потому что сила еще не вернулась, и я думал…
- Ты думал, что сможешь спрятаться, - опять оборвал его мужчина довольно резко.
- О чем ты? – нахмурился Ичиго. – Моя рейацу…
- С твоей рейацу все в порядке. Ты чувствуешь ее в себе, вот уже несколько дней как она восстановилась, но ты уже сам не даешь ей выхода. Мне большого труда стоило вытащить тебя сюда. Что случилось, Ичиго? Куда делась твоя решимость?
- Я… не понимаю. Я не сдерживал силу намеренно, - пожал плечами Куросаки, глядя на собственное смутное отражение под ногами. – И решимость тут ни при чем.
Когда Зангетсу заговорил снова, голос его звучал чуть мягче, хотя все еще был строг:
- Я хочу помочь тебе. Но для этого ты тоже должен хотеть помочь себе.
Вместо ответа Ичиго всмотрелся в небо, затянутое тяжелыми, готовыми разразиться дождем или градом тучами, сделал несколько шагов по стеклу, будто проверяя в очередной раз – не упадет ли. Сказал задумчиво:
- Мне почему-то казалось, что здесь все должно окончательно опрокинуться после всего… этого. Классно было бы: смотришь под ноги, а там – небо.
- Что ты чувствуешь?
Ичиго недоуменно поднял глаза на старика. Вопрос отчего-то застал его врасплох. Дыхание замерло на мгновение, все мысли как будто вытряхнули из головы, оставив пустоту, и из этой пустоты Ичиго после паузы извлек бесцветное:
- Кажется… ничего. – Только произнеся вслух, он понял, что так оно и есть. Это пугало. – Ни боли, ни гнева, ни ненависти… Ничего.
- Это не так, - неожиданно возразил Зангетсу и, вытащив одну руку из кармана, повел ею вокруг себя: - Оглянись. Разве то, что ты видишь, - свидетельство равнодушия и бесчувственности? Сейчас здесь тихо, потому что ты нашел способ успокоиться, но в другое время идет дождь, бури разражаются одна за другой, и это все – твои чувства, отделенные от тебя и запертые тут, внутри. Выпусти же свой гнев. Выпусти меня.
- Я забыл, что такое гнев. У меня было достаточно времени для этого.
- Так вспомни. Всего несколько дней назад ты был слаб, ты едва мог держать меня, твое тело было разбито, и разве ты не испытывал гнева по отношению к тем, кто сделал это? Вспомни, Ичиго. Вспомни, что чувствовал. Верни свои чувства – и ты вернешь свою силу. Вспомни, пока еще есть время…
С воспоминаниями у Ичиго проблем не было, хотя иногда он об этом и жалел. Отмотать время на несколько дней в прошлое было несложно. Он просто позволил себе прикрыть глаза, чтобы четче увидеть огромный зал с теряющимися во мраке сводами…
***
Спустя месяц Ичиго снова был в том же зале, в котором он сказал свое «Согласен». И Айзен снова снисходительно рассматривал его сверху вниз, холодно улыбаясь. Тошнотворное чувство дежа вю мешало сосредоточиться. Ичиго стоял прямой, как струнка, высоко подняв голову. Он понимал, что Айзен хочет полюбоваться на то, во что превратился пленник после их гостеприимства. Понимал, что у него плохо получается изображать безразличие и спокойствие. И все-таки ошметки гордости заставляли играть в эту игру. Выдержать помогало только осознание, что скоро все закончится.
- Как я и обещал, Куросаки-кун, ты возвращаешься домой, - торжественно-официально возвестил Айзен. – Надеюсь, ты провел здесь время с комфортом и удовольствием?
Боги, и как у него это получается? Десятилетия упражнений в лицемерии не прошли даром: ни взгляд, ни голос не выдают злой насмешки, он просто сама доброжелательность.
В искусстве лжи Ичиго тягаться с Айзеном, конечно, не мог, но на хмурую кособокую улыбку его все-таки хватило.
- Разумеется, - ответил словно кто-то другой его голосом.
- Не сомневался в этом, - довольно кивнул Соуске. – Скоро тебя проводят в Генсей. Думаю, Улькиорра составит тебе компанию. Он скоро придет сюда. А сейчас ты извинишь меня, если я уйду? Дела, знаешь ли.
Он неспешно приблизился к Ичиго, поднял руку – и Куросаки мгновенно забыл обо всех играх. В памяти отчетливо зазвучало тихое, обманчиво-ласковое «Иди сюда!», заставляя отшатнуться от ладони, коснувшейся его щеки. Как тогда, в первый день. Этого воспоминания никто так и не смог перебить.
- Надо же, такой молодой – и уже такой дерганый, - медово проговорил кто-то, выступивший из-за спины Айзена. Куросаки вскинул глаза на Ичимару. Тот смотрел на него с выражением умиленности на хитрой лисьей физиономии. Гина Ичиго видел впервые за время пребывания в Уэко. И он не знал, каким богам возносить благодарность, потому что если бы к нему заявился еще и этот…
- Полагаю, здесь многие захотят попрощаться с тобой, - вернул внимание Ичиго Айзен, отступая от него и позволяя наконец сделать нормальный вдох. – Надеюсь, мы еще встретимся, Куросаки-кун. И впредь… веди себя благоразумнее.
Кивнув на прощание, Айзен вышел. Гин издевательски помахал Ичиго рукой – как когда-то в Обществе Душ – и пошел следом за своим повелителем.
А Ичиго остался – вместе с арранкарами.
Теперь нужно было пережить только это. Только последний подарок Айзена. Ичиго ждал.
- Надо привести тебя в надлежащий вид перед возвращением. А то твои приятели решат, что ты на курорте был. Это, конечно, если ты не собираешься им рассказывать подробности своего пребывания здесь, - выступая вперед, ядовито улыбнулся Нойтора, прежде чем нанести удар.
Первое ребро не выдержало через пару минут. Еще одно продержалось несколько пинков – и отвратительно хрустнуло. Ключицу переломили, когда Ичиго попытался блокировать мощный удар Ями. Рука – еще пять минут боли, за которой уже не видно лиц. Их голоса доносились многократным эхом, и смысла слов он уже почти не понимал, машинально делая попытки защититься, которые выглядели настолько беспомощно, что ему самому было бы смешно. В другой ситуации. Истощенный, ослабший, Ичиго превосходно играл роль груши для битья, в последний раз позволяя им делать все, что им угодно. Он знал, что не умрет, остальное было не важно. Они собирались отпустить его живым… и в этом была их ошибка.
Прекрасное видение их окровавленных тел не позволяло потерять сознание.
- Эй, Гриммджо, чего ты там прохлаждаешься? – позвал какой-то арранкар, имени которого Ичиго не знал. Не помнил. – Развлечься не желаешь?
- Тоже мне развлечение, - громко и презрительно откликнулись откуда-то сбоку. Куросаки зачем-то повернулся – и увидел Джаггерджака, стоящего в тени высокой колонны в стороне ото всех. Ни на Ичиго, ни на остальных он демонстративно не смотрел, засунув руки глубоко в карманы. – Это даже не драка, а так, пустая трата времени. Ни удовольствия, ни веселья.
- А может, тебе жалко нашего дорого мальчика? – сладко поинтересовался Гранц, небрежно поправляя ядовито-розовую челку. Сам он тоже к Ичиго не приближался, но, вероятно, из-за страха попортить маникюр.
Гриммджо издал резкое «ха!», оттолкнулся от своей опоры, приблизился к кругу арранкаров, в центре которого уже лежал не удержавшийся на ногах Ичиго.
- Зачем мне довольствоваться какими-то огрызками? Я собираюсь убить его, когда он не будет похож на кусок дерьма.
- Убить? А не тебя ли он милостиво пощадил, а потом еще и спас твою жалкую шкуру от моих секир? – злорадно напомнил Нойтора.
Голубые глаза вспыхнули, зажглись яростью, но Гриммджо сдержался и ответил почти спокойно, только с глухой угрозой в завибрировавшем голосе:
- Вот именно за это я его и прикончу. Так что заканчивайте этот фарс, а то он еще сдохнет раньше времени… Опять.
