Страшнее всего та ложь, которая глагол
Название: Равноденствие.
Автор: Serenada
Пейринг: много кто/Ичиго. Возможно, всплывут еще пейринги - "не клубничные"))
Рейтинг: R/NC-17
Жанр: ангст (может даже, с элементами дарка, уж очень все плохо))
Дисклаймер: ничего моего
Саммари: Капитаны в Уэко Мундо так и не пришли…
Размер: предполагается, вроде, миди. WIP)
Предупреждения: частичное AU, принуждение, банальщина… Не ручаюсь за абсолютное IC*ну да, это ж яой
*
Посвящение: для Cry_to_Heaven
Предыдущие части: тут и тут
читать дальше***
Большинство учеников с неохотой посещают школу с ее нудными уроками, горами заданий и прочей ерундой, мешающей радоваться жизни. Хотя бывают и отдельные случаи, когда отношение ко всему этому занудству кардинально меняется. По крайней мере, несколько учеников Старшей школы Каракуры научились смотреть на свое учебное заведение как на спокойный уголок обыденности, в котором можно представить, что нет никаких Пустых, Общества Душ, Ключа Короля, шинигами, квинси, арранкаров… Просто знакомые стены, знакомые одноклассники и учителя, устные ответы и письменные тестирования. Без риска для жизни, без необходимости принимать трудные решения – во всяком случае, не труднее, чем выбор между вариантами «1» и «3» в тестовом задании. И если ошибешься, тебе не снесут голову с плеч катаной. Даже если на особо ленивых учеников иной учитель может так глянуть, что в этом поневоле начинаешь сомневаться…
Так или иначе, даже угроза войны с Уэко Мундо не могла лишить Ичиго и его одноклассников некоторых вещей, вносящих подобие стабильности в их жизни, в первую очередь – школы.
На перемене они обедали в столовой, расположившись все вместе за одним столом. Обычная компания школьников. Ну… обычность немного смазывал высоченный детина с красными волосами и вызывающими татуировками на лбу, но в целом внимания они не привлекали. Разговор шел об учебе – не обсуждать же стратегию Готей-13, когда вокруг столько ушей, любые из которых могут оказаться слишком любопытными. А так, в самом деле, можно было подумать, что ничего, кроме школы, этих самых обычных подростков не интересует. Иноуэ и Рукия рассуждали об очередном задании, связанном с рисованием – что-то на тему будущего человечества через тысячу лет. Вдруг Орихиме, спохватившись, полезла в кармашек сумки, висящей на спинке стула.
- Совсем забыла съесть витаминку, - с улыбкой пояснила она. – В это время года важно принимать витамины, чтобы не заболеть. Хотите, я с вами поделюсь? Куросаки-кун?
Ичиго, с отсутствующим видом сидевший рядом и вяло ковырявший палочками в своем бэнто, посмотрел на нее, будто пытаясь незаметно определить, где он вообще находится. Перевел взгляд на таблетки, которые девушка держала в руке. Аккуратные белые кругляшки, поблескивающие глянцевыми боками. Медленно моргнул, улыбнулся своей странной пугающе-мягкой улыбкой, которая стала слишком часто появляться на его лице, и покачал головой:
- Нет, Иноуэ. Спасибо.
Ренджи быстро глянул на него через стол и отвел глаза. Такой Ичиго казался ему самозванцем, чужаком, и надо было отвлечься от его обманчиво-приветливого расслабленного лица, чтобы напомнить себе, что это не так. Что с ними по-прежнему – снова! – Куросаки, просто ему нужно время. На что-то. На возвращение к самому себе.
Повисшую паузу прервал Исида, деловито взглядывая на название витаминов:
- А я не откажусь, Иноуэ-сан. О здоровье нужно заботиться.
Иноуэ радостно и чуть суетливо поделилась с Исидой одной круглой таблеткой, болтая что-то безобидное, и всем показалось, что делает она это только для того, чтобы не молчать. Она, конечно, тоже не могла не замечать, как изменился Ичиго, и, несмотря на все ее беззаботные улыбки, было видно, как она переживает.
Ичиго захлопнул крышку бэнто с так и не доеденным обедом, встал и рассеянно махнул рукой:
- Увидимся в классе.
Ренджи дернулся было пойти за ним, но Рукия тронула его за руку – и он остался. С тоской посмотрел на аппетитные роллы и понял, что есть совершенно не хочется.
***
Урод с розовыми волосами и женским лицом скармливал ему какие-то таблетки, от которых он сам себе становился чужим. Все тело – как непослушная вата, набитая в оболочку из истончающейся до листа бумаги кожи. От этих пилюль Ичиго было жарко, так жарко, что, казалось, вата вот-вот вспыхнет в обтекающем его огне. А Заэль Аполло сидел на постели рядом с ним – обнаженным, дрожащим, через силу дышащим – и улыбался. И нес какую-то насмешливо-пафосную чушь о своей гениальности и непобедимости. И невесомо касался изнывающего тела длинными пальцами с острыми коготками. Подушечками обводил искусанные малиновые губы, мягко вел по шее, легко царапал напряженные соски, проводил пять горящих полос по животу, едва ощутимо – и будто распарывая, доставая внутренности. Чертил крошечную окружность в центре живота, раздражая до темноты перед глазами. И только иногда, в качестве поощрения за прорывающиеся сквозь ругательства глухие короткие всхлипывания Ичиго, длинно и невыносимо медленно скользил по твердому члену, противно посмеиваясь. Большего он никогда не делал, видимо, не желая пачкать себя близостью с обычным подопытным кроликом. И все же, памятуя о пожелании Айзена-сама, Заэль несколько раз посещал Ичиго, пробуя на нем разные виды афродизиаков, созданием которых он развлекался на досуге.
За эту очаровательную чистоплотность Гранца Ичиго возносил хвалы небесам – и одновременно, ужасаясь себе, проклинал чертова ученого за то, что не дотронется по-настоящему, не лизнет узким розовым языком наэлектризованную желанием кожу, не войдет в него… Эти мысли и образы, мечущиеся в воспаленном, возбужденном сознании, спустя время мучили Ичиго не меньше, чем реальные воспоминания. Он понимал, что это все наркотики, но моменты, когда он действительно хотел арранкара, оставались с ним навсегда.
А еще мучительнее были те секунды, когда Заэль развязывал его руки, примотанные к спинке кровати поясом. Это всегда происходило, когда ни дышать, ни кричать, ни стонать Ичиго уже не мог, обессиленный, раздразненный порханием нежных пальцев. Тогда Гранц, нашептывая какие-то пошлости, освобождал его – и, как бы Куросаки ни запрещал себе, его руки, будто принадлежащие другому человеку, тянулись вниз, чтобы избавиться от тяжести. И он бесстыдно ласкал себя перед этой отвратительной тварью, пока тело не взрывалось острым, обескураживающим оргазмом. А Заэль пристально наблюдал за ним с довольной улыбкой и предусмотрительно отодвигался, чтобы на него ненароком не попало несколько белесых капель. Потом он уходил, оставляя Ичиго едва ли не более пустым, чем все те Холлоу, которых убивал шинигами.
Хотя пару раз Гранц поступал по-другому. Доведя Ичиго до полубезумия, он просто бросал его связанным в комнате. На доносящееся до него хриплое «Развяжи!» блестел жемчужно-белыми зубами:
- Уверен, сюда скоро кто-нибудь придет. Обратись к нему с этой просьбой. И… хорошо вам повеселиться.
Гранц, конечно, был прав: через какие-то пару-тройку вечностей к нему заявлялся кто-то другой. И Ичиго, опьяненному, перевозбужденному, мечтающему только о том, чтобы кончить, было уже все равно, с кем из них.
А потом было тяжелое похмелье. Круговерть перед глазами. Неподъемная голова, будто прибитая к подушке гвоздями. Какой бы дрянью ни пичкал его Гранц, она травила качественно – до невозможности сползти с постели. О том, чтобы идти куда-то, и речи быть не могло. Дожидаясь, когда внутренности займут положенные места, Ичиго бессмысленно рассматривал окольцовывающие его запястья фиолетово-лиловые браслеты – под серебристой гладью «игрушек» Заэля. Ученый, как и обещал в первый день, рассказал ему принцип их работы. Правда, Ичиго в тот момент был неспособен понять хоть одно слово из той пространной речи: слишком близко и сладко касались его проклятые тонкие пальцы Гранца. Синяки же на коже не сходили не только из-за ограничителей. Не то чтобы его сильно били (может, и на этот счет им инструкции дали?), но, забываясь, он начинал вырываться, выворачивая запястья, пытаясь сдвинуть колени. Результатом становились только темные пятна, быстро расцветавшие на тонкой коже.
Хотя, когда приходил Заэль, удерживать Ичиго особой необходимости не было.
Редкие дни из тех тридцати казались ему более отвратительными, чем эти.
***
Стоя над раковиной в школьном туалете, Ичиго в который раз ополоснул лицо холодной водой и посмотрел на себя в зеркало. Оттуда на него пялился бледный подросток с синяками под тусклыми глазами. Осторожная тренировочная полуулыбка только усугубила картинку: теперь отражение казалось сумасшедшим.
Пронзительный звонок возвестил, что времени на примерку масок нет. Ичиго с сожалением перекрыл воду и пошел в класс.
***
Он проснулся толчком, будто выплывая из холодной глубины. Ему не приснился кошмар – Ичиго был в этом совершенно уверен. Ему вообще ничего не снилось. Просто темнота, в которой иногда колышется что-то смутное – и тут же замирает. Ощущение уходило, стоило только открыть глаза, хотя он не знал, почему просыпается каждый раз вот так, буднично и бесчувственно. Ему даже не хотелось понимать это.
В комнате было по-обычному тихо, но с некоторых пор понятия о тишине у Ичиго сильно изменились. Здесь громко тикали часы. За приоткрытым окном было слышно, как сырой ветер гонит по дороге пустой пакет. Иногда проезжала машина, шурша шинами, порыкивая двигателем и на несколько секунд подглядывая в спальню отсветом фар. Здесь было… громко.
Ичиго приподнялся на локтях (спать на животе – еще одна привычка, появившаяся не так давно) и вздрогнул, посмотрев на свои руки. Тени от капель воды на оконном стекле россыпью покрывали кожу, как трупные пятна. Пара секунд ушла на осознание того, что это просто напоминание о мерзком дожде вперемешку со снегом, который шел весь вечер. Ичиго шевельнул рукой, а тени остались на месте. Все правильно, все как надо.
Мимо дома, фырча, прокатила еще одна машина. Ичиго поморщился от грохота и опустился на подушку, перевернувшись на спину и закрывая глаза. Он догадывался, почему ему не снятся сны. Это было компенсацией того, что кошмары приходили в любой момент бодрствования.
Черт, как же здесь было громко, в этой подпорченной тишине.
***
А та тишина – каменный монолит - сводила с ума. Впору было разговаривать с самим собой, только чтобы не ощущать это гулкое, мертвое молчание. Полное отсутствие жизни. Слушать собственное дыхание тоже становилось невыносимо, и в какой-то момент Ичиго, внутренне вздрагивая, понимал, что он ждет. Когда откроется дверь – распахнется с тихим шорохом. Зазвучат чужие шаги, вспарывая плотную тишь. Зашелестит ткань чьей-то одежды. Раздастся чей-то голос, рассыпающий насмешки и оскорбления.
Самым страшным оказывалось то, что так и происходило.
Первые пара недель пребывания в гостях у Айзена больше всего подходили под классическое определение ада. Он был хоть каким-то событием в их унылой пустыне. Он привлекал любопытство если не всей толпы очеловеченных пустых, то, во всяком случае, достаточного количества. Вначале Ичиго еще удивлялся тому, как их самих не тошнит от «общей кормушки» (а ощущать так себя он начал очень быстро). Потом понимание пришло само собой. Арранкары хоть и получили разум, но все равно были во многом животными – подчиняющимися инстинктам, не брезгующими дармовым удовольствием в скучном Уэко Мундо. За неимением других развлечений, они не гнушались нечаянно оказавшимся в полной их власти мальчишкой, которого почему-то нельзя было убивать, зато разрешалось трахать сколько угодно тому, что у людей обычно называют душой.
Впрочем, у них, вероятно, тоже были свои принципы. Попользоваться разок после других – почему бы и нет, но не прийти во второй раз. Может, причиной было удовлетворенное любопытство. Может, они таким образом выказывали свое презрение. Они не возвращались – и это было главным.
Хотя случались и исключения…
Нойтора Джируга, пятый из Эспады. Тот самый, от которого Ичиго, как идиот, защитил Гриммджо. Тот, кто вновь лишил сил Нелл и кто едва не убил самого Куросаки. Наверное, он считал Ичиго своим личным военным трофеем и бесился, что его нельзя прикончить. Наверное, поэтому Ичиго встретился с ним еще не один раз…
Нойтора приходил с юношей, который был там, в пустыне, а потом и в тронном зале Айзена. Тесла – так его звали. Стройный, тихий, кажущийся очень юным – и беспрекословно подчиняющийся своему хозяину. В первый раз Нойтора, растягивая в улыбке свой безобразно большой рот, повторил то, что он сказал Тесле во время их битвы: «Делай с ним, что хочешь».
Во второй раз молча наблюдал, как двигаются на постели в рваном, болезненном ритме обнаженные юношеские тела.
В третий раз не выдержал – и присоединился. Может быть, убедил себя, что ничего зазорного в том, чтобы развлечься с таким слабаком, нет. Ичиго не думал об этом. Он просто испытывал облегчение от того, что у Нойторы хватило выдержки хотя бы на первые два раза.
Было и еще одно исключение, которое…
***
Назойливый не-сон, лезущий под закрытый веки, вспорхнул от резкого движения, смазывая уже проступивший угловатыми резкими очертаниями образ. Стиснув зубы до боли, Ичиго опять перевернулся на живот, обхватывая горячую измятую подушку руками. Он еще успел посетовать про себя, что не выспится и завтра будет снова пугать друзей своим видом зомби, прежде чем сработала память тела, уволакивая его в другой уголок недалекого прошлого.
Он лежал на другой постели…
***
Он лежал на постели, которую ненавидел, и у него болело все тело, которое он ненавидел еще сильнее. Хотя за что? Это ведь всего лишь тело. Всего лишь плоть, к которой прикасаются чужие руки. Да и то не совсем верно. Тело его дома. Может, валяется бесчувственной куклой, а может, в нем сейчас Кон – как всегда пытается клеить девчонок. А тут просто-напросто духовная сущность. Мелочь. Не смертельно. А если вжаться лицом в подушку посильнее, то и вовсе все станет хорошо.
Именно такие идиотские мысли в те моменты помогали Ичиго не тронуться умом. Помогали остановить лихорадочный и бесполезный счет в голове. Помогали не думать, как и где его трогали недавно. Помогали даже забыться сном – соскользнуть в него с этих глупых, бегущих по кругу мыслей, как с детской горки. Наверное, к этому были причастны и таблетки, которыми напичкал его ублюдочный ученый, но о них как раз думать было не нужно.
Ичиго понятия не имел, минуту или час назад он уснул, но в себя его привело малоприятное ощущение опустившегося на него с приличной высоты сейфа. Каждая клетка его измученного тела знала, что это может быть только Айзен, но Куросаки хотя бы из упрямства приоткрыл глаза и скосил их вбок, хотя и ничего не увидел.
Зато почувствовал. Рядом с ним сели, большая ладонь вдруг легла на голову, с издевательской нежностью погладила по волосам и, спустившись ниже, замерла на спине Ичиго.
- Бедное дитя, - произнес Айзен с сожалением, похожим на настоящее.
- Признаёшься в педофилии? – тихо, с натужной усмешкой откликнулся Куросаки, не пытаясь шевельнуться. Ему казалось, что, если он попробует, обязательно случится что-нибудь глупое и унизительное – ну, в том, старом и обычном значении этого слова. Например, его вырвет. Или у него ненароком лопнет голова. Или он потеряет сознание от накатывающего все сильнее из-за рейацу Айзена головокружения. Поэтому он просто неподвижно лежал и чувствовал этого человека всеми порами.
Ичиго не было страшно. Так, как в тот первый день, – уж точно нет. Он слишком хорошо знал, что Айзен его больше не тронет. Не после всех этих арранкаров. Не тогда, когда дополнительно ломать уже незачем. Ни одной причины, чтобы еще раз снизойти со своего пьедестала.
- А ты никогда ничему не учишься, правда? Снова дерзишь…
- Привычка, - огрызнулся Ичиго, сжимая под подушкой кулаки. Ноющая боль в запястьях стала острой, словно ее наточили, а дышать было трудно.
Рука, греющая спину, снова двинулась – пальцы заскользили по желобку позвоночника, сверху вниз. И Ичиго показалось, что Айзен, даже не делая ничего особенного, все равно как будто снова трахает его. Мягкими прикосновениями. Тяжестью духовной силы. Доброжелательным голосом, с укором произносящим:
- Глупый ребенок, и зачем только ты ввязался во все это?
- И зачем только ты приперся сюда, если задаешь одни риторические вопросы? – фыркнул Куросаки, обещая себе оставаться спокойным. Он совершенно точно находился в выигрышной позиции – ему просто нечего было терять.
- Просто я, как хороший хозяин, хотел убедиться, что тебе здесь комфортно. Надеюсь, тебя все устраивает, Куросаки-кун? – в вопросе было столько неподдельной заботы, что Ичиго с трудом поборол желание все-таки обернуться и посмотреть на его бесстрастную физиономию. Неудивительно, что этому лицемерному ублюдку верило все Общество Душ столько лет. Не чувствуй себя Куросаки попользованной рваной тряпкой, он бы и сам, пожалуй, поверил.
Но неужели Айзен рассчитывал услышать жалобы и мольбы о пощаде? Нет, вряд ли… Это просто была небольшая проверка – для подтверждения мнения, которое он составил об Ичиго. Досуговое развлечение. Удовлетворение садистских склонностей. Издевательство в чистом виде… или еще что-нибудь. Так или иначе, жаловаться Ичиго не собирался, и от него этого не ждали. Полное взаимопонимание и взаимоудовлетворение. Идиллия.
- Меня все устраивает, - спокойно ответил он.
- Рад слышать, - расцвела в голосе самая гостеприимная из всех возможных улыбок. – Но, кажется, ты неважно себя чувствуешь, Куросаки-кун? Голова, может, болит? – невинный вопрос сопроводился легким похлопыванием по заднице Ичиго, которая ощущалась болевым центром, нити от которого расходились по всему телу.
С каким-то отстраненным удивлением Ичиго обнаружил, что до сих пор способен краснеть от пошлых намеков, и процедил:
- Есть немного.
- Я распоряжусь, чтобы тебя вылечили, хотя наши медики и не сравнятся с Иноуэ-сан. Всё для удобства гостя.
Он поднялся с постели и бесшумно прошел к двери – его удаление Ичиго ощущал только отступающим духовным давлением. Прежде чем уйти, Айзен полуутвердительно спросил:
- Ты ведь не жалеешь, что пошел на все это?
- Разумеется, не жалею.
- Разумеется, - хмыкнул Соуске, одним словом компенсируя всю фальшивую любезность, которой щеголял до этого.
А врача он все же прислал – молчаливую безразличную женщину, которая все сделала по возможности быстро и, как показалось Ичиго, ни разу не подняв на него глаз. Скорее всего, ей не было никакого дела до странного мальчика-шинигами, но почему-то именно в ее присутствии Куросаки впервые за несколько дней испытал чувство мучительного стыда.
***
Лежа на спине, Ичиго смотрел на светлеющий над ним потолок и слушал грохот настенных часов. Через три часа должен был прозвенеть будильник, возвещающий о начале нового дня.
Странно, но иногда – как сейчас – ему не хватало той тишины.
читать дальше***
Толчок. Бесшумно расступившаяся вода над головой. Вдох-выдох, сердце Ичиго не билось заполошно. Сердце у него просто «село». Разрядилось, как аккумулятор в сотовом, и зарядного устройства, быть может, в природе не существовало. Поэтому не страшно было снова проснуться в бархатистой темноте глубокой ночи.
Несколько мгновений ушло на то, чтобы понять: это та же ночь, в которую ему являлся призрак радушного Айзена, или все-таки другая? Да, точно… эта – новая. Между ними умудрился втиснуться блеклый, полинялый день. В нем были разговоры с непривычно сдержанным Ренджи, талая снежная каша под ногами, наверняка вкусный ужин, приготовленный Юзу, избегание не в меру (даже для него) шумного и любвеобильного отца… У Ичиго разболелась голова, и он лег спать рано, еще десяти не было. Как ни странно, отключился почти мгновенно. В последнее время он ударился в две крайности: или вообще не мог уснуть, или проваливался в сон, едва коснувшись головой подушки. Вторая ему нравилась больше, хотя от беспричинных пробуждений это не помогало.
Повторять вчерашний сеанс ностальгии Ичиго не хотелось, и, покрутившись в жаркой постели, он решил пройтись. Ночью, по декабрьской слякоти, в одиночестве. Почему бы и нет? Быстро натянув на себя первую попавшуюся под руку одежду, отмахнувшись от выглянувшего из своего «спального ящика» Кона, Ичиго тихо выбрался из дома и пошел. Куда ноги понесли, туда и пошел – разницы не было никакой. Лужи под тяжелыми подошвами ботинок всхлипывали, круги от фонарей жирно поблескивали на грязном асфальте, и это раздражало. Ичиго желал бы оказаться в темноте, прохладной и тихой, но даже здесь, в небольшой Каракуре, темнота вымирала, как бенгальские тигры, оттесняемая огнями почти никогда не засыпающего города. Куросаки вспомнились слышанные когда-то жалобы девушек из класса, что в соседнем парке страшно ходить по вечерам из-за часто неработающих фонарей. Понадеявшись, что так оно и есть до сих пор, Ичиго свернул в ближайшем переулке и ускорил шаг. При этом он еще старался убедить себя, что это никакой не побег. Ни от чего. Просто захотелось размять мышцы, просто сырой ветер запустил лапу под куртку и рассыпал по спине легион мурашек. Натянув на голову капюшон и вбив кулаки в карманы джинсов, Ичиго почти бежал по пустым улицам, одновременно цепляясь взглядом за все, что было вокруг. В новом заборе уже отсутствует одна доска – явно тайный лаз для местной детворы. На столбе висит объявление о потерявшейся собаке. Под одним из маслянисто-желтых фонарей стоит припозднившаяся парочка, и парень явно рассчитывает хотя бы на поцелуй. В доме погасло единственное горевшее окно – кому-то завтра будет тяжело встать на работу… Все замечалось, все казалось важным и интересным, лезло в глаза так настырно, что Ичиго, в конце концов, не хотел видеть совсем ничего, потому что это не могло помочь. Невозможно все время отвлекать внимание, блокированная память вот-вот готова подкинуть сюрприз, расцвести пышным цветом новых, позабытых ненадолго подробностей, и пусть лучше это будет в темноте. Там, где легко дышать, где сырость остудит горящее нутро, и пройдет накатывающая дурнота от рейацу, ищущей выхода из запертого тела.
Цепочка фонарей обрывалась впереди желанной темнотой оголенного тоскливого парка. Ичиго снова пошел медленнее, глубоко вдыхая покалывающий легкие воздух, проскочил под последним оплотом света в царстве тьмы и направился к маняще открытым железным воротам мимо приютившихся сбоку мусорных баков…
***
На исходе месяца Ичиго узнал, что значит чувствовать себя мусором, пачкающим одним своим прикосновением нежную белую кожу арранкара. Четвертый Эспада, однажды почти убивший его без особого труда, не имел никаких оснований относиться к гостю Айзена как к кому-то, заслуживающему внимания или уважения. А без оснований Улькиорра ничего не делал. Наверное, Шиффер так и не пришел бы к Ичиго, не будь он так чуток к пожеланиям своего господина. А господин хотел причинить пленнику боль. Добить его. Ну и что, что таким способом. Может, он просто предвидел, что из этого получится?
Изящного «плачущего мальчика» с непомерным самомнением, который увел Иноуэ в это чертово место, Ичиго ненавидел, кажется, больше их всех вместе взятых. Ненавидел его маленькие, как у девчонки, холодные руки. Ненавидел не подходящий его миловидной мордашке голос. Впрочем, слышать его пришлось нечасто: говорить с Куросаки Шиффер полагал ниже своего достоинства. Он только изредка отдавал короткие приказы, а когда Ичиго их игнорировал, - невозмутимо и уже молча применял силу.
От прикосновений арранкаров, от их вкуса во рту, от их запахов хотелось избавиться настолько сильно, что мысль превращалась в манию, заставляя Ичиго по часу простаивать под душем. Хотя это не помогало. Может быть, вода здесь тоже была искусственная – как то странное солнце снаружи. Она ничего не смывала, и Ичиго все время ощущал себя вымазанным грязью с головы до ног. Улькиорра же добавил в общий фон особенные отвратительные ноты.
Шиффер пришел за день до того, как его отпустили, – точнее, вышвырнули. С ядовито-зелеными глазами, как будто медленно вытекающими из глазниц, с неподвижным лицом. Ичиго казалось, что обломок шлема у него на голове – это просто декорация, а настоящая маска арранкара надета прямо на лицо Улькиорры. Во всяком случае, эмоций на нем отражалось не больше, чем на лице куклы.
Каждый раз прежде Ичиго казалось, что до конца он не выдержит. Но именно тогда это ощущение дошло до предела, застелило глаза кровавой пеленой. Он попытался вырваться – и не смог. Запечатанная рейацу ничем не могла помочь, физические силы тоже почти истощились. Полная беспомощность душила, и Ичиго вдруг всерьез испугался, что может заплакать, а это все длилось и длилось, словно они оказались во временной петле. Улькиорра трахал его лицом к лицу и смотрел в глаза. Смотрел так внимательно, как будто искал там что-то, запоминал – намертво. Ичиго не выдержал и отвел взгляд, мечтая только о том, чтобы все прекратилось.
А еще Улькиорра позаботился о том, чтобы они кончили оба. И именно эта болезненно-сладкая судорога, прошедшая по телу, толкнула Ичиго за последнюю грань отвращения к себе. Уходя, Шиффер обернулся, чтобы вобрать в густую черноту зрачка картинку того, как Ичиго кусает дрожащие губы. Кажется, Квадра Эспада почти улыбнулся.
А Ичиго, как в забытьи подняв себя с постели, пошел в крошечную ванную, и там, в душевой кабине, он включил искусственную воду, которая никогда ничего не смывала.
Прикрыв глаза, Ичиго слушал, как барабанят упругие струи о матовое стекло стенки и как замедляет биение его загнанное сердце. Разряжаясь до нуля. Внутренний счет, который уже давно не спасал, но от которого не удавалось избавиться, замер на полутора тысячах. Ичиго поднял руку убрать назад налипшие на лоб волосы – плечо отозвалось легкой болью. Улькиорра. Мертвой хваткой удерживал извивающееся тело. Наверное, синяк уже начал наливаться цветом. И хотя это не имело ровным счетом никакого значения, думать о такой глупой мелочи было почти приятно, по сравнению с остальным. Шевеля рукой и прислушиваясь к ноющим ощущениям с все еще закрытыми глазами, Ичиго уловил чужое движение за стеклом.
Распахнул глаза – распахнулась дверца кабинки. Гриммджо смотрел на него – застывшего, как олень в свете фар – не больше секунды. А потом шагнул к нему, под воду, прямо в одежде. Ичиго жалко шарахнулся назад, но пространство было слишком ограниченным, чтобы это чем-то помогло. Сделав шаг, Куросаки уперся спиной в противоположную стенку.
- Привет, - мягко рыкнул Джаггерджак, и в его голосе Ичиго четко различил щелчок захлопнувшегося капкана. Таким же четким было понимание, что второго раунда он не вынесет. Как бы в подтверждение тянущее болью ощущение от плеча разлилось по всему телу волной, следом пришла неприятная слабость, от которой противно задрожали колени, и Ичиго отстраненно подумал, что Гриммджо придется держать его на весу или тащить обратно в комнату. Чтобы опять ломать его, вставляя, всаживая, вперед-назад, заполняя до отказа – разрывающей болью с отзвуком чего-то сладко-стыдного, и снова, и снова, и так до тех пор, пока…
Мысль оборвалась грубым, полузвериным поцелуем.
Каждый раз это шокировало Ичиго – чуть ли не больше, чем все остальное, гораздо более откровенное и грязное. Губы Гриммджо, его горячее дыхание и горячий шершавый язык. Он был единственным, кроме Айзена, кто целовал его. Жадно, кусая губы, иногда задевая, царапая своей маской. Когда это случилось в первый раз, Ичиго оторопел. Во второй – возмутился, пытаясь отвернуться. Он не понимал, зачем Джаггерджак делает это, не понимал смысла поцелуя без намека на какое-либо чувство, кроме похоти.
И в третий, и в четвертый раз Ичиго так и не понял этого, но Гриммджо был настойчив, а у Куросаки не оставалось выбора. Однажды ему вспомнилось утверждение о том, что шлюх в губы не целуют. Мысль была невеселой, но почему-то, при всей абсурдности его положения, в чем-то утешительной.
А сейчас Гриммджо снова целовал его, стоя в одежде под душем. Ичиго слишком устал, чтобы отвечать или пытаться остановить его. Он чувствовал руки Джаггерджака, беспорядочно и быстро гладящие его тело, чувствовал, как тот возбужден, и понимал, что его сейчас развернут, заставят опереться ладонями о скользкое стекло и расставить ноги шире…
Ичиго не сразу понял, что его трясет. И что Гриммджо оставил в покое его истерзанный рот. И что большие горячие руки замерли, теперь просто обнимая его.
Прижимая к себе мокрое вздрагивающее тело, Джаггерджак провел чутким носом от его щеки – по шее, к плечу, собирая с кожи воспоминания о чужом запахе. Внимательно и зло.
Уже не понимая, чего от него хотят, что происходит, где он и с кем он, Ичиго забился, отталкивая, отчаянно не желая какого-либо продолжения… и Гриммджо выпустил его. Вышел из душа, оставляя на полу лужу воды. С обвисших под собственной тяжестью мокрых волос тоже текло, но Джаггерджаку на это было откровенно плевать. Он смотрел на тревожно замершего Ичиго, и углы рта у него подрагивали, словно вдруг заржавевшие лицевые мышцы не позволяли усмехнуться. Взгляд неестественно ярких глаз нагло прошелся по всему телу, оценивающе-пренебрежительно, и вернулся к лицу Куросаки. Ичиго ответил на него, не двигаясь, не пытаясь отвернуться, и Гриммджо наконец просто ушел, так и не сказав ни слова. Будь у Ичиго чуть больше сил и желания, он бы сравнил арранкара с взъерошенной мокрой кошкой. Но ни сил, ни каких-либо желаний он в себе не находил, поэтому, оставшись в одиночестве, с тупым равнодушием стал снова слушать шум воды: кап-кап-капли по стеклу, монотонно. Надо было бы перекрыть кран, но протянуть к нему руку вдруг превратилось в неразрешимую задачу.
Вода заливала глаза, и Ичиго послушно смежил веки, плавая в ощущении того, что сейчас произошло что-то совсем, абсолютно неправильное. Если такое еще вообще было возможно.
***
Ичиго вдруг понял, что сидит на мокрой скамейке, вцепившись пальцами в шершавое деревянное сидение – почему-то это ощущение было самым реальным из всех. Он не помнил, как здесь оказался. Как прошел эти последние метры. Вокруг наконец-то было темно.
читать дальше***
Из пересохших искусанных губ вылетали облачка пара и таяли. Ичиго пристально наблюдал за ними, выкарабкиваясь из воспоминания, как бабочка из кокона, почти чувствуя себя готовым расправить народившиеся крылья. И в то же время что-то не отпускало, что-то с ревом неслось по венам вместе с кровью, ударяло в виски, ломилось из всего тела и раздирало в разные стороны. Долгожданная тьма, к которой Ичиго так стремился, из полупрозрачной начала становиться плотной, осязаемой, будто его затягивало в черную дыру. В какой-то момент Куросаки зажмурился, не в состоянии смотреть и не видеть, а когда снова открыл глаза, то ночного дремотного парка не было. И шершавой мокрой скамейки тоже не было. Он по-прежнему сидел, но сжавшиеся пальцы заскребли по холодной гладкости стекла. Вскочив на ноги, Ичиго заозирался, понимая, что ему не показалось. Небо можно увидеть, не поднимая головы; бесконечный ряд одинаковых безликих небоскребов. Его внутренний мир по-прежнему пребывал в состоянии долбанутой перевернутости, хотя кое-что тут изменилось. Раньше здесь было светло, а теперь это место укутывали сумерки. А еще было холодно – кажется, даже холоднее, чем в реальном мире. Впрочем, и одет был Ичиго легко – в обычные черные хакама и косодэ, которые теперь, спустя месяц, ощущались на теле почти незнакомо. Но его не это тревожило.
- Какого?.. – начал было Куросаки, но его перебил так давно не слышанный низкий голос:
- Удивлен, что попал сюда, даже не высвободив духовное тело?
Зангетсу темной неподвижной фигурой стоял на тонком шпиле одного из зданий неподалеку. Руки в карманах балахона, черные очки даже в этих потьмах. Старина Зангетсу... Одинаково пафосный и суровый. Ичиго чувствовал свою вину перед ним за такое длительное бездействие. Меч ведь существует, чтобы сражаться? Чтобы защищать жизнь хозяина и других людей? А владелец Зангетсу предпочел сложить оружие…
- Что я здесь делаю? В последние дни я не принимал форму шинигами, потому что сила еще не вернулась, и я думал…
- Ты думал, что сможешь спрятаться, - опять оборвал его мужчина довольно резко.