Больше не обращая ни на кого внимания, Джаггерджак подошел к неподвижному Ичиго, подхватил его, как пушинку. Глянул на браслеты, все еще болтавшиеся на истончившихся запястьях, - кивнул Заэлю:
- А эти штуки?
- Конечно, я их заберу. Это ценные вещицы, - отозвался ученый, снимая оковы. – А куда это ты с ним собрался, позволь спросить?
Секста, держа Ичиго под мышкой, как тряпичную куклу, пожал плечами:
- Его же надо оттащить обратно?
- Айзен-сама, вроде, приказал это Улькиорре, - пробасил Ями, который хоть и был идиотом, но начальства старался слушаться, во избежание разного рода неприятностей вроде отрезания руки. Особенно когда волшебной девчонки-целительницы здесь не было.
- Ты его тут видишь? Я – нет, - отрезал Гриммджо, поудобнее перехватывая свою ношу, отчего Ичиго сдавленно выдохнул. – А любоваться на вот этого вот, - Куросаки снова тряхнули, совершенно точно давая понять, что речь идет о нем, - мне осточертело. Выкинуть этот мусор – дело трех минут, необязательно Улькиорру ждать.
- Мусор выносишь… Смотрите какой хозяйственный, - улыбнулся Заэль. – Ну, если тебе так хочется с ним возиться, то это не мое дело.
Остальные, видимо, были того же мнения, потому что больше возражений не последовало. Хмыкнув, Гриммджо размашисто зашагал к выходу. Не пытаясь освободиться, Ичиго только проговорил, задыхаясь:
- Меч…
- Будет тебе меч, успокойся, - ворчливо раздалось сверху.
И занпакто, в самом деле, скоро появился в другой руке Джаггерджака. Как это произошло, Ичиго не был уверен, но, кажется, Гриммджо на несколько минут оставил его в коридоре, а когда вернулся, то с ним уже был старина Зангетсу.
Все то время, что они добирались до Генсея, Джаггерджак молчал. Не издевался, не оскорблял – просто молча тащил его. Один раз Ичиго зашевелился, пробормотав:
- Пусти, я могу идти сам.
- Ага, щас, - даже не видя лица арранкара, Куросаки отчетливо представил его оскал, косящий под улыбку. От ясности картинки он почему-то вздрогнул.
Когда они оказались на пустынной улице Каракуры – минутах в десяти ходьбы от магазина Урахары, как определил Ичиго, осмотревшись – Гриммджо сгрузил Куросаки на грязный холодный асфальт дороги, бросил меч рядом, отчего тот оскорбленно лязгнул.
Словно поняв, о чем пропел металл, арранкар добавил с кривой улыбкой:
- Держи свой консервный ножик. Надеюсь, когда мы встретимся в следующий раз, ты сможешь сам держать его в руках. И крепко.
- Не сомневайся, - заверил Ичиго, кое-как поднимаясь на ослабшей здоровой руке и сплевывая кровь, все еще сочащуюся из разбитой губы.
- До дома, уж извини, не провожаю, - сказал Гриммджо по-прежнему издевательски, но Куросаки почему-то показалось, что извинение было вполне серьезным. У него, наверное, сотрясение мозга, раз мерещится всякое.
- Проваливай, - прошипел – скорее от боли в изломанном теле, чем от злости.
Гриммджо фыркнул и пошел прочь – как всегда, с руками в карманах. Обернулся – помедлил, глядя, как Ичиго, морщась, пытается подняться.
- Еще увидимся, - бросил то ли обещание, то ли угрозу – и исчез, как будто его здесь и не было.
Ичиго встал, опираясь на Зангетсу, повел по сторонам мутными глазами. Двигаться было больно, дышать было больно, но ему нужно было добраться до Урахары. Там он сможет восстановиться и вернуть силы. А потом убить их всех.
Стиснув зубы, Ичиго сделал первый шаг.
***
Только сделав шаг, он опомнился, распахнул глаза – и с изумлением увидел, что начался снегопад. Как отклик, отзвук поднявшегося в нем холодного гнева. Зангетсу был прав: вспомнить его оказалось не так уж трудно. Гнев пробивался сквозь отупение, сквозь болевой шок, парализовывавший все чувства. Гнев сыпался с неба, устилая собою все вокруг.
Только Ичиго забыл, кто может спрятаться за ним, слиться с ним воедино – верный спутник и вечное проклятье.
- Какая встреча! – услышал Куросаки насмешливый голос с металлическими нотами, лишь сейчас понимая, что он больше не видит Зангетсу. Вместо черного силуэта за снежной завесой показались белая одежда, белые волосы и белое лицо.
Его пустая половина, закинув меч на плечо, рассматривала его с откровенным любопытством. Бескровные губы растянулись в приветливую улыбку, и предвещать это могло только одно: крупные неприятности.
Продолжение - в комментариях
хотя они там походу и без меня скоро разберутся ^______^
Ага, возьмут его под крылышко, будут холить, лелеять и поить парным молочком.
доооо, и кормить сырым мясом х))
А Ренджи еще массажик спинки будет устраивать
только я вижу в этом хороший тройничок?
Тройник тут сложен, но возможен... чисто теоретически.
нца она такая, в ней всё возможно
ну ладно, это я так, ебнутый на таких мужиках как гриммджо и ренджи
***
Ичиго действительно надеялся, причем довольно искренне, что общение с милой девушкой в магазине станет последним неприятным событием за этот день. Он купил довольному мальчишке шоколадный батончик, кое-как выволок упирающегося Гриммджо из такогояркого-вкусного-душистого места и, подумав, решил сделать небольшой крюк по пути к дому Урахары. Вроде бы, даже и солнце светило изредка, и собак поблизости не было, и прохожих тоже не слишком много наблюдалось… Хотя Ичиго все же, на всякий случая и во избежание лишнего к ним внимания, накинул на голову Гриммджо капюшон, отороченный пушистым белым мехом. И когда из этой бело-голубой опушки на него глянули возмущенные глаза небесно-синего оттенка, Ичиго обомлел: до такой степени невинным и уязвимым выглядел арранкар. Мотнув головой, чтобы отогнать наваждение, он ускорил шаг, не позволяя снова взять себя за руку и досадуя, что по рассеянности допустил это прежде: отнимать у Гриммджо уже завоеванную им территорию было чревато. Не только сейчас.
Ичиго слишком хорошо помнил, как полыхнули неподдельной злостью глаза Джаггерджака, когда после второго его поцелуя Куросаки с отвращением вытер губы. Гриммджо тогда влепил ему пощечину – единственную за все время. И ей-богу, лучше бы ударил нормально, кулаком, со всей силы – было бы не так обидно и не осталось бы такого чувства, будто… будто…
Окатившая его волна мутной, тошнотворной рейацу благополучно избавила Ичиго от необходимости подыскивать ненужное сравнение. Пустой был где-то совсем близко. Пытаясь определить направление, Ичиго одновременно выскочил из тела, которое грудой костей свалилось косящую под снег грязь. Большая стирка для Юзу, насморк – для ее незадачливого братца… День просто не мог быть еще гаже.
- Побудь здесь, - бросил Ичиго Гриммджо, который тоже ощутил чужое присутствие и напряженно озирался, пытаясь в то же время рассмотреть Ичиго в обличье шинигами. Как-никак, его мечта наконец-то сбылась, а глаз катастрофически не хватало.
Оставляя мальчишку наедине с этой проблемой, Куросаки побежал на свидание с Пустым, хотя он мог и не торопиться: отвратительная гигантская гусеница с клешнями, как у рака, и несуразно маленькой головкой уже спешила к нему, предвкушая отличную пирушку.
Неприятным сюрпризом стало наличие у твари еще и скорпионьего хвоста, до поры до времени прятавшегося под брюхом. Отбивая его удары, Ичиго мельком отметил, что подрастерял навыки. Расстроиться по этому поводу он не успел.
Странно, но первым Ичиго почувствовал не появление второго Пустого, - на пару они решили поохотиться, что ли? – а слабый всплеск непривычно испуганной, но хорошо узнаваемой рейацу.