- О чем ты? – нахмурился Ичиго. – Моя рейацу…
- С твоей рейацу все в порядке. Ты чувствуешь ее в себе, вот уже несколько дней как она восстановилась, но ты уже сам не даешь ей выхода. Мне большого труда стоило вытащить тебя сюда. Что случилось, Ичиго? Куда делась твоя решимость?
- Я… не понимаю. Я не сдерживал силу намеренно, - пожал плечами Куросаки, глядя на собственное смутное отражение под ногами. – И решимость тут ни при чем.
Когда Зангетсу заговорил снова, голос его звучал чуть мягче, хотя все еще был строг:
- Я хочу помочь тебе. Но для этого ты тоже должен хотеть помочь себе.
Вместо ответа Ичиго всмотрелся в небо, затянутое тяжелыми, готовыми разразиться дождем или градом тучами, сделал несколько шагов по стеклу, будто проверяя в очередной раз – не упадет ли. Сказал задумчиво:
- Мне почему-то казалось, что здесь все должно окончательно опрокинуться после всего… этого. Классно было бы: смотришь под ноги, а там – небо.
- Что ты чувствуешь?
Ичиго недоуменно поднял глаза на старика. Вопрос отчего-то застал его врасплох. Дыхание замерло на мгновение, все мысли как будто вытряхнули из головы, оставив пустоту, и из этой пустоты Ичиго после паузы извлек бесцветное:
- Кажется… ничего. – Только произнеся вслух, он понял, что так оно и есть. Это пугало. – Ни боли, ни гнева, ни ненависти… Ничего.
- Это не так, - неожиданно возразил Зангетсу и, вытащив одну руку из кармана, повел ею вокруг себя: - Оглянись. Разве то, что ты видишь, - свидетельство равнодушия и бесчувственности? Сейчас здесь тихо, потому что ты нашел способ успокоиться, но в другое время идет дождь, бури разражаются одна за другой, и это все – твои чувства, отделенные от тебя и запертые тут, внутри. Выпусти же свой гнев. Выпусти меня.
- Я забыл, что такое гнев. У меня было достаточно времени для этого.
- Так вспомни. Всего несколько дней назад ты был слаб, ты едва мог держать меня, твое тело было разбито, и разве ты не испытывал гнева по отношению к тем, кто сделал это? Вспомни, Ичиго. Вспомни, что чувствовал. Верни свои чувства – и ты вернешь свою силу. Вспомни, пока еще есть время…
С воспоминаниями у Ичиго проблем не было, хотя иногда он об этом и жалел. Отмотать время на несколько дней в прошлое было несложно. Он просто позволил себе прикрыть глаза, чтобы четче увидеть огромный зал с теряющимися во мраке сводами…
***
Спустя месяц Ичиго снова был в том же зале, в котором он сказал свое «Согласен». И Айзен снова снисходительно рассматривал его сверху вниз, холодно улыбаясь. Тошнотворное чувство дежа вю мешало сосредоточиться. Ичиго стоял прямой, как струнка, высоко подняв голову. Он понимал, что Айзен хочет полюбоваться на то, во что превратился пленник после их гостеприимства. Понимал, что у него плохо получается изображать безразличие и спокойствие. И все-таки ошметки гордости заставляли играть в эту игру. Выдержать помогало только осознание, что скоро все закончится.
- Как я и обещал, Куросаки-кун, ты возвращаешься домой, - торжественно-официально возвестил Айзен. – Надеюсь, ты провел здесь время с комфортом и удовольствием?
Боги, и как у него это получается? Десятилетия упражнений в лицемерии не прошли даром: ни взгляд, ни голос не выдают злой насмешки, он просто сама доброжелательность.
В искусстве лжи Ичиго тягаться с Айзеном, конечно, не мог, но на хмурую кособокую улыбку его все-таки хватило.
- Разумеется, - ответил словно кто-то другой его голосом.
- Не сомневался в этом, - довольно кивнул Соуске. – Скоро тебя проводят в Генсей. Думаю, Улькиорра составит тебе компанию. Он скоро придет сюда. А сейчас ты извинишь меня, если я уйду? Дела, знаешь ли.
Он неспешно приблизился к Ичиго, поднял руку – и Куросаки мгновенно забыл обо всех играх. В памяти отчетливо зазвучало тихое, обманчиво-ласковое «Иди сюда!», заставляя отшатнуться от ладони, коснувшейся его щеки. Как тогда, в первый день. Этого воспоминания никто так и не смог перебить.
- Надо же, такой молодой – и уже такой дерганый, - медово проговорил кто-то, выступивший из-за спины Айзена. Куросаки вскинул глаза на Ичимару. Тот смотрел на него с выражением умиленности на хитрой лисьей физиономии. Гина Ичиго видел впервые за время пребывания в Уэко. И он не знал, каким богам возносить благодарность, потому что если бы к нему заявился еще и этот…
- Полагаю, здесь многие захотят попрощаться с тобой, - вернул внимание Ичиго Айзен, отступая от него и позволяя наконец сделать нормальный вдох. – Надеюсь, мы еще встретимся, Куросаки-кун. И впредь… веди себя благоразумнее.
Кивнув на прощание, Айзен вышел. Гин издевательски помахал Ичиго рукой – как когда-то в Обществе Душ – и пошел следом за своим повелителем.
А Ичиго остался – вместе с арранкарами.
Теперь нужно было пережить только это. Только последний подарок Айзена. Ичиго ждал.
- Надо привести тебя в надлежащий вид перед возвращением. А то твои приятели решат, что ты на курорте был. Это, конечно, если ты не собираешься им рассказывать подробности своего пребывания здесь, - выступая вперед, ядовито улыбнулся Нойтора, прежде чем нанести удар.
Первое ребро не выдержало через пару минут. Еще одно продержалось несколько пинков – и отвратительно хрустнуло. Ключицу переломили, когда Ичиго попытался блокировать мощный удар Ями. Рука – еще пять минут боли, за которой уже не видно лиц. Их голоса доносились многократным эхом, и смысла слов он уже почти не понимал, машинально делая попытки защититься, которые выглядели настолько беспомощно, что ему самому было бы смешно. В другой ситуации. Истощенный, ослабший, Ичиго превосходно играл роль груши для битья, в последний раз позволяя им делать все, что им угодно. Он знал, что не умрет, остальное было не важно. Они собирались отпустить его живым… и в этом была их ошибка.
Прекрасное видение их окровавленных тел не позволяло потерять сознание.
- Эй, Гриммджо, чего ты там прохлаждаешься? – позвал какой-то арранкар, имени которого Ичиго не знал. Не помнил. – Развлечься не желаешь?
- Тоже мне развлечение, - громко и презрительно откликнулись откуда-то сбоку. Куросаки зачем-то повернулся – и увидел Джаггерджака, стоящего в тени высокой колонны в стороне ото всех. Ни на Ичиго, ни на остальных он демонстративно не смотрел, засунув руки глубоко в карманы. – Это даже не драка, а так, пустая трата времени. Ни удовольствия, ни веселья.
- А может, тебе жалко нашего дорого мальчика? – сладко поинтересовался Гранц, небрежно поправляя ядовито-розовую челку. Сам он тоже к Ичиго не приближался, но, вероятно, из-за страха попортить маникюр.
Гриммджо издал резкое «ха!», оттолкнулся от своей опоры, приблизился к кругу арранкаров, в центре которого уже лежал не удержавшийся на ногах Ичиго.
- Зачем мне довольствоваться какими-то огрызками? Я собираюсь убить его, когда он не будет похож на кусок дерьма.
- Убить? А не тебя ли он милостиво пощадил, а потом еще и спас твою жалкую шкуру от моих секир? – злорадно напомнил Нойтора.
Голубые глаза вспыхнули, зажглись яростью, но Гриммджо сдержался и ответил почти спокойно, только с глухой угрозой в завибрировавшем голосе:
- Вот именно за это я его и прикончу. Так что заканчивайте этот фарс, а то он еще сдохнет раньше времени… Опять.
Больше не обращая ни на кого внимания, Джаггерджак подошел к неподвижному Ичиго, подхватил его, как пушинку. Глянул на браслеты, все еще болтавшиеся на истончившихся запястьях, - кивнул Заэлю:
- А эти штуки?
- Конечно, я их заберу. Это ценные вещицы, - отозвался ученый, снимая оковы. – А куда это ты с ним собрался, позволь спросить?
Секста, держа Ичиго под мышкой, как тряпичную куклу, пожал плечами:
- Его же надо оттащить обратно?
- Айзен-сама, вроде, приказал это Улькиорре, - пробасил Ями, который хоть и был идиотом, но начальства старался слушаться, во избежание разного рода неприятностей вроде отрезания руки. Особенно когда волшебной девчонки-целительницы здесь не было.
- Ты его тут видишь? Я – нет, - отрезал Гриммджо, поудобнее перехватывая свою ношу, отчего Ичиго сдавленно выдохнул. – А любоваться на вот этого вот, - Куросаки снова тряхнули, совершенно точно давая понять, что речь идет о нем, - мне осточертело. Выкинуть этот мусор – дело трех минут, необязательно Улькиорру ждать.
- Мусор выносишь… Смотрите какой хозяйственный, - улыбнулся Заэль. – Ну, если тебе так хочется с ним возиться, то это не мое дело.
Остальные, видимо, были того же мнения, потому что больше возражений не последовало. Хмыкнув, Гриммджо размашисто зашагал к выходу. Не пытаясь освободиться, Ичиго только проговорил, задыхаясь:
- Меч…
- Будет тебе меч, успокойся, - ворчливо раздалось сверху.
И занпакто, в самом деле, скоро появился в другой руке Джаггерджака. Как это произошло, Ичиго не был уверен, но, кажется, Гриммджо на несколько минут оставил его в коридоре, а когда вернулся, то с ним уже был старина Зангетсу.
Все то время, что они добирались до Генсея, Джаггерджак молчал. Не издевался, не оскорблял – просто молча тащил его. Один раз Ичиго зашевелился, пробормотав:
- Пусти, я могу идти сам.
- Ага, щас, - даже не видя лица арранкара, Куросаки отчетливо представил его оскал, косящий под улыбку. От ясности картинки он почему-то вздрогнул.
Когда они оказались на пустынной улице Каракуры – минутах в десяти ходьбы от магазина Урахары, как определил Ичиго, осмотревшись – Гриммджо сгрузил Куросаки на грязный холодный асфальт дороги, бросил меч рядом, отчего тот оскорбленно лязгнул.
Словно поняв, о чем пропел металл, арранкар добавил с кривой улыбкой:
- Держи свой консервный ножик. Надеюсь, когда мы встретимся в следующий раз, ты сможешь сам держать его в руках. И крепко.
- Не сомневайся, - заверил Ичиго, кое-как поднимаясь на ослабшей здоровой руке и сплевывая кровь, все еще сочащуюся из разбитой губы.
- До дома, уж извини, не провожаю, - сказал Гриммджо по-прежнему издевательски, но Куросаки почему-то показалось, что извинение было вполне серьезным. У него, наверное, сотрясение мозга, раз мерещится всякое.
- Проваливай, - прошипел – скорее от боли в изломанном теле, чем от злости.
Гриммджо фыркнул и пошел прочь – как всегда, с руками в карманах. Обернулся – помедлил, глядя, как Ичиго, морщась, пытается подняться.
- Еще увидимся, - бросил то ли обещание, то ли угрозу – и исчез, как будто его здесь и не было.
Ичиго встал, опираясь на Зангетсу, повел по сторонам мутными глазами. Двигаться было больно, дышать было больно, но ему нужно было добраться до Урахары. Там он сможет восстановиться и вернуть силы. А потом убить их всех.
Стиснув зубы, Ичиго сделал первый шаг.
***
Только сделав шаг, он опомнился, распахнул глаза – и с изумлением увидел, что начался снегопад. Как отклик, отзвук поднявшегося в нем холодного гнева. Зангетсу был прав: вспомнить его оказалось не так уж трудно. Гнев пробивался сквозь отупение, сквозь болевой шок, парализовывавший все чувства. Гнев сыпался с неба, устилая собою все вокруг.
Только Ичиго забыл, кто может спрятаться за ним, слиться с ним воедино – верный спутник и вечное проклятье.
- Какая встреча! – услышал Куросаки насмешливый голос с металлическими нотами, лишь сейчас понимая, что он больше не видит Зангетсу. Вместо черного силуэта за снежной завесой показались белая одежда, белые волосы и белое лицо.
Его пустая половина, закинув меч на плечо, рассматривала его с откровенным любопытством. Бескровные губы растянулись в приветливую улыбку, и предвещать это могло только одно: крупные неприятности.
Продолжение - в комментариях
Автор: Serenada
Пейринг: много кто/Ичиго. Возможно, всплывут еще пейринги - "не клубничные"))
Рейтинг: R/NC-17
Жанр: ангст (может даже, с элементами дарка, уж очень все плохо))
Дисклаймер: ничего моего
Саммари: Капитаны в Уэко Мундо так и не пришли…
Размер: предполагается, вроде, миди. WIP)
Предупреждения: частичное AU, принуждение, банальщина… Не ручаюсь за абсолютное IC

Посвящение: для Cry_to_Heaven
Предыдущие части: тут и тут
читать дальше***
Большинство учеников с неохотой посещают школу с ее нудными уроками, горами заданий и прочей ерундой, мешающей радоваться жизни. Хотя бывают и отдельные случаи, когда отношение ко всему этому занудству кардинально меняется. По крайней мере, несколько учеников Старшей школы Каракуры научились смотреть на свое учебное заведение как на спокойный уголок обыденности, в котором можно представить, что нет никаких Пустых, Общества Душ, Ключа Короля, шинигами, квинси, арранкаров… Просто знакомые стены, знакомые одноклассники и учителя, устные ответы и письменные тестирования. Без риска для жизни, без необходимости принимать трудные решения – во всяком случае, не труднее, чем выбор между вариантами «1» и «3» в тестовом задании. И если ошибешься, тебе не снесут голову с плеч катаной. Даже если на особо ленивых учеников иной учитель может так глянуть, что в этом поневоле начинаешь сомневаться…
Так или иначе, даже угроза войны с Уэко Мундо не могла лишить Ичиго и его одноклассников некоторых вещей, вносящих подобие стабильности в их жизни, в первую очередь – школы.
На перемене они обедали в столовой, расположившись все вместе за одним столом. Обычная компания школьников. Ну… обычность немного смазывал высоченный детина с красными волосами и вызывающими татуировками на лбу, но в целом внимания они не привлекали. Разговор шел об учебе – не обсуждать же стратегию Готей-13, когда вокруг столько ушей, любые из которых могут оказаться слишком любопытными. А так, в самом деле, можно было подумать, что ничего, кроме школы, этих самых обычных подростков не интересует. Иноуэ и Рукия рассуждали об очередном задании, связанном с рисованием – что-то на тему будущего человечества через тысячу лет. Вдруг Орихиме, спохватившись, полезла в кармашек сумки, висящей на спинке стула.
- Совсем забыла съесть витаминку, - с улыбкой пояснила она. – В это время года важно принимать витамины, чтобы не заболеть. Хотите, я с вами поделюсь? Куросаки-кун?
Ичиго, с отсутствующим видом сидевший рядом и вяло ковырявший палочками в своем бэнто, посмотрел на нее, будто пытаясь незаметно определить, где он вообще находится. Перевел взгляд на таблетки, которые девушка держала в руке. Аккуратные белые кругляшки, поблескивающие глянцевыми боками. Медленно моргнул, улыбнулся своей странной пугающе-мягкой улыбкой, которая стала слишком часто появляться на его лице, и покачал головой:
- Нет, Иноуэ. Спасибо.
Ренджи быстро глянул на него через стол и отвел глаза. Такой Ичиго казался ему самозванцем, чужаком, и надо было отвлечься от его обманчиво-приветливого расслабленного лица, чтобы напомнить себе, что это не так. Что с ними по-прежнему – снова! – Куросаки, просто ему нужно время. На что-то. На возвращение к самому себе.
Повисшую паузу прервал Исида, деловито взглядывая на название витаминов:
- А я не откажусь, Иноуэ-сан. О здоровье нужно заботиться.
Иноуэ радостно и чуть суетливо поделилась с Исидой одной круглой таблеткой, болтая что-то безобидное, и всем показалось, что делает она это только для того, чтобы не молчать. Она, конечно, тоже не могла не замечать, как изменился Ичиго, и, несмотря на все ее беззаботные улыбки, было видно, как она переживает.
Ичиго захлопнул крышку бэнто с так и не доеденным обедом, встал и рассеянно махнул рукой:
- Увидимся в классе.
Ренджи дернулся было пойти за ним, но Рукия тронула его за руку – и он остался. С тоской посмотрел на аппетитные роллы и понял, что есть совершенно не хочется.