- И… Ичиго! – закричал Гриммджо, от страха не сумев даже с первого раза выговорить имя.
Куросаки, уворачиваясь от мчащегося на него жала, смог обернуться только на секунду, но этого хватило, чтобы рассмотреть паукообразное чудовище, приближающееся к застывшему рядом с телом Ичиго мальчику.
- Беги! – заорал шинигами и ударил с разворота, почти не целясь и вкладывая в удар всю силу. За свою небрежность он заплатил распоротым плечом, но разрубленными в итоге оказались не только маска, но и половина туловища Пустого. Не глядя, как огромное тело превращается в ничто, Ичиго в два шага шунпо оказался между пауком и так и не двинувшимся с места Гриммджо.
- О, шинигами! Да это же во много раз лучше!- прогнусавила голова, казавшаяся просто приставленной к толстому круглому телу. От звука его голоса Ичиго передернуло: он иногда забывал, что эти твари обладают разумом, что они были людьми. А Пустой тем временем глянул на жмущегося сзади к Ичиго мальчика и хмыкнул: - А чего ты его защищаешь-то? Он хоть и слабенький, а ведь из наших.
- Отвали. Сами как-нибудь разберемся, - выговорил сквозь зубы Ичиго, чувствуя, как от накатывающей ярости начинает звенеть в ушах и гулко колотится сердце. От выброса адреналина он даже не чувствовал боли, хотя его раздражало, как мокрая от крови ткань косодэ липнет к коже. Выставив меч, Ичиго сделал шаг вперед, надеясь немного оттеснить Пустого подальше от Гриммджо и от собственного тела. Как он и рассчитывал, «паук» не рискнул бросаться на противника сразу: в попытке оценить его силу Пустой, перебирая покрытыми жесткими ворсинками лапками, отошел назад. Он не выглядел особо сильным, и Ичиго решил, что покончить с ним будет нетрудно.
Он решил так. Кинулся вперед, с места входя в шунпо, и отсек одну из восьми ног твари - намеренно, даже не пытаясь задеть маску. Пустой завизжал пронзительно, так, что уши заложило, и, качнувшись, ударился о стекло витрины магазина, напротив которого он стоял. В следующее мгновение он ринулся на Ичиго, кажется, собираясь просто растоптать его.
Взмахнув Зангетсу, Ичиго отрубил еще одну его конечность, пока не осознавая, что этим не унять тот ледяной гнев, поднявшийся в нем, когда он увидел этого Пустого. Только услышав, как тварь воет во второй раз, Куросаки будто пришел в себя и рассек его маску.
Пустой исчез, а омерзительное ощущение, какое испытываешь, влезая руками в грязь, осталось. Ичиго поднял голову и вздрогнул: из зеркальной витрины, треснувшей от удара Пустого, на него смотрело собственное расколотое, искореженное лицо без всякого выражения. Будто кукла, которую разбили, а потом наспех, небрежно склеили.
Он заставил себя отвести взгляд и подошел к Гриммджо, вешая меч за спину.
- Ты в порядке? Эй?
Мальчишка, смотревший куда-то сквозь него, встряхнулся и все еще подрагивающим голосом, но уже с прежними вызывающими нотками откликнулся:
- Конечно. Что мне будет-то?
- Он мог убить тебя, - резонно заметил Куросаки. – Почему ты не убежал, когда я сказал тебе?
Гриммджо стоял к нему очень близко, и, чтобы смотреть Ичиго в лицо, он высоко задрал голову, отчего капюшон с него свалился.
- Здесь было твое тело. Если бы тот Пустой его повредил, ты бы не смог в него вернуться. Как бы я, по-твоему, убежал, дурак?
Он пожал плечами с таким видом, словно ему приходится объяснить самые элементарные вещи, и Ичиго как-то... отпустило, что ли. Он даже не стал втолковывать мальчишке, что тот все равно не смог бы ничего сделать Пустому.
- У тебя кровь, - вдруг заметил Гриммджо, тыча пальцем в плечо Ичиго. А потом посмотрел на него пристально и со странной интонацией спросил:- Это из-за раны ты не смог убить его сразу?
Ичиго с трудом удержался от нервной усмешки: другой ответ, кроме «да», Гриммжо явно не устроил бы. Не хватало еще, чтобы этот мелкий начал его жизни учить. Особенно когда Ичиго и сам не знал, что именно сейчас произошло.
- Конечно, из-за раны. Верно, Куросаки?
Уж этот голос Ичиго точно не рассчитывал сейчас услышать. Поигрывая крестиком на запястье, к ним подходил Исида.
- Ага,- не раздумывая, брякнул Куросаки, чувствуя, как прежняя злость меняет направление. – И давно ты тут прогуливаешься?
- Только что появился, - не моргнув глазом, отозвался квинси, и Ичиго легко понял: врет. Можно было смело ставить на то, что Исида пришел почти одновременно с Куросаки, второго Пустого заметил раньше и держал его на прицеле на тот случай, если Ичиго вдруг не успеет. В том, что его дорогой одноклассник на это способен, Куросаки не сомневался. Даже готов был принять, что Исида это сделал для него же – дать возможность размяться и проверить силы. Но это все равно страшно бесило.
- А ты еще кто такой? – недовольно вопросил Гриммджо, окидывая новоприбывшего презрительным взглядом.
- Не очень-то он оригинален, - усмехнувшись, сказал Исида Ичиго, а потом опять, как и в первый раз, представился: - Исида Урюу, квинси. Если это тебе о чем-то говорит, конечно.
Гриммджо фыркнул, давая понять, что Исида ему не нравится, и не желая показывать, что слово «квинси» ему в самом деле неизвестно.
Тут мужчина обернулся и увидел Исиду и Гриммджо, а главное – валяющегося на земле Ичиго. Всплеснув руками еще трагичнее, он подбежал к ним.
- Что случилось? На этого мальчика напали те же хулиганы, которые разбили мою витрину? Надо вызвать «скорую», быстрее!
Быстро, пока гиперактивный и сострадательный мужчина не стал проверять пульс Ичиго (которого, само собой, не было), Исида шагнул к Куросаки, поднял его с земли, закидывая руку себе за шею, и спокойно ответил:
- Да нет, все в порядке. Это у него с детства: от испуга в обморок падает. Сейчас очнется, - с нажимом закончил он, глядя на стоящего рядом Ичиго выразительно намекающими глазами: все-таки весил Куросаки больше квинси, и держать его было не так просто.
Ичиго, слегка впавший в ступор при виде того, как Исида обнимает его за талию, очнулся и быстренько влез в тело, зашипев, когда полученная в духовном облике рана проступила и на этом – целом – плече.
- Вот видите, - удовлетворенно вздохнул Исида, как только «пришедший в себя» Ичиго поспешно отошел от него. Осмотрев свое пальто, ставшее несколько грязнее, квинси вполголоса заметил: - А за химчистку с тебя причитается.
- Точно все в порядке? – недоверчиво спросил мужчина, явно видевший такое впервые.
- Да, замечательно, - кивнул Ичиго, испытывая все больший дискомфорт от раны. – Нам пора.
- Постойте, а те хулиганы… куда они побежали? – в отчаянии спросил хозяин магазина, все еще лелеявший надежду на поимку виновников его убытков.
- Два мальчика лет по десять побежали туда, - не глядя, махнул рукой Исида, любезно сочинивший расстроенному мужчине еще и примерный облик злодеев. От тревожного человечка пора было избавляться: бледность Куросаки нравилась Исиде все меньше. Как только они снова остались одни, квинси наставительно изрек: - Тебе к Урахаре-сану надо, пока кровью не истек.
- Без тебя знаю, - беззлобно огрызнулся Ичиго, наконец-то прижимая руку к больному месту.
- Пошли, провожу тебя, что ли, пока еще во что-нибудь не вляпался.
- То есть…- тронувшийся было с места Ичиго встал как вкопанный, когда до него дошло: - Ты пойдешь с нами?
Исида неловко усмехнулся, пряча руки в карманы, и сказал, уже почти отвернувшись:
- Куросаки, не задавай дурацких вопросов. Пожалуйста.
И Ичиго не стал больше ни о чем его спрашивать – все равно логику квинси ему было никогда не понять.
И руку, в которую опять вцепился странно молчаливый Гриммджо, отнимать тоже не стал.
И уж конечно он отложил на потом размышления о том, что бы все это значило.
но,опять-таки,мало))
киса - просто няяяя! )))
а автора я обожаю!)))
А для всех интересующихся выставляю таааакууююююю картинку....
Я в Болгарии сейчас, вернусь 11-го. Вот не раньше...)))
А картинка - чудо.
На подступах к магазину Урахары сопровождение Исиды начало казаться Ичиго весьма полезным: присутствие квинси не позволяло сбавить шаг, чего очень хотелось, и вообще как-то держало в тонусе. А тонус Куросаки был необходим, потому что плечо уже не просто болело, а горело огнем, да и общее самочувствие оставляло желать лучшего. Ичиго уже успел подумать о том, что клешни у зацепившего его Пустого были какие-нибудь ядовитые, но скорее всего это просто его настоящее тело переносило ранение тяжелее, чем духовный облик. Рукия что-то про это говорила еще в самом начале, но Ичиго не то прохлопал ушами, не то не понял. А сейчас ему просто хотелось добраться до теплого места и избавиться от пропитавшейся кровью одежды. Ну и подлечиться, само собой, неплохо было бы.
Возле заветной двери их встретила Уруру, которая сходу сообщила, что Урахары-сана нет, а Тессай-сан занят чем-то очень и очень важным.
- Простите, вам придется немного подождать, - потупившись, печально пробормотала девочка и, подумав, на всякий случай повторила: - Простите.
- Да ничего страшного, - с натянутой небрежностью заверил ее Ичиго, заходя в дом.
- Не твой сегодня день, Куросаки, - откомментировал за его спиной квинси – без злорадства, впрочем, а скорее даже сочувственно.
Ичиго припомнил все недавние события и вздохнул, глянув на мешающегося под ногами, зато молчаливого Гриммджо:
- Точно.
Обычный деревянный стул манил к себе, будто райское ложе, но Ичиго сначала кое-как снял с себя куртку, и только потом сел. Жить определенно стало легче, хотя начинающееся головокружение от этого не прошло. Хоть идти им было и недолго, этого, вероятно, хватило для довольно сильной кровопотери. А если теперь еще и ждать придется неизвестно сколько…
От двери раздался впечатленный присвист, а потом и голос Ренджи:
- Дерьмово выглядишь, Ичиго.
- И тебе привет, - хмуро откликнулся Куросаки, разглядывая кровавое пятно, украшающее футболку – совершенно новую, кстати, с надписью «Завтра будет лучше» и, вероятно, безнадежно испорченную.
Ренджи прошел в комнату, кивком здороваясь с Исидой. Особо удивленным по поводу присутствия квинси он не выглядел, и Ичиго почему-то вспомнилось, что Исида был здесь и в тот день, когда Куросаки вернулся в Генсей. Потом прибавилось воспоминание о вчерашнем разговоре, и в сумме все позволяло сделать вывод о том, что лояльность квинси все-таки так или иначе базировалась на чувстве вины или жалости, причем Ичиго не знал, какой из вариантов ему нравится меньше. Не особо своевременные мысли изгадили настроение окончательно, хотя Куросаки всерьез считал, что это уже невозможно.
Понятия не имеющий о цепочке размышлений, мигом выстроившейся в рыжей голове, Ренджи спросил:
- Что случилось-то?
- Пустой, - коротко сказал Ичиго, которого вовсе не грела идея рассказывать в подробностях, как его ранил самый обычный Пустой, притом из-за его собственной глупости и страха за Гриммджо. Да еще не кому-нибудь это рассказывать, а Ренджи. Вот ведь черт.
- Два Пустых, если быть точнее, - расширил ответ одноклассника Исида, а потом, глянув на стоящего с безучастным видом у окна мальчика, добавил: - И довольно неудачный момент для нападения.
Ичиго мысленно поставил квинси «отлично» и обреченно пронаблюдал, как Ренджи, перехватив взгляд Исиды, мрачнеет на глазах. И почему все-таки Куросаки не замечал раньше этой его проницательности? Или Ренджи ее так хорошо скрывал, или она у него только в особых случаях обострялась…
- Ясно, - изрек Абараи и, слава богу, не стал задавать никаких вопросов. В другой момент Ичиго непременно заинтересовался бы, что ему там стало ясно и до какой степени, но сейчас он радовался уже тому, что ему не придется ничего говорить.
Гриммджо, почувствовав, что речь идет о нем, обернулся на несколько секунд, угрюмо посмотрел на Ренджи и снова уставился в окно. С ним явно было что-то не то.
- Да, я, вообще-то, по делам шел, когда вас встретил, - спохватился Исида, и Ичиго только теперь обратил внимание, что он так и не разделся. Быстро глянув на часы, квинси нахмурился и пробормотал: - Опоздаю, наверное… хотя, может, и нет.
Он быстро распрощался и ушел, причем Куросаки показалось, что это не пустой предлог и что Исида в самом деле торопится. Хотя он еще собирался уточнить, как квинси рассматривает их отношения – по крайней мере, на данный момент, раз уж у него семь пятниц на неделе.
Раздражение, испытанное от этой мысли, Ичиго перенес во фразу, которая изначально должна была прозвучать просто досадливо:
- Накрылась, походу, моя тренировка сегодня.
- Ничего, отдохнешь денек. Мне пока Чад компанию составит – он часа два назад пришел.
- А что ты тогда тут наверху делал? – удивился Куросаки.
Ренджи излишне безразлично дернул плечом:
- Поднялся глянуть, что у тебя опять за фигня с рейацу.
- Как видишь, и правда фигня, - попытался отмахнуться Ичиго, притом больной рукой, в результате чего ободряющая усмешка совершенно не удалась.
- Вижу, - невесело фыркнул Абараи.
Ичиго осторожно оттянул ворот футболки и еще осторожнее стал отделять липкую ткань от кожи. Рана выглядела не слишком глубокой, но менее болезненной от этого не становилась. По-хорошему, футболку надо было снять, но Куросаки, на пробу ухватив ее за шиворот и потянув наверх, понял, что руку поднять не сможет.
- Помочь? - наблюдая за его мучениями, предложил Ренджи.
- Не снимется, - вздохнул Ичиго, оставляя попытки как непродуктивные и весьма болезненные. – Придется разрезать: все равно вряд ли отстирается. А клёвая была… позитивная…
- Ладно, позитивный мой, давай-ка… - Абараи, присев на корточки, взялся за футболку со стороны здоровой руки Куросаки и одним махом разодрал ее по шву доверху.
Нельзя сказать, что звук рвущейся ткани был у Ичиго в особом почете. Особенно когда эта ткань представляла собой его одежду. Краем глаза Куросаки заметил, как Гриммджо, снова повернувшись, пристально смотрит на них, и ему стало совсем не по себе, словно здесь происходило что-то непристойное.
Ренджи, почувствовав его напряжение, чуть замешкался, а потом аккуратно подцепил оставшийся пока что целым воротник футболки, мазнув при этом пальцами по шее Ичиго. Приложив усилие, он разорвал последнюю полоску ткани и, поднявшись, сразу отошел на пару шагов, а Ичиго, наконец-то стаскивая с себя останки футболки, чувствовал себя глупо и почему-то боялся на него посмотреть. Прижав чистый кусок ткани к ране, он севшим голосом спросил первое, что пришло в голову:
- Кстати, а где Рукия? Я думал, она здесь.
- Она вместе с Урахарой ушла, уж не знаю, куда.
- Прямо такая таинственность, - фыркнул Ичиго. – Тессай, наверное, тоже чем-то эдаким занят.
Он подавил очередной бесполезный вздох и только плотнее прижал руку к ноющему плечу.
- Слушай, может, Иноуэ позвать? Мало ли сколько он там еще занят будет… – с тревогой посмотрев на него, спросил Ренджи и, как бы извиняясь, добавил: –Я бы и сам мог попробовать, но, честно говоря, не силен я в этом.