***
Урод с розовыми волосами и женским лицом скармливал ему какие-то таблетки, от которых он сам себе становился чужим. Все тело – как непослушная вата, набитая в оболочку из истончающейся до листа бумаги кожи. От этих пилюль Ичиго было жарко, так жарко, что, казалось, вата вот-вот вспыхнет в обтекающем его огне. А Заэль Аполло сидел на постели рядом с ним – обнаженным, дрожащим, через силу дышащим – и улыбался. И нес какую-то насмешливо-пафосную чушь о своей гениальности и непобедимости. И невесомо касался изнывающего тела длинными пальцами с острыми коготками. Подушечками обводил искусанные малиновые губы, мягко вел по шее, легко царапал напряженные соски, проводил пять горящих полос по животу, едва ощутимо – и будто распарывая, доставая внутренности. Чертил крошечную окружность в центре живота, раздражая до темноты перед глазами. И только иногда, в качестве поощрения за прорывающиеся сквозь ругательства глухие короткие всхлипывания Ичиго, длинно и невыносимо медленно скользил по твердому члену, противно посмеиваясь. Большего он никогда не делал, видимо, не желая пачкать себя близостью с обычным подопытным кроликом. И все же, памятуя о пожелании Айзена-сама, Заэль несколько раз посещал Ичиго, пробуя на нем разные виды афродизиаков, созданием которых он развлекался на досуге.
За эту очаровательную чистоплотность Гранца Ичиго возносил хвалы небесам – и одновременно, ужасаясь себе, проклинал чертова ученого за то, что не дотронется по-настоящему, не лизнет узким розовым языком наэлектризованную желанием кожу, не войдет в него… Эти мысли и образы, мечущиеся в воспаленном, возбужденном сознании, спустя время мучили Ичиго не меньше, чем реальные воспоминания. Он понимал, что это все наркотики, но моменты, когда он действительно хотел арранкара, оставались с ним навсегда.
А еще мучительнее были те секунды, когда Заэль развязывал его руки, примотанные к спинке кровати поясом. Это всегда происходило, когда ни дышать, ни кричать, ни стонать Ичиго уже не мог, обессиленный, раздразненный порханием нежных пальцев. Тогда Гранц, нашептывая какие-то пошлости, освобождал его – и, как бы Куросаки ни запрещал себе, его руки, будто принадлежащие другому человеку, тянулись вниз, чтобы избавиться от тяжести. И он бесстыдно ласкал себя перед этой отвратительной тварью, пока тело не взрывалось острым, обескураживающим оргазмом. А Заэль пристально наблюдал за ним с довольной улыбкой и предусмотрительно отодвигался, чтобы на него ненароком не попало несколько белесых капель. Потом он уходил, оставляя Ичиго едва ли не более пустым, чем все те Холлоу, которых убивал шинигами.
Хотя пару раз Гранц поступал по-другому. Доведя Ичиго до полубезумия, он просто бросал его связанным в комнате. На доносящееся до него хриплое «Развяжи!» блестел жемчужно-белыми зубами:
- Уверен, сюда скоро кто-нибудь придет. Обратись к нему с этой просьбой. И… хорошо вам повеселиться.
Гранц, конечно, был прав: через какие-то пару-тройку вечностей к нему заявлялся кто-то другой. И Ичиго, опьяненному, перевозбужденному, мечтающему только о том, чтобы кончить, было уже все равно, с кем из них.
А потом было тяжелое похмелье. Круговерть перед глазами. Неподъемная голова, будто прибитая к подушке гвоздями. Какой бы дрянью ни пичкал его Гранц, она травила качественно – до невозможности сползти с постели. О том, чтобы идти куда-то, и речи быть не могло. Дожидаясь, когда внутренности займут положенные места, Ичиго бессмысленно рассматривал окольцовывающие его запястья фиолетово-лиловые браслеты – под серебристой гладью «игрушек» Заэля. Ученый, как и обещал в первый день, рассказал ему принцип их работы. Правда, Ичиго в тот момент был неспособен понять хоть одно слово из той пространной речи: слишком близко и сладко касались его проклятые тонкие пальцы Гранца. Синяки же на коже не сходили не только из-за ограничителей. Не то чтобы его сильно били (может, и на этот счет им инструкции дали?), но, забываясь, он начинал вырываться, выворачивая запястья, пытаясь сдвинуть колени. Результатом становились только темные пятна, быстро расцветавшие на тонкой коже.
Хотя, когда приходил Заэль, удерживать Ичиго особой необходимости не было.
Редкие дни из тех тридцати казались ему более отвратительными, чем эти.
***
Стоя над раковиной в школьном туалете, Ичиго в который раз ополоснул лицо холодной водой и посмотрел на себя в зеркало. Оттуда на него пялился бледный подросток с синяками под тусклыми глазами. Осторожная тренировочная полуулыбка только усугубила картинку: теперь отражение казалось сумасшедшим.
Пронзительный звонок возвестил, что времени на примерку масок нет. Ичиго с сожалением перекрыл воду и пошел в класс.
***
Он проснулся толчком, будто выплывая из холодной глубины. Ему не приснился кошмар – Ичиго был в этом совершенно уверен. Ему вообще ничего не снилось. Просто темнота, в которой иногда колышется что-то смутное – и тут же замирает. Ощущение уходило, стоило только открыть глаза, хотя он не знал, почему просыпается каждый раз вот так, буднично и бесчувственно. Ему даже не хотелось понимать это.
В комнате было по-обычному тихо, но с некоторых пор понятия о тишине у Ичиго сильно изменились. Здесь громко тикали часы. За приоткрытым окном было слышно, как сырой ветер гонит по дороге пустой пакет. Иногда проезжала машина, шурша шинами, порыкивая двигателем и на несколько секунд подглядывая в спальню отсветом фар. Здесь было… громко.
Ичиго приподнялся на локтях (спать на животе – еще одна привычка, появившаяся не так давно) и вздрогнул, посмотрев на свои руки. Тени от капель воды на оконном стекле россыпью покрывали кожу, как трупные пятна. Пара секунд ушла на осознание того, что это просто напоминание о мерзком дожде вперемешку со снегом, который шел весь вечер. Ичиго шевельнул рукой, а тени остались на месте. Все правильно, все как надо.
Мимо дома, фырча, прокатила еще одна машина. Ичиго поморщился от грохота и опустился на подушку, перевернувшись на спину и закрывая глаза. Он догадывался, почему ему не снятся сны. Это было компенсацией того, что кошмары приходили в любой момент бодрствования.
Черт, как же здесь было громко, в этой подпорченной тишине.
***
А та тишина – каменный монолит - сводила с ума. Впору было разговаривать с самим собой, только чтобы не ощущать это гулкое, мертвое молчание. Полное отсутствие жизни. Слушать собственное дыхание тоже становилось невыносимо, и в какой-то момент Ичиго, внутренне вздрагивая, понимал, что он ждет. Когда откроется дверь – распахнется с тихим шорохом. Зазвучат чужие шаги, вспарывая плотную тишь. Зашелестит ткань чьей-то одежды. Раздастся чей-то голос, рассыпающий насмешки и оскорбления.
Самым страшным оказывалось то, что так и происходило.
Первые пара недель пребывания в гостях у Айзена больше всего подходили под классическое определение ада. Он был хоть каким-то событием в их унылой пустыне. Он привлекал любопытство если не всей толпы очеловеченных пустых, то, во всяком случае, достаточного количества. Вначале Ичиго еще удивлялся тому, как их самих не тошнит от «общей кормушки» (а ощущать так себя он начал очень быстро). Потом понимание пришло само собой. Арранкары хоть и получили разум, но все равно были во многом животными – подчиняющимися инстинктам, не брезгующими дармовым удовольствием в скучном Уэко Мундо. За неимением других развлечений, они не гнушались нечаянно оказавшимся в полной их власти мальчишкой, которого почему-то нельзя было убивать, зато разрешалось трахать сколько угодно тому, что у людей обычно называют душой.
Впрочем, у них, вероятно, тоже были свои принципы. Попользоваться разок после других – почему бы и нет, но не прийти во второй раз. Может, причиной было удовлетворенное любопытство. Может, они таким образом выказывали свое презрение. Они не возвращались – и это было главным.
Хотя случались и исключения…
Нойтора Джируга, пятый из Эспады. Тот самый, от которого Ичиго, как идиот, защитил Гриммджо. Тот, кто вновь лишил сил Нелл и кто едва не убил самого Куросаки. Наверное, он считал Ичиго своим личным военным трофеем и бесился, что его нельзя прикончить. Наверное, поэтому Ичиго встретился с ним еще не один раз…
Нойтора приходил с юношей, который был там, в пустыне, а потом и в тронном зале Айзена. Тесла – так его звали. Стройный, тихий, кажущийся очень юным – и беспрекословно подчиняющийся своему хозяину. В первый раз Нойтора, растягивая в улыбке свой безобразно большой рот, повторил то, что он сказал Тесле во время их битвы: «Делай с ним, что хочешь».
Во второй раз молча наблюдал, как двигаются на постели в рваном, болезненном ритме обнаженные юношеские тела.
В третий раз не выдержал – и присоединился. Может быть, убедил себя, что ничего зазорного в том, чтобы развлечься с таким слабаком, нет. Ичиго не думал об этом. Он просто испытывал облегчение от того, что у Нойторы хватило выдержки хотя бы на первые два раза.
Было и еще одно исключение, которое…
***
Назойливый не-сон, лезущий под закрытый веки, вспорхнул от резкого движения, смазывая уже проступивший угловатыми резкими очертаниями образ. Стиснув зубы до боли, Ичиго опять перевернулся на живот, обхватывая горячую измятую подушку руками. Он еще успел посетовать про себя, что не выспится и завтра будет снова пугать друзей своим видом зомби, прежде чем сработала память тела, уволакивая его в другой уголок недалекого прошлого.
Он лежал на другой постели…
***
Он лежал на постели, которую ненавидел, и у него болело все тело, которое он ненавидел еще сильнее. Хотя за что? Это ведь всего лишь тело. Всего лишь плоть, к которой прикасаются чужие руки. Да и то не совсем верно. Тело его дома. Может, валяется бесчувственной куклой, а может, в нем сейчас Кон – как всегда пытается клеить девчонок. А тут просто-напросто духовная сущность. Мелочь. Не смертельно. А если вжаться лицом в подушку посильнее, то и вовсе все станет хорошо.
Именно такие идиотские мысли в те моменты помогали Ичиго не тронуться умом. Помогали остановить лихорадочный и бесполезный счет в голове. Помогали не думать, как и где его трогали недавно. Помогали даже забыться сном – соскользнуть в него с этих глупых, бегущих по кругу мыслей, как с детской горки. Наверное, к этому были причастны и таблетки, которыми напичкал его ублюдочный ученый, но о них как раз думать было не нужно.
Ичиго понятия не имел, минуту или час назад он уснул, но в себя его привело малоприятное ощущение опустившегося на него с приличной высоты сейфа. Каждая клетка его измученного тела знала, что это может быть только Айзен, но Куросаки хотя бы из упрямства приоткрыл глаза и скосил их вбок, хотя и ничего не увидел.
Зато почувствовал. Рядом с ним сели, большая ладонь вдруг легла на голову, с издевательской нежностью погладила по волосам и, спустившись ниже, замерла на спине Ичиго.
- Бедное дитя, - произнес Айзен с сожалением, похожим на настоящее.
- Признаёшься в педофилии? – тихо, с натужной усмешкой откликнулся Куросаки, не пытаясь шевельнуться. Ему казалось, что, если он попробует, обязательно случится что-нибудь глупое и унизительное – ну, в том, старом и обычном значении этого слова. Например, его вырвет. Или у него ненароком лопнет голова. Или он потеряет сознание от накатывающего все сильнее из-за рейацу Айзена головокружения. Поэтому он просто неподвижно лежал и чувствовал этого человека всеми порами.
Ичиго не было страшно. Так, как в тот первый день, – уж точно нет. Он слишком хорошо знал, что Айзен его больше не тронет. Не после всех этих арранкаров. Не тогда, когда дополнительно ломать уже незачем. Ни одной причины, чтобы еще раз снизойти со своего пьедестала.
- А ты никогда ничему не учишься, правда? Снова дерзишь…
- Привычка, - огрызнулся Ичиго, сжимая под подушкой кулаки. Ноющая боль в запястьях стала острой, словно ее наточили, а дышать было трудно.
Рука, греющая спину, снова двинулась – пальцы заскользили по желобку позвоночника, сверху вниз. И Ичиго показалось, что Айзен, даже не делая ничего особенного, все равно как будто снова трахает его. Мягкими прикосновениями. Тяжестью духовной силы. Доброжелательным голосом, с укором произносящим:
- Глупый ребенок, и зачем только ты ввязался во все это?
- И зачем только ты приперся сюда, если задаешь одни риторические вопросы? – фыркнул Куросаки, обещая себе оставаться спокойным. Он совершенно точно находился в выигрышной позиции – ему просто нечего было терять.
- Просто я, как хороший хозяин, хотел убедиться, что тебе здесь комфортно. Надеюсь, тебя все устраивает, Куросаки-кун? – в вопросе было столько неподдельной заботы, что Ичиго с трудом поборол желание все-таки обернуться и посмотреть на его бесстрастную физиономию. Неудивительно, что этому лицемерному ублюдку верило все Общество Душ столько лет. Не чувствуй себя Куросаки попользованной рваной тряпкой, он бы и сам, пожалуй, поверил.
Но неужели Айзен рассчитывал услышать жалобы и мольбы о пощаде? Нет, вряд ли… Это просто была небольшая проверка – для подтверждения мнения, которое он составил об Ичиго. Досуговое развлечение. Удовлетворение садистских склонностей. Издевательство в чистом виде… или еще что-нибудь. Так или иначе, жаловаться Ичиго не собирался, и от него этого не ждали. Полное взаимопонимание и взаимоудовлетворение. Идиллия.
- Меня все устраивает, - спокойно ответил он.
- Рад слышать, - расцвела в голосе самая гостеприимная из всех возможных улыбок. – Но, кажется, ты неважно себя чувствуешь, Куросаки-кун? Голова, может, болит? – невинный вопрос сопроводился легким похлопыванием по заднице Ичиго, которая ощущалась болевым центром, нити от которого расходились по всему телу.
С каким-то отстраненным удивлением Ичиго обнаружил, что до сих пор способен краснеть от пошлых намеков, и процедил:
- Есть немного.
- Я распоряжусь, чтобы тебя вылечили, хотя наши медики и не сравнятся с Иноуэ-сан. Всё для удобства гостя.
Он поднялся с постели и бесшумно прошел к двери – его удаление Ичиго ощущал только отступающим духовным давлением. Прежде чем уйти, Айзен полуутвердительно спросил:
- Ты ведь не жалеешь, что пошел на все это?
- Разумеется, не жалею.
- Разумеется, - хмыкнул Соуске, одним словом компенсируя всю фальшивую любезность, которой щеголял до этого.
А врача он все же прислал – молчаливую безразличную женщину, которая все сделала по возможности быстро и, как показалось Ичиго, ни разу не подняв на него глаз. Скорее всего, ей не было никакого дела до странного мальчика-шинигами, но почему-то именно в ее присутствии Куросаки впервые за несколько дней испытал чувство мучительного стыда.
***
Лежа на спине, Ичиго смотрел на светлеющий над ним потолок и слушал грохот настенных часов. Через три часа должен был прозвенеть будильник, возвещающий о начале нового дня.
Странно, но иногда – как сейчас – ему не хватало той тишины.
читать дальше***
Толчок. Бесшумно расступившаяся вода над головой. Вдох-выдох, сердце Ичиго не билось заполошно. Сердце у него просто «село». Разрядилось, как аккумулятор в сотовом, и зарядного устройства, быть может, в природе не существовало. Поэтому не страшно было снова проснуться в бархатистой темноте глубокой ночи.
Несколько мгновений ушло на то, чтобы понять: это та же ночь, в которую ему являлся призрак радушного Айзена, или все-таки другая? Да, точно… эта – новая. Между ними умудрился втиснуться блеклый, полинялый день. В нем были разговоры с непривычно сдержанным Ренджи, талая снежная каша под ногами, наверняка вкусный ужин, приготовленный Юзу, избегание не в меру (даже для него) шумного и любвеобильного отца… У Ичиго разболелась голова, и он лег спать рано, еще десяти не было. Как ни странно, отключился почти мгновенно. В последнее время он ударился в две крайности: или вообще не мог уснуть, или проваливался в сон, едва коснувшись головой подушки. Вторая ему нравилась больше, хотя от беспричинных пробуждений это не помогало.
Повторять вчерашний сеанс ностальгии Ичиго не хотелось, и, покрутившись в жаркой постели, он решил пройтись. Ночью, по декабрьской слякоти, в одиночестве. Почему бы и нет? Быстро натянув на себя первую попавшуюся под руку одежду, отмахнувшись от выглянувшего из своего «спального ящика» Кона, Ичиго тихо выбрался из дома и пошел. Куда ноги понесли, туда и пошел – разницы не было никакой. Лужи под тяжелыми подошвами ботинок всхлипывали, круги от фонарей жирно поблескивали на грязном асфальте, и это раздражало. Ичиго желал бы оказаться в темноте, прохладной и тихой, но даже здесь, в небольшой Каракуре, темнота вымирала, как бенгальские тигры, оттесняемая огнями почти никогда не засыпающего города. Куросаки вспомнились слышанные когда-то жалобы девушек из класса, что в соседнем парке страшно ходить по вечерам из-за часто неработающих фонарей. Понадеявшись, что так оно и есть до сих пор, Ичиго свернул в ближайшем переулке и ускорил шаг. При этом он еще старался убедить себя, что это никакой не побег. Ни от чего. Просто захотелось размять мышцы, просто сырой ветер запустил лапу под куртку и рассыпал по спине легион мурашек. Натянув на голову капюшон и вбив кулаки в карманы джинсов, Ичиго почти бежал по пустым улицам, одновременно цепляясь взглядом за все, что было вокруг. В новом заборе уже отсутствует одна доска – явно тайный лаз для местной детворы. На столбе висит объявление о потерявшейся собаке. Под одним из маслянисто-желтых фонарей стоит припозднившаяся парочка, и парень явно рассчитывает хотя бы на поцелуй. В доме погасло единственное горевшее окно – кому-то завтра будет тяжело встать на работу… Все замечалось, все казалось важным и интересным, лезло в глаза так настырно, что Ичиго, в конце концов, не хотел видеть совсем ничего, потому что это не могло помочь. Невозможно все время отвлекать внимание, блокированная память вот-вот готова подкинуть сюрприз, расцвести пышным цветом новых, позабытых ненадолго подробностей, и пусть лучше это будет в темноте. Там, где легко дышать, где сырость остудит горящее нутро, и пройдет накатывающая дурнота от рейацу, ищущей выхода из запертого тела.
Цепочка фонарей обрывалась впереди желанной темнотой оголенного тоскливого парка. Ичиго снова пошел медленнее, глубоко вдыхая покалывающий легкие воздух, проскочил под последним оплотом света в царстве тьмы и направился к маняще открытым железным воротам мимо приютившихся сбоку мусорных баков…
***
На исходе месяца Ичиго узнал, что значит чувствовать себя мусором, пачкающим одним своим прикосновением нежную белую кожу арранкара. Четвертый Эспада, однажды почти убивший его без особого труда, не имел никаких оснований относиться к гостю Айзена как к кому-то, заслуживающему внимания или уважения. А без оснований Улькиорра ничего не делал. Наверное, Шиффер так и не пришел бы к Ичиго, не будь он так чуток к пожеланиям своего господина. А господин хотел причинить пленнику боль. Добить его. Ну и что, что таким способом. Может, он просто предвидел, что из этого получится?
Изящного «плачущего мальчика» с непомерным самомнением, который увел Иноуэ в это чертово место, Ичиго ненавидел, кажется, больше их всех вместе взятых. Ненавидел его маленькие, как у девчонки, холодные руки. Ненавидел не подходящий его миловидной мордашке голос. Впрочем, слышать его пришлось нечасто: говорить с Куросаки Шиффер полагал ниже своего достоинства. Он только изредка отдавал короткие приказы, а когда Ичиго их игнорировал, - невозмутимо и уже молча применял силу.
От прикосновений арранкаров, от их вкуса во рту, от их запахов хотелось избавиться настолько сильно, что мысль превращалась в манию, заставляя Ичиго по часу простаивать под душем. Хотя это не помогало. Может быть, вода здесь тоже была искусственная – как то странное солнце снаружи. Она ничего не смывала, и Ичиго все время ощущал себя вымазанным грязью с головы до ног. Улькиорра же добавил в общий фон особенные отвратительные ноты.
Шиффер пришел за день до того, как его отпустили, – точнее, вышвырнули. С ядовито-зелеными глазами, как будто медленно вытекающими из глазниц, с неподвижным лицом. Ичиго казалось, что обломок шлема у него на голове – это просто декорация, а настоящая маска арранкара надета прямо на лицо Улькиорры. Во всяком случае, эмоций на нем отражалось не больше, чем на лице куклы.
Каждый раз прежде Ичиго казалось, что до конца он не выдержит. Но именно тогда это ощущение дошло до предела, застелило глаза кровавой пеленой. Он попытался вырваться – и не смог. Запечатанная рейацу ничем не могла помочь, физические силы тоже почти истощились. Полная беспомощность душила, и Ичиго вдруг всерьез испугался, что может заплакать, а это все длилось и длилось, словно они оказались во временной петле. Улькиорра трахал его лицом к лицу и смотрел в глаза. Смотрел так внимательно, как будто искал там что-то, запоминал – намертво. Ичиго не выдержал и отвел взгляд, мечтая только о том, чтобы все прекратилось.
А еще Улькиорра позаботился о том, чтобы они кончили оба. И именно эта болезненно-сладкая судорога, прошедшая по телу, толкнула Ичиго за последнюю грань отвращения к себе. Уходя, Шиффер обернулся, чтобы вобрать в густую черноту зрачка картинку того, как Ичиго кусает дрожащие губы. Кажется, Квадра Эспада почти улыбнулся.
А Ичиго, как в забытьи подняв себя с постели, пошел в крошечную ванную, и там, в душевой кабине, он включил искусственную воду, которая никогда ничего не смывала.
Прикрыв глаза, Ичиго слушал, как барабанят упругие струи о матовое стекло стенки и как замедляет биение его загнанное сердце. Разряжаясь до нуля. Внутренний счет, который уже давно не спасал, но от которого не удавалось избавиться, замер на полутора тысячах. Ичиго поднял руку убрать назад налипшие на лоб волосы – плечо отозвалось легкой болью. Улькиорра. Мертвой хваткой удерживал извивающееся тело. Наверное, синяк уже начал наливаться цветом. И хотя это не имело ровным счетом никакого значения, думать о такой глупой мелочи было почти приятно, по сравнению с остальным. Шевеля рукой и прислушиваясь к ноющим ощущениям с все еще закрытыми глазами, Ичиго уловил чужое движение за стеклом.
Распахнул глаза – распахнулась дверца кабинки. Гриммджо смотрел на него – застывшего, как олень в свете фар – не больше секунды. А потом шагнул к нему, под воду, прямо в одежде. Ичиго жалко шарахнулся назад, но пространство было слишком ограниченным, чтобы это чем-то помогло. Сделав шаг, Куросаки уперся спиной в противоположную стенку.
- Привет, - мягко рыкнул Джаггерджак, и в его голосе Ичиго четко различил щелчок захлопнувшегося капкана. Таким же четким было понимание, что второго раунда он не вынесет. Как бы в подтверждение тянущее болью ощущение от плеча разлилось по всему телу волной, следом пришла неприятная слабость, от которой противно задрожали колени, и Ичиго отстраненно подумал, что Гриммджо придется держать его на весу или тащить обратно в комнату. Чтобы опять ломать его, вставляя, всаживая, вперед-назад, заполняя до отказа – разрывающей болью с отзвуком чего-то сладко-стыдного, и снова, и снова, и так до тех пор, пока…
Мысль оборвалась грубым, полузвериным поцелуем.
Каждый раз это шокировало Ичиго – чуть ли не больше, чем все остальное, гораздо более откровенное и грязное. Губы Гриммджо, его горячее дыхание и горячий шершавый язык. Он был единственным, кроме Айзена, кто целовал его. Жадно, кусая губы, иногда задевая, царапая своей маской. Когда это случилось в первый раз, Ичиго оторопел. Во второй – возмутился, пытаясь отвернуться. Он не понимал, зачем Джаггерджак делает это, не понимал смысла поцелуя без намека на какое-либо чувство, кроме похоти.
И в третий, и в четвертый раз Ичиго так и не понял этого, но Гриммджо был настойчив, а у Куросаки не оставалось выбора. Однажды ему вспомнилось утверждение о том, что шлюх в губы не целуют. Мысль была невеселой, но почему-то, при всей абсурдности его положения, в чем-то утешительной.
А сейчас Гриммджо снова целовал его, стоя в одежде под душем. Ичиго слишком устал, чтобы отвечать или пытаться остановить его. Он чувствовал руки Джаггерджака, беспорядочно и быстро гладящие его тело, чувствовал, как тот возбужден, и понимал, что его сейчас развернут, заставят опереться ладонями о скользкое стекло и расставить ноги шире…
Ичиго не сразу понял, что его трясет. И что Гриммджо оставил в покое его истерзанный рот. И что большие горячие руки замерли, теперь просто обнимая его.
Прижимая к себе мокрое вздрагивающее тело, Джаггерджак провел чутким носом от его щеки – по шее, к плечу, собирая с кожи воспоминания о чужом запахе. Внимательно и зло.
Уже не понимая, чего от него хотят, что происходит, где он и с кем он, Ичиго забился, отталкивая, отчаянно не желая какого-либо продолжения… и Гриммджо выпустил его. Вышел из душа, оставляя на полу лужу воды. С обвисших под собственной тяжестью мокрых волос тоже текло, но Джаггерджаку на это было откровенно плевать. Он смотрел на тревожно замершего Ичиго, и углы рта у него подрагивали, словно вдруг заржавевшие лицевые мышцы не позволяли усмехнуться. Взгляд неестественно ярких глаз нагло прошелся по всему телу, оценивающе-пренебрежительно, и вернулся к лицу Куросаки. Ичиго ответил на него, не двигаясь, не пытаясь отвернуться, и Гриммджо наконец просто ушел, так и не сказав ни слова. Будь у Ичиго чуть больше сил и желания, он бы сравнил арранкара с взъерошенной мокрой кошкой. Но ни сил, ни каких-либо желаний он в себе не находил, поэтому, оставшись в одиночестве, с тупым равнодушием стал снова слушать шум воды: кап-кап-капли по стеклу, монотонно. Надо было бы перекрыть кран, но протянуть к нему руку вдруг превратилось в неразрешимую задачу.
Вода заливала глаза, и Ичиго послушно смежил веки, плавая в ощущении того, что сейчас произошло что-то совсем, абсолютно неправильное. Если такое еще вообще было возможно.
***
Ичиго вдруг понял, что сидит на мокрой скамейке, вцепившись пальцами в шершавое деревянное сидение – почему-то это ощущение было самым реальным из всех. Он не помнил, как здесь оказался. Как прошел эти последние метры. Вокруг наконец-то было темно.
читать дальше***
Из пересохших искусанных губ вылетали облачка пара и таяли. Ичиго пристально наблюдал за ними, выкарабкиваясь из воспоминания, как бабочка из кокона, почти чувствуя себя готовым расправить народившиеся крылья. И в то же время что-то не отпускало, что-то с ревом неслось по венам вместе с кровью, ударяло в виски, ломилось из всего тела и раздирало в разные стороны. Долгожданная тьма, к которой Ичиго так стремился, из полупрозрачной начала становиться плотной, осязаемой, будто его затягивало в черную дыру. В какой-то момент Куросаки зажмурился, не в состоянии смотреть и не видеть, а когда снова открыл глаза, то ночного дремотного парка не было. И шершавой мокрой скамейки тоже не было. Он по-прежнему сидел, но сжавшиеся пальцы заскребли по холодной гладкости стекла. Вскочив на ноги, Ичиго заозирался, понимая, что ему не показалось. Небо можно увидеть, не поднимая головы; бесконечный ряд одинаковых безликих небоскребов. Его внутренний мир по-прежнему пребывал в состоянии долбанутой перевернутости, хотя кое-что тут изменилось. Раньше здесь было светло, а теперь это место укутывали сумерки. А еще было холодно – кажется, даже холоднее, чем в реальном мире. Впрочем, и одет был Ичиго легко – в обычные черные хакама и косодэ, которые теперь, спустя месяц, ощущались на теле почти незнакомо. Но его не это тревожило.
- Какого?.. – начал было Куросаки, но его перебил так давно не слышанный низкий голос:
- Удивлен, что попал сюда, даже не высвободив духовное тело?
Зангетсу темной неподвижной фигурой стоял на тонком шпиле одного из зданий неподалеку. Руки в карманах балахона, черные очки даже в этих потьмах. Старина Зангетсу... Одинаково пафосный и суровый. Ичиго чувствовал свою вину перед ним за такое длительное бездействие. Меч ведь существует, чтобы сражаться? Чтобы защищать жизнь хозяина и других людей? А владелец Зангетсу предпочел сложить оружие…
- Что я здесь делаю? В последние дни я не принимал форму шинигами, потому что сила еще не вернулась, и я думал…
- Ты думал, что сможешь спрятаться, - опять оборвал его мужчина довольно резко.
- О чем ты? – нахмурился Ичиго. – Моя рейацу…
- С твоей рейацу все в порядке. Ты чувствуешь ее в себе, вот уже несколько дней как она восстановилась, но ты уже сам не даешь ей выхода. Мне большого труда стоило вытащить тебя сюда. Что случилось, Ичиго? Куда делась твоя решимость?
- Я… не понимаю. Я не сдерживал силу намеренно, - пожал плечами Куросаки, глядя на собственное смутное отражение под ногами. – И решимость тут ни при чем.
Когда Зангетсу заговорил снова, голос его звучал чуть мягче, хотя все еще был строг:
- Я хочу помочь тебе. Но для этого ты тоже должен хотеть помочь себе.
Вместо ответа Ичиго всмотрелся в небо, затянутое тяжелыми, готовыми разразиться дождем или градом тучами, сделал несколько шагов по стеклу, будто проверяя в очередной раз – не упадет ли. Сказал задумчиво:
- Мне почему-то казалось, что здесь все должно окончательно опрокинуться после всего… этого. Классно было бы: смотришь под ноги, а там – небо.
- Что ты чувствуешь?
Ичиго недоуменно поднял глаза на старика. Вопрос отчего-то застал его врасплох. Дыхание замерло на мгновение, все мысли как будто вытряхнули из головы, оставив пустоту, и из этой пустоты Ичиго после паузы извлек бесцветное:
- Кажется… ничего. – Только произнеся вслух, он понял, что так оно и есть. Это пугало. – Ни боли, ни гнева, ни ненависти… Ничего.
- Это не так, - неожиданно возразил Зангетсу и, вытащив одну руку из кармана, повел ею вокруг себя: - Оглянись. Разве то, что ты видишь, - свидетельство равнодушия и бесчувственности? Сейчас здесь тихо, потому что ты нашел способ успокоиться, но в другое время идет дождь, бури разражаются одна за другой, и это все – твои чувства, отделенные от тебя и запертые тут, внутри. Выпусти же свой гнев. Выпусти меня.
- Я забыл, что такое гнев. У меня было достаточно времени для этого.
- Так вспомни. Всего несколько дней назад ты был слаб, ты едва мог держать меня, твое тело было разбито, и разве ты не испытывал гнева по отношению к тем, кто сделал это? Вспомни, Ичиго. Вспомни, что чувствовал. Верни свои чувства – и ты вернешь свою силу. Вспомни, пока еще есть время…
С воспоминаниями у Ичиго проблем не было, хотя иногда он об этом и жалел. Отмотать время на несколько дней в прошлое было несложно. Он просто позволил себе прикрыть глаза, чтобы четче увидеть огромный зал с теряющимися во мраке сводами…
***
Спустя месяц Ичиго снова был в том же зале, в котором он сказал свое «Согласен». И Айзен снова снисходительно рассматривал его сверху вниз, холодно улыбаясь. Тошнотворное чувство дежа вю мешало сосредоточиться. Ичиго стоял прямой, как струнка, высоко подняв голову. Он понимал, что Айзен хочет полюбоваться на то, во что превратился пленник после их гостеприимства. Понимал, что у него плохо получается изображать безразличие и спокойствие. И все-таки ошметки гордости заставляли играть в эту игру. Выдержать помогало только осознание, что скоро все закончится.
- Как я и обещал, Куросаки-кун, ты возвращаешься домой, - торжественно-официально возвестил Айзен. – Надеюсь, ты провел здесь время с комфортом и удовольствием?
Боги, и как у него это получается? Десятилетия упражнений в лицемерии не прошли даром: ни взгляд, ни голос не выдают злой насмешки, он просто сама доброжелательность.
В искусстве лжи Ичиго тягаться с Айзеном, конечно, не мог, но на хмурую кособокую улыбку его все-таки хватило.
- Разумеется, - ответил словно кто-то другой его голосом.
- Не сомневался в этом, - довольно кивнул Соуске. – Скоро тебя проводят в Генсей. Думаю, Улькиорра составит тебе компанию. Он скоро придет сюда. А сейчас ты извинишь меня, если я уйду? Дела, знаешь ли.
Он неспешно приблизился к Ичиго, поднял руку – и Куросаки мгновенно забыл обо всех играх. В памяти отчетливо зазвучало тихое, обманчиво-ласковое «Иди сюда!», заставляя отшатнуться от ладони, коснувшейся его щеки. Как тогда, в первый день. Этого воспоминания никто так и не смог перебить.