- Да не надо. Чего ее лишний раз дергать, - покачал головой Ичиго и тут же сделал для себя еще одно не слишком приятное открытие: ему просто не хотелось сейчас видеть Иноуэ с ее печальными и отчего-то виноватыми глазами. Здорово.
Куросаки даже не заметил, когда к нему подошел Гриммджо. В отличие от Орихиме, он выглядел скорее просто расстроенным, нежели виноватым, когда спросил:
- Очень больно?
Почему-то этого Ичиго от него не ожидал. Гриммджо, очень серьезный и спокойный, снова казался гораздо старше сейчас, и от противоречия между его видом и содержанием вопроса Куросаки даже растерялся. Зато Ренджи ответил вместо него – сдержанно, но при этом довольно ядовито:
- Да не, ему щекотно.
Гриммджо, мигом нахмурившись, зыркнул на него и явно собирался что-то на это ответить, но вошедший в комнату Тессай не дал ему такой возможности, здороваясь и сразу же извиняясь за вынужденное ожидание. Видя, что Ичиго теперь займутся, Ренджи сказал:
- Ну все, я вниз. А то Чад там без меня все разнесет.
- Удачи, - кивнул ему Ичиго, поднимаясь навстречу Тессаю, который уже оценивал серьезность ранения гостя.
Уже у двери Ренджи обернулся и вдруг спросил у Гриммджо:
- Не хочешь со мной?
Ненавязчиво так спросил – а взгляд внимательный и острый, как меч.
Мальчик, не шелохнувшись, без раздумий ответил:
- Нет.
Абараи хмыкнул и исчез. А Ичиго так и не решил для себя, чего добивался лейтенант этим предложением, но уж явно он не ребенка развлечь хотел.
Потягивая чай, поданный Уруру, Ичиго все чаще взглядывал на Гриммджо, который что-то рассеянно вычерчивал фломастером в альбоме, принесенном все той же предусмотрительной девочкой. Наконец, так и не дождавшись ни одного слова от арранкара, он заметил:
- Тихий ты какой-то. Что случилось?
Голубой взгляд скользнул по нему и снова опустился.
- Ничего.
- Да ладно. Обычно болтаешь без умолку, а тут как воды в рот набрал.
Гриммджо долго молчал, сосредоточенно закрашивая оранжевым цветом фигуру, которую Ичиго не мог рассмотреть. Наконец, так и не поднимая головы, он сказал сухо, будто боясь, что в голосе прозвучит ненужная эмоция:
- Тебя ранили из-за меня.
Вот так новости… Ичиго чуть чаем не подавился.
- Что за глупость? Меня ранили, потому что я не заметил вовремя второго Пустого. Ты тут ни при чем, так что кончай дурью маяться.
Гриммджо, кажется, не поверил, но спорить не стал. Вместо этого он все так же неестественно ровно произнес:
- За меня раньше не заступались.
- С чего ты взял, если не помнишь ничего?
- Мне так кажется почему-то.
- Неправильно кажется, - качнул головой Ичиго, припоминая тяжесть секир Нойторы.
- А ты откуда знаешь? – уже оживленнее спросил Гриммджо, поднимая на него заинтересованный взгляд.
- Да уж знаю, - фыркнул Куросаки. – И не сказал бы, что тебе это понравилось.
Он не стал уточнять, что Джаггерджаку это не то что не понравилось – взбесило. Да и о том, как Ичиго пришлось за свой благородный позыв расплачиваться, тоже стоило промолчать.
- Почему я не помню? – тихо спросил мальчик скорее у самого себя, вновь опуская глаза и начиная машинально водить рукой по исчерканной уже бумаге.
Ичиго хотел сказать ему что-нибудь ободряющее, но в кармане джинсов у него зазвонил телефон. Тихо чертыхнувшись, он полез за ним все еще немного непослушной рукой.
На дисплее светился незнакомый номер.
- Привет, Куросаки-кун! – пропела трубка, стоило только нажать кнопку приема звонка. Ичиго можно было не спрашивать, кто это: легкий акцент в девичьем голосе по телефону был слышен так же хорошо, как и вживую. Не дожидаясь его ответа, Ито спросила: - Ты не забыл о моем приглашении?
- Нет, - выговорил Ичиго, хотя на самом деле он и думать забыл о встрече с девчонкой во всей суете сегодняшнего дня.
- Хорошо. Все в силе, остальным я уже позвонила, так что завтра в семь жду тебя в гости. Ты ведь придешь?
Вопрос прозвучал лукаво-кокетливо и не предполагал отрицательного ответа, хотя больше всего Ичиго внезапно захотелось сказать еще одно короткое «нет». Он не думал, что Ито пригласит его к себе домой, это было для него странно: все-таки они еще даже толком не познакомились. Хотя, наверное, во Франции отношение к таким вещам было проще, и Акуми не видела ничего особенного в том, чтобы пригласить в гости малознакомого человека. К тому же, предполагалось, что они будут не наедине, и, поколебавшись, Куросаки сказал:
- Да, я приду.
- Тогда я сброшу адрес по смс. До завтра! – и она, снова не дожидаясь ответа, отключилась.
А Ичиго запоздало задумался, откуда она взяла его номер телефона.
- Это Ито-сан была? – услышал Куросаки голос Чада и обернулся к другу.
- Ага… Подожди, а ты откуда знаешь? – опешил он – и тут же понял, что если уж Чад в курсе, то и вся школа – тоже.
- Слышал, - коротко отозвался Ясутора. – И о ней самой я тоже много чего слышал.
Он больше ничего не добавил, и по его малоподвижному, будто из камня высеченному лицу сложно было что-то прочитать, но Ичиго ясно почувствовал в нейтральных, в общем-то, словах предостережение. Он еще сильнее пожалел о том, что впутался во все это.
Не глядя на них обоих, Гриммджо остервенело закрашивал что-то черным фломастером.
tbc
И я забыл сказать, что этот кусочек хорош. Только вот конца и края пока не видно Равноденствию.
Девушка еще появиццо, будьте уверены.
*рисует транспоранты и присаживается ждать проду*)))
***
Ичиго стоял перед открытым шкафом и боролся с желанием вытащить с полки черную футболку, на которой – он точно помнил – красовалось доброжелательное «Не подходи - убьет». Когда ему это удалось, рука почти без колебаний потянулась к одной из немногих вещей, висящих на «плечиках». Белая рубашка в тонкую серую полоску, носить которую стоило навыпуск, из очень приятной на ощупь мягкой ткани. Сестры на день рождения подарили (не без материальной поддержки отца, надо думать), притом от Карин последовал комментарий насчет того, что у их непутевого братца приличных вещей почти нет и этак приличной девушки он тоже не найдет. Тогда Ичиго только фыркнул, предполагая, что на личную жизнь у него времени не будет еще очень и очень долго, а вот теперь застегивал на запястьях широкие манжеты и… ни о чем особенном, в общем-то, не думал. По идее, стоило понервничать хоть для приличия, но сил хватало только на легкое раздражение: идти никуда не хотелось совершенно. Да и причин для переживаний он не находил, потому что постоянно твердил себе, что никакое это не свидание, а просто… ну, просто поход в гости. К незнакомой девушке. Черт.
Висящее на внутренней стороне дверцы шкафа зеркало отразило хмурого, но не так уж плохо выглядящего парня. Рубашка хорошо смотрелась с джинсами, и вид при этом был не слишком официальный и не слишком раздолбайский. Как раз то, что нужно. Наверное. Ичиго подавил вздох, последний раз бросил взгляд на манящую кляксу желанной футболки и закрыл шкаф.