- Надо же, такой молодой – и уже такой дерганый, - медово проговорил кто-то, выступивший из-за спины Айзена. Куросаки вскинул глаза на Ичимару. Тот смотрел на него с выражением умиленности на хитрой лисьей физиономии. Гина Ичиго видел впервые за время пребывания в Уэко. И он не знал, каким богам возносить благодарность, потому что если бы к нему заявился еще и этот…
- Полагаю, здесь многие захотят попрощаться с тобой, - вернул внимание Ичиго Айзен, отступая от него и позволяя наконец сделать нормальный вдох. – Надеюсь, мы еще встретимся, Куросаки-кун. И впредь… веди себя благоразумнее.
Кивнув на прощание, Айзен вышел. Гин издевательски помахал Ичиго рукой – как когда-то в Обществе Душ – и пошел следом за своим повелителем.
А Ичиго остался – вместе с арранкарами.
Теперь нужно было пережить только это. Только последний подарок Айзена. Ичиго ждал.
- Надо привести тебя в надлежащий вид перед возвращением. А то твои приятели решат, что ты на курорте был. Это, конечно, если ты не собираешься им рассказывать подробности своего пребывания здесь, - выступая вперед, ядовито улыбнулся Нойтора, прежде чем нанести удар.
Первое ребро не выдержало через пару минут. Еще одно продержалось несколько пинков – и отвратительно хрустнуло. Ключицу переломили, когда Ичиго попытался блокировать мощный удар Ями. Рука – еще пять минут боли, за которой уже не видно лиц. Их голоса доносились многократным эхом, и смысла слов он уже почти не понимал, машинально делая попытки защититься, которые выглядели настолько беспомощно, что ему самому было бы смешно. В другой ситуации. Истощенный, ослабший, Ичиго превосходно играл роль груши для битья, в последний раз позволяя им делать все, что им угодно. Он знал, что не умрет, остальное было не важно. Они собирались отпустить его живым… и в этом была их ошибка.
Прекрасное видение их окровавленных тел не позволяло потерять сознание.
- Эй, Гриммджо, чего ты там прохлаждаешься? – позвал какой-то арранкар, имени которого Ичиго не знал. Не помнил. – Развлечься не желаешь?
- Тоже мне развлечение, - громко и презрительно откликнулись откуда-то сбоку. Куросаки зачем-то повернулся – и увидел Джаггерджака, стоящего в тени высокой колонны в стороне ото всех. Ни на Ичиго, ни на остальных он демонстративно не смотрел, засунув руки глубоко в карманы. – Это даже не драка, а так, пустая трата времени. Ни удовольствия, ни веселья.
- А может, тебе жалко нашего дорого мальчика? – сладко поинтересовался Гранц, небрежно поправляя ядовито-розовую челку. Сам он тоже к Ичиго не приближался, но, вероятно, из-за страха попортить маникюр.
Гриммджо издал резкое «ха!», оттолкнулся от своей опоры, приблизился к кругу арранкаров, в центре которого уже лежал не удержавшийся на ногах Ичиго.
- Зачем мне довольствоваться какими-то огрызками? Я собираюсь убить его, когда он не будет похож на кусок дерьма.
- Убить? А не тебя ли он милостиво пощадил, а потом еще и спас твою жалкую шкуру от моих секир? – злорадно напомнил Нойтора.
Голубые глаза вспыхнули, зажглись яростью, но Гриммджо сдержался и ответил почти спокойно, только с глухой угрозой в завибрировавшем голосе:
- Вот именно за это я его и прикончу. Так что заканчивайте этот фарс, а то он еще сдохнет раньше времени… Опять.
Больше не обращая ни на кого внимания, Джаггерджак подошел к неподвижному Ичиго, подхватил его, как пушинку. Глянул на браслеты, все еще болтавшиеся на истончившихся запястьях, - кивнул Заэлю:
- А эти штуки?
- Конечно, я их заберу. Это ценные вещицы, - отозвался ученый, снимая оковы. – А куда это ты с ним собрался, позволь спросить?
Секста, держа Ичиго под мышкой, как тряпичную куклу, пожал плечами:
- Его же надо оттащить обратно?
- Айзен-сама, вроде, приказал это Улькиорре, - пробасил Ями, который хоть и был идиотом, но начальства старался слушаться, во избежание разного рода неприятностей вроде отрезания руки. Особенно когда волшебной девчонки-целительницы здесь не было.
- Ты его тут видишь? Я – нет, - отрезал Гриммджо, поудобнее перехватывая свою ношу, отчего Ичиго сдавленно выдохнул. – А любоваться на вот этого вот, - Куросаки снова тряхнули, совершенно точно давая понять, что речь идет о нем, - мне осточертело. Выкинуть этот мусор – дело трех минут, необязательно Улькиорру ждать.
- Мусор выносишь… Смотрите какой хозяйственный, - улыбнулся Заэль. – Ну, если тебе так хочется с ним возиться, то это не мое дело.
Остальные, видимо, были того же мнения, потому что больше возражений не последовало. Хмыкнув, Гриммджо размашисто зашагал к выходу. Не пытаясь освободиться, Ичиго только проговорил, задыхаясь:
- Меч…
- Будет тебе меч, успокойся, - ворчливо раздалось сверху.
И занпакто, в самом деле, скоро появился в другой руке Джаггерджака. Как это произошло, Ичиго не был уверен, но, кажется, Гриммджо на несколько минут оставил его в коридоре, а когда вернулся, то с ним уже был старина Зангетсу.
Все то время, что они добирались до Генсея, Джаггерджак молчал. Не издевался, не оскорблял – просто молча тащил его. Один раз Ичиго зашевелился, пробормотав:
- Пусти, я могу идти сам.
- Ага, щас, - даже не видя лица арранкара, Куросаки отчетливо представил его оскал, косящий под улыбку. От ясности картинки он почему-то вздрогнул.
Когда они оказались на пустынной улице Каракуры – минутах в десяти ходьбы от магазина Урахары, как определил Ичиго, осмотревшись – Гриммджо сгрузил Куросаки на грязный холодный асфальт дороги, бросил меч рядом, отчего тот оскорбленно лязгнул.
Словно поняв, о чем пропел металл, арранкар добавил с кривой улыбкой:
- Держи свой консервный ножик. Надеюсь, когда мы встретимся в следующий раз, ты сможешь сам держать его в руках. И крепко.
- Не сомневайся, - заверил Ичиго, кое-как поднимаясь на ослабшей здоровой руке и сплевывая кровь, все еще сочащуюся из разбитой губы.
- До дома, уж извини, не провожаю, - сказал Гриммджо по-прежнему издевательски, но Куросаки почему-то показалось, что извинение было вполне серьезным. У него, наверное, сотрясение мозга, раз мерещится всякое.
- Проваливай, - прошипел – скорее от боли в изломанном теле, чем от злости.
Гриммджо фыркнул и пошел прочь – как всегда, с руками в карманах. Обернулся – помедлил, глядя, как Ичиго, морщась, пытается подняться.
- Еще увидимся, - бросил то ли обещание, то ли угрозу – и исчез, как будто его здесь и не было.
Ичиго встал, опираясь на Зангетсу, повел по сторонам мутными глазами. Двигаться было больно, дышать было больно, но ему нужно было добраться до Урахары. Там он сможет восстановиться и вернуть силы. А потом убить их всех.
Стиснув зубы, Ичиго сделал первый шаг.
***
Только сделав шаг, он опомнился, распахнул глаза – и с изумлением увидел, что начался снегопад. Как отклик, отзвук поднявшегося в нем холодного гнева. Зангетсу был прав: вспомнить его оказалось не так уж трудно. Гнев пробивался сквозь отупение, сквозь болевой шок, парализовывавший все чувства. Гнев сыпался с неба, устилая собою все вокруг.
Только Ичиго забыл, кто может спрятаться за ним, слиться с ним воедино – верный спутник и вечное проклятье.
- Какая встреча! – услышал Куросаки насмешливый голос с металлическими нотами, лишь сейчас понимая, что он больше не видит Зангетсу. Вместо черного силуэта за снежной завесой показались белая одежда, белые волосы и белое лицо.
Его пустая половина, закинув меч на плечо, рассматривала его с откровенным любопытством. Бескровные губы растянулись в приветливую улыбку, и предвещать это могло только одно: крупные неприятности.
Продолжение - в комментариях
***
На ужин Ичиго не опоздал. Правда, пришлось пробежаться, но зато он даже успел переодеться, прежде чем спуститься на кухню, откуда уже доносились вкусные запахи. Впрочем, у него сложилось впечатление, что в этот раз за позднее возвращение ему ничего бы не было. Отец вел себя как обычно, много и шумно болтал, давал кучу наставлений, как вести себя вдали от дома, не обращая внимания на то, что внимательно слушает его только Юзу, но что-то было не так. Может, в том, как он иногда сбивался с мысли и на мгновение замолкал на полуслове, может, в искусственности, иногда слышащейся в его веселье. Ичиго казалось, что отец волнуется за них, и от этого ему почему-то было не по себе.
- Как только доберетесь до места – сразу позвоните папочке! – воодушевленно вещал Ишшин, не замечая прилипшей к подбородку рисинки. – А еще лучше – как только сойдете с поезда! Или даже на подъезде к станции. О, Масаки, – он привычно поднял глаза к потолку, - наши дети покидают меня на целую неделю!
- Мы бы не покидали, если бы ты не придумал эту поездку, - пробурчал Ичиго, все еще не смирившийся с необходимостью покинуть Каракуру именно сейчас, когда все Общество Душ будто на бочке с порохом сидело, а фитиль становился все короче и короче.
Он тихо зашипел, когда Карин пнула его под столом, с невозмутимым лицом говоря:
- А по-моему, отличная идея. Спасибо, пап. Хоть раз ты придумал что-то дельное.
- Карин-тян! – умилился Ишшин и рванул к дочери, намереваясь выразить свой восторг объятиями, но Карин вовремя встала из-за стола и, не обращая внимания на разочарованный вопль родителя, поблагодарила сестру за ужин.
Юзу разулыбалась, довольная, а потом приняла деловой вид, как всегда, когда она брала на себя роль хозяйки дома:
- Я там приготовила еды побольше, дня на четыре должно хватить. Нужно только разогреть, - обращено это было, разумеется, к отцу, за пропитание которого так беспокоилась Юзу. – Только я весь день на кухне провертелась и не успела сделать уборку. Хотя… еще не так уж поздно, так что этим я сейчас и займусь!
Вдохновленная идеей, Юзу принялась быстро убирать со стола грязную посуду.
- Да брось, ты только два дня назад весь дом надраивала, - напомнила Карин, помогая ей. – Может, случится чудо, и наш старик не даст зарасти тут всему грязью за неделю.
- Дочь, ты сурова к своему отцу! – заметил Ишшин, но, как отметил Ичиго, без огонька, будто по необходимости.
- Говорю как есть, - отрезала Карин и чуть не смахнула одну чашку на пол. – Да и братец тоже хорош, хоть бы изредка помогал, а не пропадал целыми днями неизвестно где!
Ичиго, откровенно не ожидавший наезда, растерялся и брякнул:
- Ну, я… могу посуду помыть.
- Ой, правда, Ичи? – немного удивленно обрадовалась Юзу, и Ичиго даже почувствовал укол совести: а ведь действительно, он со всеми своими делами в собственном доме часто чувствовал себя гостем, и о помощи сестре, которая крутилась белкой в колесе, даже речи не шло.
- Другое дело, - хмыкнула Карин. – А я ребятам обещала выйти погулять, они меня ждут уже.
Наблюдая, как она уходит, отец спешно поднялся, крикнул, чтоб Карин не задерживалась, и хлопнул себя по лбу:
- Я собирался еще в клинику заскочить, кое-какие дела закончить.
- А я тогда сразу займусь уборкой, - улыбнулась Юзу, вытерла руки чистым кухонным полотенцем и аккуратно повесила его на крючок.
Вот так Ичиго и остался наедине с горкой посуды на опустевшей кухне. Уныло возюкая губкой по чашкам, он обдумывал завтрашний отъезд, прикидывал, что надо с собой взять, припоминал еще какие-то бытовые мелочи, которые очень вписывались в общую ситуацию и никак не были связаны с «подработкой» на благо Общества Душ. Вода, грязная посуда, мокрое полотенце. Все идеально просто, все в рамках нормы. Только вот побаливала рука, которой он умудрился садануться на тренировке об острый угол булыжника, и на колене наливался синяк, и все тело вдруг наполнилось усталостью, которой до сих пор Ичиго будто не замечал. Еще его что-то смутно тревожило, где-то на самом краю сознания, и он не сразу заметил, что уже в третий раз озирается – то на окно, то на дверь. Казалось, что совсем недавно нечто подобное уже было, вот только Ичиго никак не мог ухватить за хвост ускользающее ощущение.
А потом воспоминание толкнулось в сознание, но нужды в нем уже не было.
Тарелка, которую Ичиго как раз вытирал полотенцем, выпала из его рук, разлетелась по полу звонкими брызгами, а он, не помня усталости, рванул в свою комнату, краем уха улавливая отдаленный крик Юзу: «Ичи, что там у тебя разбилось?!».
Рейацу, появившаяся словно из ниоткуда, опаляла нервы, как кипятком. Его не должно здесь быть! Не должно!
- Быстро ты, - хмыкнул Гриммджо, когда Ичиго, задыхаясь, вломился в комнату и замер у дверей.
- Как ты сюда попал?
- Окно было открыто.
- Не было, - мотнул головой Ичиго – и тут же понял: Юзу. Она во время уборки всегда проветривала комнаты и сейчас, пока Ичиго был на кухне, решила ненадолго распахнуть окно в его комнате.
- Ну, я же здесь, - пожал плечами Гриммджо, поигрывая его удостоверением временного шинигами, которое Ичиго вытащил из рубашки, когда переодевался, и оставил на столе. Проклятье…
- Где твой гигай? – Ичиго старался вернуться к тому тону, которым он общался с Гриммджо днем, вернуть свою собранность, но что-то неуловимо изменилось – во взгляде ли синих глаз, в жестах ли…
- Гуляет где-то. Мне похрен.
- Зачем ты использовал гиконган? Тебе его не для развлечений дали…
- Разве? – Гриммджо чуть наклонился к нему, не вставая со стола, на который он присел. – Я сказал, что он мне пригодится, если это будет необходимо. Сейчас был как раз такой случай.
Ничего не происходило, а у Ичиго было ощущение, словно земля уходит из-под ног. Достигнутое такими усилиями равновесие пошатнулось, и хотелось всплеснуть руками, удерживаясь, балансируя на грани чего-то опасного, знакомого и неправильного. Гриммджо хищно улыбался, и спокойствия это не добавляло.
- Когда Ренджи его тебе дал… - сделал попытку Ичиго, отчаянно пытаясь понять, что он должен делать и как остановить этот оползень под ногами, но был перебит задумчивым и вместе с тем насмешливым:
- Ренджи, да, - Гриммджо громко хмыкнул и спросил, словно продолжая уже начатый разговор или повторяя вопрос, на который так и не был получен ответ: - Так что там у тебя с ним?
Ичиго захлебнулся холодным воздухом, все еще затапливающим комнату, всмотрелся в строгое, почти злое лицо Джаггерджака и не стал интересоваться его адекватностью. Вместо этого медленно выговорил:
- В каком смысле? Мы друзья. Ты и так знаешь.
- В прямом смысле, - передразнил Гриммджо. – Что там эта курица тебе кудахтала? Про друга, с которым она тебя видела?
Выдохнув, Ичиго вспомнил перекошенное то гневом, то испугом лицо Ито, свое желание сломать ей хребет, руки Гриммджо, легшие на хрупкую белую шею, и яростные глаза арранкара. А потом - глубокую зимнюю тишину посреди снегопада и зовущий покой. Свою дикую выходку. Запах дешевого кофе. Неловкий разговор и смолкающую внутри панику.
- А не пошел бы ты? – ломким голосом сказал он. – Тебя это не касается. И не смей вмешивать его во все это. Ты понял меня?
По всем законам логики и по всей сущности Джаггерджака тот сейчас просто обязан был разозлиться до беспамятства и популярно объяснить, где он видал запреты какого-то гребаного шинигами, но вместо этого Гриммджо долго молчал, оценивающе разглядывал его, а потом наконец почти спокойно отозвался:
- Ладно.
- Ладно?! – взвился Ичиго, выходя из себя от этого его насмешливого спокойствия. – Что, и это все? Так просто? Не пойдешь убивать Ренджи? Не будешь меня доканывать вопросами? Не будешь сыпать двусмысленностями? «Ладно», да? Вот и вали тогда нахер отсюда! Услышал, что хотел, – и убирайся! Блять, Гриммджо, как же ты меня заебал!
Тот негромко фыркнул и хрипловатым голосом спросил:
- Да неужели?
Ичиго не сразу ответил. У него просто сжалось горло, а ноги будто сами по себе сделали шаг назад – так, что он уперся в дверь.
- Уйди, - почти беззвучно выдохнул он.
- Знаешь, - не обращая внимания, протянул арранкар, - мне надо было просто сразу убить тебя. Что бы там Айзен ни говорил. Просто избавиться от тебя. Уничтожить. И не доводить…
- До чего? – бесцветно спросил Ичиго, глядя на него неотрывно, вбирая в себя лениво-задумчивые интонации – и напряженную позу, кипящую рейацу.
- До того момента, когда я не захочу, - кисло ответил он и наконец поднялся, выпрямился во весь свой немалый рост. – Вот ведь дерьмо.
- Уйди, Гриммджо, - не слушая его, повторил Ичиго. Он понимал, что это бесполезно. Что курок спущен.
- Я согласился сыграть в твою игру, Ичиго, но мне, - Гриммджо улыбнулся и небрежно зашвырнул удостоверение шинигами под кровать, - надоело.
Игнорируя яростные брыкания, Джаггерджак без усилия приподнял его над полом, пронес несколько шагов, крепко прижимая к себе, и опустил на постель, тут же придавливая сверху: уселся на ноги, вздернул руки над головой и припечатал к подушке. Хватка у него была стальная: проще себе руку отгрызть, чем вырваться. Как из капкана. И Ичиго чувствовал себя – загнанной добычей.
- Ты обещал!.. – прошипел он, извиваясь. Рейацу выплескивалась из него рваными толчками, но даже это не ослабляло давления духовной силы Гриммджо.
- Я обещал тебя не убивать, - услужливо откликнулся Джаггерджак, и причины его странной недавней покладистости стали ясны, как божий день. Зачем утруждать себя спорами, когда ты и так победил и вот-вот заберешь свой приз? - Насчет «не трахать» уговора не было.
Условия… чертовы условия. Он не раз уже прокалывался, выставляя их этой подлой синеглазой твари, и лучше бы было с ним вообще не связываться, но – прошедшее время. Отчаянно прошедшее. И чтобы не лежать сейчас распятым на кровати, нужно было сразу убить его. И не доводить… какая ирония.
- Отвали! – рявкнул Ичиго и попытался вывернуть руки.
В коридоре вдруг что-то громыхнуло, дверь распахнулась, и Юзу, втаскивая в комнату пылесос, озадаченно спросила:
- Ичи, с кем ты тут говоришь?
Он замер, почти бессознательно стараясь расслабиться, чтобы поза выглядела не такой напряженной, и, справившись с секундным ступором, выдавил:
- Я же просил стучаться, когда заходишь.
- Ну, извини, извини, - рассеянно пробормотала Юзу. - А ты чего в темноте тут?
Верно. Ичиго так и не включил верхний свет, когда вбежал. Он даже не замечал, что горит только настольная лампа, потому что этого хватало, чтобы видеть Гриммджо до боли отчетливо.
Щелкнул выключатель, и Ичиго зажмурился на мгновение, а когда открыл глаза, то натолкнулся взглядом на ухмыляющуюся физиономию арранкара. Казалось, что у него даже маска кривится от еле сдерживаемого веселья.
- Как тебе повезло, что она меня не видит.
- Так с кем ты говорил, Ичи? – напомнила свой вопрос сестра. – Здесь дух? Я вроде чувствую чье-то присутствие…
- Нет, здесь никого нет, Юзу, - переводя дыхание, сказал Ичиго. - Послушай, ты можешь зайти позже? Я занят.
- Вижу я, как ты занят, - отмахнулась она. – Я только на пару минут. Пройдусь с пылесосом быстренько – и все. Слушай, ты и окно не закрыл, здесь же холодильник настоящий!
Юзу принялась возиться с окном, а Ичиго, пользуясь тем, что она не смотрит на него, встретился взглядом с Гриммджо и покачал головой: только не впутывать ее, только не это.
- А ты будешь хорошо себя вести? – низким голосом спросил Гриммджо и чуть приотпустил его руки, позволяя сложить их так, будто Ичиго просто отдыхает.
Закрыв наконец распахнутую фрамугу и поеживаясь от холода, Юзу взялась за пылесос. В его шуме утонул вздох Ичиго, когда Гриммджо опустился на него почти всем весом, ближе и теснее. Так знакомо, так неправильно…
- Брось, Ичиго, - жарким шепотом выдохнул Гриммджо ему в ухо. – Ты же знал, чем это закончится. И я знал.
Отвернувшись, Ичиго смотрел только на сестру, которая сосредоточенно возила пылесосной насадкой по полу. Ему удалось даже почти не вздрогнуть, когда горячий мокрый язык прочертил длинную полосу на его шее.
Юзу принялась пылесосить под кроватью и вдруг наклонилась, заметив там что-то. Она вытащила печать Ичиго, мельком глянула на нее и бросила на стол, не придав значения странной штуковине.
Ичиго с отчаянием проследил взглядом за удостоверением. Гриммджо фыркнул, плавным долгим движением потерся об него, сжимая бедра коленями, и Ичиго вдруг почувствовал, как он убрал одну руку – только чтобы опустить ее ниже, тронуть мимоходом щеку теплыми пальцами, провести по груди сверху вниз, добраться до края футболки – и нырнуть внутрь. Ичиго возмущенно повернулся, выговорил одними губами: «Придурок», - а Гриммджо только еще раз нарисовал окружность вокруг его пупка, и синие глаза с огромными зрачками искрились весельем.
- Хватит шарахаться от меня, - проговорил Джаггерджак – губы в губы, почти касаясь – и снова двинул бедрами. У него стояло колом, а в лице читалось такое неприкрытое желание, что Ичиго обдало жаром. Он дернулся, скорее машинально, чем всерьез пытаясь освободиться, и сестра вопросительно повернулась к нему, краем глаза заметив движение.
Это было ужасно. То, как Юзу смотрела на него, заливающегося краской, и не видела склонившегося над братом парня. То, как кружилась голова от дикого количества адреналина в крови. То, как от тотальной ирреальности происходящего внутри растекалось тепло и скручивалось жгутами внизу живота.
- Осторожней, Ичиго, - насмешливо шептал Гриммджо, прихватывая острыми зубами его шею, - она ведь может и заметить.
Он издевался, но все же сместился чуть в сторону, позволяя согнуть одну ногу, и от этого было еще более стыдно и еще более жарко внутри, словно Ичиго добровольно подыгрывал ему.
Когда Юзу выключила наконец пылесос, он уже едва мог дышать. Воздух казался густым, как смола, и был слишком пропитан запахом Гриммджо, рейацу Гриммджо, голосом Гриммджо, шепчущим, насмехающимся, будоражащим.
- Ичи, ты чего? У тебя температуры нет? – встревоженно спросила Юзу, всмотревшись в него.
- Все… в порядке, - сил говорить нормально не осталось. Слова приходилось выцеживать из себя, стараясь уловить, что от него хотят услышать.
- Что у тебя с лицом? – Юзу шагнула к кровати, но, натолкнувшись на взгляд брата, в котором отражалось больше, чем ему хотелось бы, замахала руками: - Ладно, ладно, я сейчас уйду.
Пробираясь к двери со своей любимой бытовой техникой, она еще бормотала себе под нос: «Странный ты все-таки стал», - а Ичиго чувствовал, как его немного отпускает нервное перенапряжение. Только вот он зря расслабился и отвлекся: не дожидаясь, пока они снова останутся наедине и Ичиго получит возможность возобновить борьбу, Гриммджо накрыл его рот своими губами, целуя жадно и глубоко.
На несколько мгновений Ичиго растерялся, оглушенный дежа вю и его напором, потом с усилием выдернул одну руку из захвата, отвернулся, обрывая поцелуй, и почти без замаха ударил Гриммджо. В итоге он только сбил костяшки пальцев об маску и добился короткого ржания арранкара.
- Ты не можешь со мной тягаться. И перестань уже разбрасываться рейацу, это все равно не поможет, - Гриммджо улыбался, не пытаясь снова перехватить руку Ичиго, которая теперь упиралась в его грудь в попытке оттолкнуть хоть немного.
- Так нравится чужая беспомощность? – зло прошипел Ичиго, снова начиная извиваться под ним и стараясь не замечать его возбуждения… и своего собственного тоже.
- Нет. Только твоя, - подначил Гриммджо. – И только в постели.
- Пошел ты, - Ичиго почти хрипел, выбиваясь из сил, и все равно затараторил, как заведенный: - Пошел ты, пошел ты, пошел ты…
- А ты ничего не заметил? – невзначай спросил Гриммджо.
Ичиго замолчал и проследил за его взглядом. Дверь. Юзу так торопливо уходила, что не закрыла дверь до конца. А спальня отца дальше по коридору, и вряд ли Юзу уже убирала там… Отец может вернуться в любой момент, Карин – тоже… а он лежит тут, как на ладони, придавленный к постели мужиком и… и…
- Что притих, Ичиго? – смешок щекотнул шею. – Не любишь делать это напоказ?
- Чего ты хочешь? – равнодушно спросил он, зная, что не переживет, если кто-то из родных застанет его, пока Гриммджо… пока они будут…
- Ты у нас сделки любишь, да? Так давай заключим еще одну, только теперь на моих условиях, - Гриммджо погладил пальцами его припухшие губы, не сдержавшись, коротко поцеловал и удовлетворенно выдохнул: - Обмен. Я сейчас выпускаю тебя. Ты закрываешь дверь. А потом перестаешь строить из себя жертвенную девственницу и делаешь все как надо. Как тебе?
Ичиго смотрел на него и не видел. Рейацу рвалась наружу, в голове звенело, в паху тяжело пульсировало, под рукой бешено колотилось сердце Гриммджо, и ответить он мог только одно:
- Хорошо.
- Ты обещаешь? – с почти ласковой насмешкой спросил Гриммджо, наклоняясь к нему совсем близко, лицом к лицу.
- Я обещаю, - отозвался эхом Ичиго и, понимая, чего от него ждут, - доказательства, - приподнял голову и почти вслепую нашел его губы, впустил его язык в свой рот, откликаясь, поддаваясь.
В нескольких шагах от него лежала печать. Подскочить, высвободиться из тела – несколько секунд, не больше. И тогда все это закончится. Гриммджо это знал.
И Гриммджо всегда сдерживал данное слово.
Ичиго замер на несколько мгновений, дошел до двери, шатаясь, словно пьяный, и закрыл ее. На дорогу обратно его уже не хватило бы, и он просто остался стоять на месте, опираясь одной рукой на дверь, а вторую безвольно опустив.
- Какая жертвенность… - рядом с его ладонью на деревянную поверхность опустилась широкая ладонь Гриммджо. - Настолько трепещешь за душевное здоровье сестрички? Или ты просто не хотел, чтобы я останавливался? Ведь было так просто, Ичиго. Так просто…
Он привык к тому, что «нет» ничего не значит, что это пустое сотрясание воздуха, но все-таки выдохнул:
- Не надо.
- Хочешь, я скажу, чего ты от меня ждешь? – вдруг спросил Гриммджо, накрывая его руку своей, грея дыханием затылок, отчего тонкие волоски на шее вставали дыбом. - Ты ждешь, что я завалю тебя и оттрахаю – как раньше, как в первый раз. И ждешь ты этого потому, что так ты сможешь себя оправдать. Но знаешь… не в этот раз. Не будет у тебя оправданий. Ни одного.
Ичиго уже не был уверен, что хоть что-то понимает. Гриммджо пеленал его собой, укутывал, прижимаясь невозможно тесно, и от него было жарко. Едва покачиваясь, он терся напряженным членом о задницу Ичиго, и ему достаточно было просто стянуть хакама с себя и штаны – с него, чтобы вставить, чтобы впечатать в дверь и двигаться в знакомом рваном ритме.
Вместо этого Гриммджо свободной рукой погладил его пах через ткань, а потом быстро оттянул резинку просторных домашних штанов и белья, скользнул внутрь, крепко обхватил пальцами твердый член и сделал издевательски медленное движение вверх-вниз.
Ичиго громко вдохнул, захлебываясь воздухом, и тут же услышал насмешливый голос Гриммджо:
- Тшшш… Мы ведь знаем, каким шумным ты можешь быть, да? – он начал неторопливо дрочить ему, легко сжимая пальцы, чтобы все не закончилось слишком быстро. – А то если тебя услышат, все геройство пойдет прахом.
Второй рукой Гриммджо забрался под его футболку, то поглаживая, то щипая ставшую вдруг слишком чувствительной кожу.
Ичиго хотел послать его, но только сдавленно всхлипнул, испуганно зажал себе рот ладонью и прислонился горящим лбом к лакированной прохладе двери. Гриммджо знал его тело. Выучил. И теперь играл на нем, как музыкант на какой-нибудь гребаной скрипке.
По коридору кто-то прошел. Ичиго окаменел, боясь выдать себя малейшим звуком, а Гриммджо только хмыкнул и быстрее задвигал рукой, шепча:
- Мой глупый вкусный мышонок…
Желание размозжить ему голову плавилось в другом, гораздо более низком и очевидном, и Ичиго подался бедрами вперед, толкаясь в его руку сильнее, задыхаясь от эмоций, раздирающих его на куски. «Верни свои чувства – и ты вернешь свою силу», - вдруг вспомнились слова Зангетсу, вспыхнули в огне, которым он горел. Все дело было в этом. В том, что Гриммджо заставлял его чувствовать – снова, воскрешал мертвые ощущения, отдавал то, что сам же и забирал в мире Пустых.
В том, что ему одному было мало тела.
В том, что он хотел знать Ичиго – и добивался своего. Разговорами. Прикосновениями. Взглядами. Не то для развлечения, не то всерьез.
Он знал, что однажды завоеванное уже никуда не денется, и ослабил хватку, чтобы не сломать, чтобы дать отдышаться. Но отпускать – отпускать он не собирался.
И кончая, сладко вздрагивая всем тело в его руках, Ичиго понял, что ему было известно это и раньше. Он просто ждал, замирая от страха, от затаенного стыда, ждал, когда Гриммджо явится, чтобы заявить свои права, и ничего не делал, чтобы остановить это, только убегал от собственной тени. Почему? Восхитительный вопрос, оседающий сладкой истомой на горячей коже. И даже легко стало предположить, что Гриммджо… был прав. Что Ичиго просто не хотел его останавливать. Смешно и дико…
- Да, - словно в ответ на какой-то вопрос выдохнул Гриммджо. Продолжая прижимать его к себе одной рукой, вторую Джаггерджак переместил ему за спину, и в сбивающемся чужом дыхании Ичиго слышал приближение удовольствия. Зарычав, Гриммджо с силой вжался в него, будто вплавляясь в податливое мягкое тело, впился зубами в его шею, и на мгновение Ичиго показалось, что из прокушенной артерии сейчас хлынет кровь, и он истечет ею, пачкая себя и жадного, голодного арранкара, истечет и умрет, и тогда все закончится. Но Гриммджо разжал зубы, прошелся языком по укушенному месту, и видение отступило.
Ичиго удивлялся, как он еще стоит, и думал, что если Гриммджо уберет руки и отойдет, то разморенное, звенящее от ненормальной легкости тело сползет на пол.
Его развернули за плечи, и Ичиго с облегчением прижался спиной к двери, находя опору.
- Зачем ты это сделал? – ватным, заплетающимся языком спросил он, хотя было, пожалуй, все равно.
Гриммджо внимательно смотрел на него, словно навсегда запоминая выражение лица, потом без зазрения совести вытер испачканную руку о футболку Ичиго.
- Помнишь, я обещал извиниться? – он наклонился и насмешливо лизнул Ичиго в щеку. Тот даже не попытался уклониться. – Считай, что я это сделал.
Ичиго только устало вздохнул: как будто от него можно было ожидать чего-то другого.
- А десерт оставим на потом, - напоследок облапив его, заявил Гриммджо – и наконец выпустил, отошел сразу к окну, которое распахнул в два счета: - Не скучай, Куросаки.
Холодный воздух колыхал занавески, от которых по полу плыли легкие тени. Ичиго дышал, глубоко, как только мог, успокаивая сердцебиение и взбесившуюся рейацу. На ногах он все-таки устоял, хотя ощущение продолжительного падения в пропасть от этого никуда не делось.
***
Ренджи добрался до дома Ичиго за несколько минут и, заметив открытое окно, махнул в него, не задумываясь. В комнате было не теплее, чем на улице, а хозяина не наблюдалось. Немного отдышавшись, Ренджи собрался пойти поискать его, но это не потребовалось: Ичиго вошел, рассеянно вытирая влажные волосы, и Абараи хватило одного взгляда на него, чтобы подавиться ругательством.
Ичиго посмотрел на него задумчиво, почти растерянно, удивительно ясными глазами. У него дернулась рука, и Ренджи понял, что он просто хотел машинально прикрыть расплывающийся на шее темный засос, но потом одумался. Смысла в этом и правда не было.
- Что случилось? – спросил Ичиго, отшвыривая мокрое полотенце на спинку стула.