Гриммджо, меланхолично вертящийся на стуле, скосил на него полуприкрытые глаза и снова оттолкнулся ногами от пола. Ичиго мельком подумал, что его бы от такого издевательства над вестибулярным аппаратом уже начало мутить, а мальчишке все трын-трава. Со стулом он извращался таким образом уже около часа – с тех пор как Куросаки отказался посвящать его в подробности своего предстоящего вечера. И дело было даже не столько в том, что подробностей этих Ичиго и сам не знал, просто ему хотелось увеличить дистанцию между собой и Гриммджо, которая непонятно когда успела сократиться до опасного предела. Пацан предсказуемо нахохлился и решил поиграть в оскорбленную невинность. Невинность из него была такая же, как… блин, как из самого Ичиго, так что эмоциональный шантаж провалился с треском. Так они и молчали теперь: Ичиго – собираясь на не-свидание, а Джаггерджак – пытая уже начавший жалобно поскрипывать стул.
Ичиго расправил воротник рубашки немного нервным жестом и опять подумал, что оставить здесь Гриммджо одного он не может, а значит, придется сначала отвести его к Урахаре. Благо, он примерно представлял, где находится дом Ито, – это было недалеко от магазина Киске. Однако не успел он подумать, во сколько придется выйти из дома, чтобы не опоздать к назначенному часу, как в дверь пару раз уверенно стукнули.
- Да, - машинально откликнулся Ичиго и, повернувшись, увидел входящую Рукию.
Она до сих пор не заходила к нему без предупреждения, хотя раньше без стеснений не только в дверь, но и в окно впархивала, в любое время суток. Куросаки почувствовал укол вины, поняв, что это последствия его поведения в те, первые дни. Немудрено: он бы, пожалуй, сам своего взгляда бы испугался тогда и не рискнул лишний раз соваться в комнату к еле вменяемому человеку.
Как бы пытаясь компенсировать только что осознанный факт, Ичиго улыбнулся. Видимо, он перестарался, потому что Рукия подозрительно нахмурилась, тут же, впрочем, смягчая взгляд ответной улыбкой:
- Привет, - и тут же, оценив не совсем привычный вид друга, спросила: - Ты куда это?
- Да так, - расплывчато мотнул головой Ичиго, глянув на мальчишку, который на появление соперницы по рисованию даже не отреагировал.
Рукия, сложив два и два, поняла, что при Гриммджо Ичиго распространяться не горит желанием, и не стала вдаваться в расспросы. А вот Куросаки спохватился, словно только что вспомнив:
- Ты где была, кстати? Два дня почти пропадала.
- Потерял? – хмыкнула девушка, поправляя слегка влажные черные волосы, и ответила: – В Обществе Душ была. Урахара попросил.
- М? Зачем это? Я думал, он с вашими не особо ладит.
- Да я тоже. А вообще, я сама не знаю ничего толком, - Рукия на автомате вытащила сотовый, посмотрела, нет ли чего тревожного, и хлопнула крышкой. – Он меня просто попросил передать Укитаке-тайчо послание и принести потом ответ. Я пыталась выяснить, что к чему, но ты же его знаешь…
- У этого типа что-то выведать – та еще задачка, это точно, - фыркнул Ичиго. – Так ты поэтому задержалась? Ответа ждала?
- Да. Ну, и узнала, как там вообще дела. В поместье наведалась.
- И как Бья-чан поживает? – не удержавшись от ехидцы, осведомился Куросаки, тут же поймав предостерегающий темный взгляд и не менее предостерегающее «И-чи-го». Не дожидаясь, пока Рукия возьмется проповедовать, как допустимо и как НЕдопустимо именовать ее драгоценного нии-сама, Ичиго сунул в задний карман джинсов удостоверение временного шинигами, выразительно посмотрел на часы и скороговоркой проговорил: - Ну, раз уж ты все равно пришла, то присмотри тут, чтобы все спокойно было, а я через пару часиков вернусь.
Время он назвал совершенно наобум, конечно.
Рукия вздохнула и, меняя гнев на милость, благосклонно кивнула:
- Ладно, иди.
Махнув ей рукой на прощание и намеренно проигнорировав прикипевший к нему обеспокоенный, хотя и максимально приглушенный взгляд Гриммджо, он вышел из комнаты.
Следующая мысль была о том, что Ито, распахнувшая дверь, прекрасно знает, как она выглядит в свете фонаря, будто специально стоящего так, чтобы выхватывать из вечерней темноты дверной проем. Выглядела она… хорошо. Даже очень.
- Куросаки-кун! Ты вовремя, все как раз собрались, - заулыбалась девушка, впуская его в прихожую и ловко выхватывая из рук коробку, от которой Ичиго как раз приноравливался избавиться не слишком неуклюже. Конфеты он купил в соседнем супермаркете, уже на подходе сообразив, что негоже в гости без подарка являться. – Ой, обожаю шоколад этой фирмы! Спасибо!
Правду она сказала или нет, Куросаки понятия не имел, но испытывал признательность за то, что процесс «дарения» Ито провела фактически без его участия. Разуваясь и вешая куртку на стоящую в углу стойку с чьими-то пальто, Ичиго понял, что уже чувствует себя не в своей тарелке – а ведь вечер только начинался.
- Ну же, проходи.
Ито поманила его за собой по небольшому коридорчику, выходящему в гостиную – просторную комнату, обставленную в бежевых и светло-коричневых тонах, которые в приглушенном, почти интимном свете, льющемся от несколько развешанных по стенам бра и горящих на столике свечей, сгущались до шоколадных. Ичиго по мягкому ковру с длинным ворсом прошел внутрь, рассматривая остальных приглашенных. Компания была небольшая – всего четыре человека, две девушки и два парня. Хига и, предположительно, Судзуки удивления не вызвали – можно было догадаться, что Ито позовет близких (и единственных, если верить словам Мидзуиро) подруг. Парней Ичиго не знал, хотя смутно догадывался, что они оба учатся с ним в одной школе. А еще по их слегка вытянувшимся лицам можно было сделать минимум два вывода. Во-первых, сами они явно знали, кто такой Куросаки Ичиго. Во-вторых, они понятия не имели, что этот самый Куросаки тоже приглашен на небольшую вечеринку к королеве школы.
Первый факт был вполне естественен (как-никак, а свою репутацию Ичиго собственными руками создавал не один год), второй немного насторожил, но в целом – ничего особенного. Старательно улыбнувшись, Ичиго кивнул – всем сразу и никому в отдельности:
- Привет.
- Привет, Куросаки-кун, - отозвалась Хига, единственная более-менее с ним знакомая.
- Ты, наверное, не всех здесь знаешь, - это уже вступила хозяйка вечера, оказавшаяся вдруг очень близко со своей жемчужной улыбкой и блестящими глазами, в которых от ткани ее платья мерцали темно-синие блики. – Ну, Хига Суги в твоем классе, это понятно, - названная девушка тихо хихикнула, даже не подозревая, что для Ичиго обучение в одном классе – вовсе не повод для того, чтобы знать человека в лицо и по имени. – Судзуки Таками учится со мной. Хотя мы всегда втроем общаемся.
Таками, довольно симпатичная девчонка с неизгладимой печатью стервозности на остреньком личике, улыбнулась со своего места на диване одними губами и вежливо проговорила:
- Рада познакомиться.
Не позволив Ичиго ответить даже стандартное «мне тоже», Ито продолжила, указывая на юношу, сидящего справа от Судзуки:
- Икеда Сатору, тоже с моей параллели. Ты, наверное, слышал его игру: Икеда-кун - наш будущий великий скрипач.
Ичиго не слышал, но на этот счет промолчал, а парень, кивнув Куросаки в знак состоявшегося знакомства, слабо отмахнулся от явной, но такой приятной лести:
- Да будет тебе, Ито-сан. Так уж и «великий».
Он усмехнулся, но скорее для виду. А Ичиго на мгновение показалось, что Икеда похож на Исиду – то ли прической, то ли такими же тонкими, аккуратными чертами лица. Хотя сходство быстро ушло, стоило им вновь встретиться взглядами: Куросаки не смог бы точно сказать, что именно, но что-то в яркой, притягивающей глаза внешности парня было неприятное. Почти неуловимо, но достаточно, чтобы желание познакомиться с ним ближе умерло в зародыше.
- Не напрашивайся на дополнительные комплименты, Икеда-кун! – рассмеялась Ито, а потом, спохватившись, представила последнего своего гостя: довольно плотного паренька в квадратных очках, который потерянно оглядывался, прохаживался по комнате туда-сюда и, щурясь, то и дело смотрел в сторону коридора, по которому Ичиго попал в гостиную, будто собирался с минуты на минуту сбежать.
- Танака Каору, президент клуба любителей го. Он на твоей параллели, Куросаки-кун.
«Президент» посмотрел на Ичиго несчастными глазами и выдавил из себя улыбку. Он сейчас был похож на Кейго в их первую встречу: Асано, помнится, тоже был до чертиков напуган слухами, которые ходили о нарушителе общественного спокойствия Куросаки.
- Очень приятно, - почти против воли улыбаясь в ответ, легко выговорил Ичиго. Странно: Танака, довольно невзрачный, в смешной клетчатой рубашке и тяжелых очках, располагал к себе гораздо больше, чем холеный скрипач Икеда. Может быть, потому, что он, как и Куросаки, вовсе не горел желанием здесь находиться, хотя скрывал это намного хуже. Почти что и не скрывал, в общем-то.
Это наводило на некоторые размышления.
Что там Ито писала в своем приглашении? «Встреча друзей»? На друга этой компании Танака не очень-то походил. Да и Икеда, если уж на то пошло, хоть и старался держаться уверенно и независимо (все-таки старший парень из здесь присутствующих), все равно вел себя довольно скованно. Складывалось впечатление, что не один Ичиго оказался в совершенно новой обстановке. И легче от этого почему-то не становилось.
В это время Ито хлопотливо рассаживала гостей, включала музыкальный центр, из которого полилось ненавязчивое нежное французское мурлыканье, расставляла поудобнее на низком столике перед диваном и креслами блюда с фруктами, несколькими салатами и закусками. И все это с такой же ненавязчивой, как музыка, болтовней о пустяках, которая скользила мимо сознания. Ичиго слушал вполуха, наблюдал за действиями девушки, и у него опять появилось чувство, что она слишком хорошо знает, как выглядит со стороны: ловкие, быстрые, грациозные движения, изящный поворот головы и взмах руки в широком рукаве, открывающем белое плечико – как в тщательно срежиссированном рекламном ролике. Вдруг подумалось, что с выбором одежды Ичиго не прогадал: футболка смотрелась бы очень странно рядом с коротким насыщенно-синим платьем Акуми, которое эффектно обтягивало то, что ниже пояса, зато едва очерчивало свободными волнами то, что выше. И кстати, действительно рядом: Ито, закончив суетиться, села на оставленное для нее место, оказавшись слева от Куросаки. Когда она наклонилась к столику за все еще запечатанной коробкой конфет, платье сползло с ее плеча еще сильнее, а обоняния Ичиго коснулась легкая волна удивительно приятного парфюма – надо думать, французского. И в то, что все это «просто так» и «само по себе», уже не верилось.
- Прошу вас, угощайтесь, - Ито обвела стол рукой и, повернувшись к сидящему с другой стороны от нее Икеде, продолжила прерванный, видимо, появлением Ичиго разговор: - Так где, ты говорил, твое следующее выступление будет?
Это была правильная тактика: втянуть в беседу того, кто легче всего пойдет на контакт, разговорить его на интересующую обоих тему, а потом медленно подключить остальных, чтобы никто не чувствовал себя выкинутым за борт. Так обычно и делают на крупных приемах, где собирается много не знакомых друг с другом людей. Но… но Ито сказала про встречу друзей. Соврала? И, судя по всему, остальным тоже, но только парням – девушки выглядели вполне умиротворенными, хотя в глазах поблескивали любопытство и что-то, сильно смахивающее на азарт. Почувствовав себя картонным зайцем, за которым несется гончая и который не может свернуть с прямого пути, Ичиго медленно обвел тяжелеющим взглядом всех собравшихся.
Значит, вот оно как… Трем подружкам, почивающим на лаврах местных знаменитостей, стало скучно. Чем могут развлечь себя принцессы? Конечно, собственноручно выбранными принцами.
Хига Суги, тихая скромница на вид и довольно раскованная по натуре, неторопливо обрабатывала зажатого, заикающегося от волнения Танаку. Судзуки с выражением сдержанного восхищения на лисьей мордочке слушала Икеду и с величайшим вниманием расспрашивала его о мелочах, связанных с грядущим концертом будущего гения скрипки. И если Каору здесь оказался в качестве королевского шута, а Сатору – придворного музыканта и вообще талантливой личности, привносящей в вечер оттенок творческой элегантности, то свою роль в этом балагане Ичиго еще только собирался прояснить.
- Так ты слышал, Куросаки-кун?
Вздрогнув и выпав из задумчивости, Ичиго уставился на покачивающуюся в ухе Акуми длинную сережку и собрался честно признаться, что в скрипичной музыке он полный профан, но на всякий случай спросил, тщась изобразить смущение:
- Что, прости?
- Последний альбом Radiohead слышал? – немного укоризненно улыбаясь, повторила вопрос Ито.
Каким образом за те пару минут, что он отвлекся от разговора, речь перекинулась со скрипок на Radiohead, Куросаки не понял. Зато неожиданно вспомнилось, что об этой группе как-то раз высказывался их доблестный квинси. Ну, сойдет, чтобы разнообразить свои пока что немногочисленные фразы.
- Нет, они мне мрачноватыми кажутся. Вот Исида наш слушает, вроде.
- А, Исида-кун! – Ито выверенно-задумчивым жестом убрала за спину прядь длинных волос и улыбнулась с почти заговорщическим видом: - Это с ним, кажется, я вас тогда закрыла… случайно. Он тебе еще потом ту игрушку передал.
- Игрушку? – с удивлением, которое безуспешно пыталось замаскировать презрение, переспросил Икеда, уставившись на Ичиго. Да, хоть от Исиды постоянные проблемы, даже при одном упоминании его имени, все-таки сравнивать этих двоих он погорячился: у квинси такого мерзкого взгляда никогда не было. То есть, презрительный-то был, сколько угодно, но уж никак не мерзкий.
- Так вы, значит, друзья? – протянула Хига, вертя в пальцах шпажку от канапе. – А Сайто, вроде, говорил, что вы враждуете постоянно…
- Сайто Наоки? – ухватившись за знакомое имя, оживился Танака и на обращенные к нему взгляды пояснил, будто извиняясь: - Он иногда приходит в мой клуб.
- Это не тот ли Сайто, с которым Куросаки недавно… побеседовал? – сделав многозначительную паузу на то, чтобы отправить в рот кусочек ананаса, насмешливо и небрежно спросил Икеда.
Ну вот, приехали. И почему из всех его драк обязательно должна была всплыть именно эта? Настраиваясь на защиту, Ичиго сдержанно кивнул, не отводя взгляда от непонятно довольного лица музыканта:
- Он самый. А что?
- И правильно сделал, Куросаки-кун, - внезапно отрезала Ито – резко, совершенно не так, как она говорила до этого момента. Словно что-то вытолкнуло ее из выбранного образа… кошки, или что она там себе придумала. – Этот идиот только и может, что языком молоть.
А вот это было интересно. Чад вчера говорил, что много чего слышал об Ито, как и Кейго. А Сайто слыл тем еще сплетником, так что можно было делать ставки на то, благодаря чьим стараниям, помимо прочих, ползут слухи о мечте всех парней школы. То есть, поправка: всех нормальных парней, по словам того же Асано.
Перед глазами Ичиго вдруг встал тот день – возвращение в школу, заполненные пустотой провалы уроков и бешеная, неконтролируемая злоба, сопровождающаяся всплеском рейацу. В коридоре тогда было много народу, все смотрели на спятившего Куросаки, который чуть не придушил злополучного Наоки… смотрела, наверное, и она. Ичиго неожиданно стало легко: он понял, чего ради его сюда затащили. В конце концов, должен же быть у королевы собственный рыцарь?
- А знаете, да ну этого Сайто! – словно спохватившись о сползшей маске, гораздо мягче, совсем как раньше, улыбнулась Ито. – У меня есть предложение.
Не успел никто спросить, что же это за предложение, как Акуми уже вспорхнула с дивана – и вернулась обратно через минуту, держа в руках бутылку вина и штопор.
- Нам, конечно, еще не полагается, - с невинным видом и потупив глаза, сказала Акуми, после чего взглянула прямо, давая понять, что правила и запреты ее не волнуют совершенно: - Но мы же совсем немного! А вино очень хорошее, мы его из Франции еще привезли. Кто умеет обращаться со штопором?
Оказалось, что скрипач умеет, еще как. Пробка с тихим хлопком вышла из узкого горлышка, зазвенели принесенные бокалы на высоких ножках, темно-рубиновая жидкость бросила россыпь бликов по комнате.
Ичиго сомневался, такая уж ли это хорошая идея. Пить он, откровенно говоря, не умел, да и практиковаться в незнакомой компании ему хотелось меньше всего. Но Икеда одарил его еще одним противным взглядом, в котором псевдосочувствие тесно соседствовало с издёвкой, и стало уже неважно. В самом деле: что ему с одного бокала будет?
- За новые знакомства, - сказала Ито и посмотрела из-под опущенных ресниц на Ичиго.
А Куросаки слишком поздно сообразил, что он не ел ничего дома и здесь, занятый собственными размышлениями, сжевал только пару оказавшихся действительно вкусными конфет да одно канапе.
Мир стронулся с места и останавливаться больше не желал, хотя и двигался очень-очень медленно. Ичиго прекрасно всех слышал, сам выговаривал какие-то слова, притом довольно уверенно, но при этом понимал, что с ним что-то не так. Картинка, воспринимаемая глазами, время от времени немного не поспевала за движением взгляда, и иногда хотелось от души улыбнуться не особо смешной шутке Хиги, Судзуки или даже Икеды. Все это говорило о том, что пора отсюда выбираться, и поскорее, но подходящего момента все как-то не было. Ито спрашивала у него что-то, и Ичиго отвечал – тщательно обдумывая свои слова, чтобы не сболтнуть чего лишнего. Например, «вот вчера, когда я с Пустым дрался…». Или «один мой друг-шинигами говорил…». Или «меня в прошлом месяце в школе не было, потому что…». Хотя об этом он бы даже под героином не сказал, наверное.
А бокал, почти опустевший, казалось бы, почему-то снова оказался наполнен. И стало даже почти забавно наблюдать, как потихоньку бесится Судзуки, которая поняла, что неправильно выбрала себе сегодняшнего ручного кролика. Чем старательнее она привлекала к себе внимание Икеды, тем он упорнее делал вид, что этого не замечает, и увивался вокруг раскрасневшейся от удовольствия и вина Ито, которая то и дело обращалась к Ичиго. Это все было так неважно, но отнимало столько сил, что приятная звенящая легкость в голове начала наливаться свинцом. Примерно как раз в этот момент окончательно озверевшая Судзуки посмотрела на часы и с неискренним вздохом сообщила:
- Акуми-чан, мне пора. Обещала быть дома пораньше.
Ито даже не попыталась сделать вид, что расстроена – то ли за вечер ей надоело оттачивать актерское мастерство, то ли вино свое дело сделало. Разведя руки в знак сожаления, девушка закивала:
- Какая жалость, а мы так хорошо сидели. Ну, я думаю, Икеда-кун тебя проводит – как истинный джентльмен, ведь так?
Истинный джентльмен кисло улыбнулся и заверил, что с ним Судзуки-сан будет в полной безопасности.
Будто бы только этой секунды и дожидавшаяся Хига тоже «спохватилась», что ей надо идти, потому что что-то там… в пояснения Ичиго уже не вслушивался: он понял, что сейчас Танаку определят в сопровождающие, они все уйдут, а он, Куросаки, останется наедине с гончей, нагнавшей своего зайца.
Пьян был Ичиго или еще не совсем, но угадал он точно: повеселевший и расслабившийся Танака, который даже начал получать удовольствие от всего происходящего, грузно выбрался из кресла, деловито поправляя очки и оправляя рубашку, на которой виднелось приличное жирное пятно. Ичиго тоже встал, набирая воздуха в легкие для краткой речи «мне, пожалуй, тоже пора». Но Ито умела получать от людей желаемое: она их просто не слушала.
- Куросаки-кун, ты тоже собираешься меня бросить?! – в голосе было столько изумления и почти обиды, что все слова из огромной, раза в два больше мозга, головы Ичиго улетучились.
Икеда незаметно покачал головой, сообщая тем самым, что такого придурка, как Куросаки Ичиго, еще поискать. На придурка, хоть и невербального, Ичиго обиделся, но все равно сказал:
- Правда ведь, поздно уже.
- И ничего не поздно. Время детское, - заявила Ито, точно зная, в какое место бить. Ну конечно, она же, черт возьми, старше. – Ну пожалуйста, Куросаки-кун, я не люблю сидеть одна в выходные, а идти сейчас куда-то уже не хочется. Хотя бы полчасика? Попьем чаю – и я тебя отпущу к твоим сестренкам, честно-честно.
Ичиго машинально отметил, что Ито знает о второй его сестре, попытался найти хоть один довод, чтобы все-таки уйти, ничего не смог придумать – и сдался. В конце концов, полчаса. А потом он уйдет и забудет обо всем этом, как о страшном сне.
Все впятером – гости и провожающая хозяйка – они вышли в прихожую, и оттуда голоса звучали приглушенно, как из подземелья. Ичиго потянулся и прошелся по комнате, которую не слишком рассматривал до этого. Да здесь и нечего было особо рассматривать: вещей по-минимуму, все элегантно и со вкусом. Наверное, дом обставляла мать Акуми. А вот, кстати, и она – смотрит с фотографии, которая пристроилась на полке декоративного камина. Вообще-то, на снимке была вся семья: отец – невысокий плотный японец, Акуми – нарядная, похожая на куколку девочка лет тринадцати, и красивая женщина с забранными в высокую прическу гладкими волосами и синими глазами, большими, но холодными, отчего взгляд казался жестким.
- Здесь мы рядом с нашим прежним домом, - раздался совсем близко мягкий голос, странно, не по-японски выговаривающий «р». Ичиго не услышал, что в доме стало необыкновенно тихо, и не заметил, когда подошла Акуми. Идея остаться здесь, даже ненадолго, снова показалась ему хуже некуда.
- Скучаешь по нему? По дому… по Франции, - спросил он, чтобы что-то спросить. Чтобы не молчать под ее изучающим взглядом.
- Да, - честно призналась Ито, задумчиво пройдясь пальчиком по краю фоторамки. – Я еще не до конца здесь освоилась.
Почему-то в этом у Ичиго были сомнения, но вслух он сказал другое:
- А твои родители, Ито?
Она немного грустно улыбнулась – снова как после тщательно репетиции:
- Знаешь, ты можешь звать меня Акуми. Здесь это считается невежливым, конечно, но я привыкла, что меня зовут по имени, а не по фамилии. И самой приходится переучиваться. Вот, например, не называть тебя Ичиго… А мои родители постоянно заняты работой, их часто нет. Как сегодня. И сижу я здесь одна…
Ито говорила задумчиво, словно просто вслух рассуждая, и Ичиго расслабился, даже начал ей сочувствовать всерьез, представляя, как должно быть тяжело – переехать в другую страну, оставить там всю жизнь, все прошлое. Хотя сейчас ему начало казаться, что он сам был бы не против распрощаться с собственным прошлым, если бы простой переезд мог помочь. Окунувшись в густую черноту мыслей, он пропустил момент, когда Акуми взяла его за руку и провела по плывущему миру на середину комнаты.
- Но пока я не одна… пока ты здесь… потанцуй со мной, Ичиго, - выдохнула она, и имя прозвучало как непристойность. Где-то он уже такое слышал…
А еще Ичиго будто только что заметил, что музыка – тягучая, вводящая в полутранс – все еще льется, течет по дому, течет по коже и по венам. Слов в ней уже не было – одна мелодия, входящая в кровь, как наркотик, вместе с одуряющим запахом, исходящим от Акуми. Когда аккуратные ладошки скользнули по его плечам и руки обняли за шею, Ичиго, почти не соображая, обнял ее за талию.