- Извини, - ровно отозвался Ренджи, - но твоя поездка, кажется, отменяется. Все собираются у Урахары.
Ичиго нахмурился, осознавая смысл сказанного, кивнул и взял со стола печать.
tbc
Велеколепно!!!!!!!! Спасибо огромное!!!! С нетерпением.... ПРОДОЛЖЕНИЯ!!!!!!!!!!!!!!!
о, вот оно!!!!
ммммммммммммммм, спасибо огромное!!!
и придраться не к чему...
прода была так давно...
когда?! ну когда же!? Т____Т
***
Он пристроил свое тело на кровати и бессмысленно оглядел комнату, словно прощаясь. Мелькнула мысль поместить в тело Кона, но как мелькнула – так и пропала. Вряд ли он будет этому счастлив, после… После такого.
- Кон, - позвал Ичиго надтреснутым голосом. Как будто сорвал. Как будто кричал до одурения.
- Что? – послышалось из ящика стола. Ичиго уже решил было, что он так и не вылезет, но львенок, помешкав, все-таки выглянул. Впервые с тех пор, как он спрятался туда, чтобы Юзу, занимаясь уборкой, его не заметила.
Ичиго боялся, что их застанет отец, или Карин, или Юзу, но вот о Коне он даже не вспомнил ни разу. Бедолаге пришлось прослушать аудиоспектакль, о котором он едва ли мечтал, и Ичиго сейчас совсем стушевался, как будто ему мало было Ренджи с его тяжелым понимающим взглядом.
- Мы уходим, - стараясь говорить ровно, сообщил Ичиго. – Возможно, это все очень серьезно, так что присмотри за девочками.
- Как будто меня просить надо, - буркнул тот, спрыгивая на пол. Ичиго думал, что Кон больше ничего не скажет и даже не посмотрит на него, но ошибся. Блестящие глазки-пуговицы, у которых по определению не могло быть никакого выражения, зыркнули расстроено и будто виновато, а голос прозвучал еще ворчливее, чем обычно: - И смотри не вляпайся опять во что-нибудь. А за сестренку головой отвечаешь!
- Будет исполнено, - фыркнул Ичиго и повернулся к молча дожидающемуся его Ренджи: - Идем.
Оставляя позади открытое окно, Ичиго представлял, какой колотун будет в комнате, когда он вернется. И если вернется, конечно.
Стоило только Ичиго оценить обстановку в магазине как напряженную – Йоруичи-сан смазала впечатление, с порога бодро вопросив:
- А где это вы нашу кису приблудную потеряли? Я думала, он везде за тобой таскается, Ичиго.
- Понятия не имею, где он, - сдавленно проговорил Ичиго, стараясь не поддаваться ощущению, будто у него читают мысли.
- Еще появится, - вполголоса невыразительно заметил Ренджи, проскользнув вперед. Он заговорил впервые за все это время.
Йоруичи сладко потянулась и поправила рукава своей оранжевой куртки:
- Ну, хорошо бы он не передумал сводить счеты с Айзеном, или кто там ему насолил. Или хотя бы обратно не метнулся: все-таки одной десятой от Эспады меньше.
Ичиго ее слова уловил вполуха, пытаясь перебороть ощущение сродни разочарованию. Он только сейчас понял, что, вообще-то, рассчитывал застать Гриммджо именно здесь, вот только не знал, на кой ляд ему это сдалось. Его донимало то самое чувство, когда нужно срочно что-то сделать, а что – понятия не имеешь.
- Так что случилось? – насильно возвращая внимание к наиболее острым проблемам, спросил Ичиго. Если все до сих пор здесь, а не дерутся с толпой обозленных арранкаров… Вслед за Йоруичи-сан он прошел в комнату, тут же находя взглядом, чтобы поздороваться, Рукию, Чада, Иноуэ и Исиду. Присутствие последнего его удивило и порадовало: все-таки определился, надо же. Хотя то, как внимательно, всем корпусом подавшись вперед, Исида слушал взволнованный голос Иноуэ, заставило Ичиго усомниться, только ли соображения справедливости привели сюда в этот вечер их доблестного квинси.
Ответа Йоруичи на свой вопрос Ичиго не дождался – вместо нее высказался Урахара, который вынырнул из другого коридорчика:
- А вот и Куросаки-сан, - излишне бодро возвестил он. – Жаль, жаль, что у тебя не будет возможности оценить горячие источники того санатория, куда вы с девочками собирались, но у нашего общего знакомого оказались другие планы.
Ичиго не помнил, чтобы говорил кому-то о горячих источниках, которыми отец прожужжал им все уши, но сейчас это волновало его меньше всего.
- Айзен наконец решился действовать? – напряженно спросил он, бессознательно стискивая кулаки.
- Судя по данным приборов, большое количество Пустых готово прорваться в Генсей, - Рукия по привычке потянулась было к альбому, чтобы наглядно проиллюстрировать положение, но вздохнула и не стала. Да Ичиго и сам мог представить, что их ждет, без поддержки кучи зловещих Чаппи в исполнении его подруги.
- Думаете, это оно? Наступление армии арранкаров?
- Наверняка, - кивнул Урахара, усаживаясь рядом со столиком и подтаскивая к себе чашку чая, только что налитого Иноуэ. – Видимо, Хогиоку набрал полную силу раньше, чем рассчитывал Айзен, вот наш дорогой Соуске-кун и решил не откладывать.
- А почему же мы, - Ичиго проследил, как Урахара хлебнул чаю и причмокнул губами от удовольствия, - просто сидим тут и ничего не делаем? Ведь когда… - он вдруг похолодел, поняв весь масштаб грядущей катастрофы, - когда они вырвутся в Каракуру, мы не сумеем обеспечить безопасность всех людей! Да один Эспада может разнести полгорода в пыль, тут одна каменная крошка останется!
- Куросаки-кун, Урахара-сан нам все рассказал, - Иноуэ улыбалась с таким видом, точно ей знания вселенной приоткрылись. – Это так здорово придумано…
Урахара выслушал похвалу с затаенной скромностью, которую выдала широченная ухмылка:
- Да, кто сказал, что мы ничего не делаем? Выгляни на улицу, Куросаки-сан.
Ичиго послушно подошел к окну и отодвинул штору. На улице было тихо, только бездомная собака семенила по тщательно выметенной Уруру дорожке. Вдруг собака встала как вкопанная, а потом мягко завалилась набок. У Ичиго волосы дыбом встали:
- Вы там что, отравленную колбасу раскидали?
- А? – не понял Урахара. Он, кажется, рассчитывал на эффект, но на другой.
- Там собака… - Ичиго осекся, наблюдая, как идущий мимо магазина мужчина зашатался, неуверенной походкой добрел до ближайшей стены и сполз по ней на землю. – Что происходит?
Йоруичи подошла сзади неслышной кошачьей походкой и проворковала на ухо:
- Ну, ты же сам переживал за безопасность людей.
Подпрыгнув, Ичиго обернулся на нее, то и дело возвращаясь взглядом к лежащему без сознания мужчине:
- Так вы что, решили сами всех прибить, чтоб не мучились?
- Какая богатая у мальчика фантазия, - обращаясь к Урахаре, усмехнулась Йоруичи и потрепала его по волосам.
Урахара лениво поднялся, простучал гэта, тоже взглянул на дело рук своих (чьих же еще?) и довольно сложил эти самые руки на груди:
- Все проходит как надо.
- Что – всё? – не выдержал Ренджи, который тоже, как и Ичиго, оказался не у дел и не в курсе планов этого гения, чтоб его.
- Сейчас то, что вы видите, происходит по всему городу. С ними ничего не случилось: они просто уснули. Это первый этап.
- Уснули? Карин, Юзу и отец тоже? Зачем? И… - вопросов в голове было слишком много, чтобы выплеснуть их все одновременно, а сдержаться не давало зудящее нервное напряжение, которое после ухода Гриммджо снова стало накручиваться, как колючая проволока на бобину. – А как же те, кто сейчас, например, за рулем? Или кто по лестнице поднимался? Или там, я не знаю, кто лампочку вкручивал, стоя на стремянке?
Ураха воззрился на него почти с уважением, смешанным с его всегдашней насмешкой:
- Во-первых, работа всей аппаратуры, включая машинные двигатели, была подавлена, если ты насчет этого переживаешь. А во-вторых, ты же видел: он не сразу уснул, он сначала обеспечил свою безопасность. С другими точно так же. Я эту технику все-таки не за один день создал.
- Правда же, это удивительно? – воскликнула Иноуэ. – Мы не уснули только потому, что находимся в этом доме и защищены.
Насчет удивительности происходящего Ичиго отчасти готов был с ней согласиться, хотя у него был еще один – ключевой – вопрос.
- А дальше-то что? Сейчас вся Каракура устлана спящими людьми и животными…
- Это уже второй этап, - охотно пояснил Урахара. – Тессай его сейчас как раз должен осуществить. Вот, кстати, и началось…
Ичиго снова глянул за окно и успел увидеть, как мужчина вместе с бесчувственной тушкой собаки растворились в воздухе. Вместе с тем случилось еще что-то странное: город остался прежним, но он неуловимо изменился, будто из него убрали тайный компонент, делавший его живым. Каракура смотрела на Ичиго мертвыми глазницами темных домов, давила неестественной тишиной. От этого становилось жутко, как на заброшенном кладбище.
- Что это? – почему-то шепотом спросил Ичиго.
- Весь город – весь настоящий город, конечно – только что переместился в Общество Душ, - как ни в чем не бывало сказала Йоруичи. – А это – фальшивка, которую можно разносить в пыль сколько душе угодно. В Обществе все будут в безопасности, и Айзен не сможет туда добраться так легко, как в Генсей. Наша задача как раз в том, чтобы остановить его здесь.
Ичиго машинально кивал, рассматривая пустые улицы и дома, похожие на декорации какого-нибудь дешевого триллера. Фанера, картон – дунешь и снесешь. Он обернулся на друзей и по их лицам понял, что им тоже не по себе.
- Значит, мои сестры и отец сейчас там… - пробормотал Ичиго, твердя про себя, что это должно его успокоить, но почему-то не успокаивало. Была еще одна навязчивая мысль, которую он гнал, как приблудную псину. Точнее, кошку.
Урахара странно кашлянул и оживился, помахивая веером и расхаживая по комнате с видом Архимеда, только-только выскочившего из ванны. Благо, одетого.
Насчет «живых» в отношении некоторых присутствующих можно было бы пуститься в долгие философские беседы, но Ичиго оставил комментарий при себе.
- Есть в этом что-то особенно, да? – продолжил Урахара и лукаво глянул на Ичиго. - А, ну еще один арранкар шатается по улицам. Если он не в гигае (а он не в гигае, как мне почему-то кажется), его не должно было утянуть в Общество. Процесс коснулся только физических предметов, а арранкар, как и шинигами, сущность духовная.
- Здесь ведь есть еще несколько заранее прибывших для разведки шинигами, - уточнил Исида, одарив недоуменным взглядом фыркнувшего Ренджи, который примостился в дальнем углу комнаты. А потом Ичиго увидел, как невозмутимый квинси стремительно, прямо-таки за несколько секунд бледнеет, сливаясь цветом со своим новеньким, с иголочки, плащом. – И… и…
- О, да у нас гости, - кажется, Урахару просто нереально было чем-то удивить. Хотя нет, помнится, номер с мелким Гриммджо удался на славу.
Занятый слишком большой кучей разномастных мыслей, Ичиго, конечно, не почувствовал, как рядом с домом появилась новая рейацу. Урахара в кои-то веки сам пошел к двери, чтобы поприветствовать гостя из абсолютно, совершенно мертвого мира за окном, но Исида невежливо его опередил. Ичиго вместе с остальными отправился посмотреть, что там такое, услышал звук открывающейся двери и растерянное, запнувшееся на полуслове Исидино:
- Рю-укен…
- Можешь звать меня «папа», Урюу, я не обижусь.
Скопившаяся в прихожей толпа не поместилась внутри дома и вылилась наружу, выпихнув Исиду пред грозные очи мужчины, которого Ичиго, даже с его отвратной памятью на лица, узнал сразу же. Белые волосы, очки, показавшиеся смутно знакомыми – ну еще бы! – черты лица. Так вот кто это такой… Исида Рюукен.
Урюу между тем справился с лицом и с волнением. Спина у него стала очень прямая, будто он жердь проглотил, а в воздухе фальшивого города повисло напряжение, как перед бурей.
- Я хотел… - очень твердо, звенящим голосом начал Урюу, но отец осадил его одним коротким стальным взглядом, от которого даже Ичиго пробрало.
- О твоих обещаниях и способности их выполнять мы поговорим позже, Урюу, - Рюукен обвел глазами всю их помалкивающую компанию, задержавшись чуть дольше на Иноуэ, стоявшей ближе всех к Исиде, а потом на Ичиго, и вдруг хмыкнул, словно диагноз им всем поставил.
- Какая приятная встреча, Исида-сан! – расцвел Урахара, решив, что семейный разговор на данный момент завершен. – Что привело вас в мой скромный магазинчик этим дивным вечером?
- Эту встречу я бы не назвал приятной даже с большой натяжкой, - от его голоса тянуло холодом, и Ичиго его даже в чем-то понимал. Рюукена, надо думать, тоже никто в намерения Урахары по поводу спасения города не посвящал, особенно его сын. Наверняка Рюукен смог избежать усыпления благодаря какой-нибудь их, квинси, штучке, и это значило, что Урюу слегка преувеличивал, называя себя последним из их рода.
К слову, младший из двух Исид успел незаметно отодвинуться в сторонку, явно чувствуя себя некомфортно перед мечущим молнии отцом, который его игнорировал. Урахару, впрочем, молнии не слишком впечатлили.
- Куросаки-кун, - обжег ухо шепот Иноуэ. – Исида-кун обещал своему папе не помогать шинигами, да?
Ичиго только вздохнул. Да уж, с таким папенькой какое хочешь обещание дашь. Одним взглядом приморозит, как василиск. Он начинал остро сочувствовать Исиде.
- Что же заставило вас прийти в мое заведение? – разливался соловьем Урахара, продолжая мастерски ломать комедию. В нем определенно погиб мучительной смертью великий артист. – Помнится, вы отошли от дел, Исида-сан?
- Видишь ли, Урахара, - с расстановкой, четко выговаривая каждое слово, начал Рюукен. - Я врач. И зарабатываю на жизнь тем, что лечу людей. А это довольно проблематично делать, когда все люди внезапно теряют сознание, а потом исчезают. Так что я решил немного поучаствовать в вашем утреннике, раз уж у меня образовался внеплановый вынужденный выходной.
Мысли Ичиго зацепились за одну фразу. Он врач, да? И тогда, вечером, в их больницу он приходил наверняка не просто так. Скорее всего отец Исиды знаком с Ишшином, и значит ли это…
Додумывать уже не пришлось.
Если Ичиго и считал, что более насыщенным на эмоции этот день уже не может быть, то он определенно просчитался.
- Так мило, что ты решил помочь, Исида. Совершенно бескорыстно.
Такие почти ехидные нотки в этом голосе Ичиго доводилось слышать очень редко, но никакой ошибки не было.
Медленно повернув голову, он увидел, как из переулка к ним неторопливо, как на прогулке, идет отец. Его прибабахнутый, якобы неспособный видеть духов, якобы находящийся сейчас в Обществе в состоянии отключки отец в форме шинигами, с занпакто на поясе. Пожалуй, Ичиго бы себя ущипнул, если бы у него был хоть микроскопический шанс на то, что все это дикий, несуразный сон.
- Не разделяю твоего энтузиазма, Куросаки, - прохладно заметил Исида-старший, не впечатленный его появлением. В отличие от большинства присутствующих.
Ишшин пожал плечами и наконец переключился на сына, почувствовав его прожигающий взгляд. Выражение лица у него было привычным, и дурацкая улыбка от уха до уха – привычной. Как будто здесь ничего странного не происходило.
- Папочка тоже рад тебя видеть, Ичиго! – сказал он и, подойдя, хлопнул сына по плечу.
- А папочка ничего не хочет мне сказать? – выдавил Ичиго, чувствуя, как что-то поднимается в нем, распирает, ощущаясь почти физически – давлением на глаза, острой головной болью.
Боковым зрением он заметил, как нахмурился Исида и как Иноуэ, прикрыв рот ладонью, отошла поближе к нему. А вот Урахара с Йоруичи удивленными не выглядели нисколько.
- Хочу, - беззаботно откликнулся отец. – Наверное, как и ты. Только разговоры, кажется, придется отложить на потом…
Последние слова он договаривал, глядя вдаль. Ичиго не пришлось ничего спрашивать: через пару секунд у магазина очутилась Сой Фон. Ну конечно, кто бы мог справиться с разведкой лучше, чем капитан второго отряда. Не обращая внимания ни на кого из присутствующих, она прямиком обратилась к Йоруичи-сан. Как показалось Ичиго, Урахару Сой Фон проигнорировала с особой тщательностью, на что тот лишь обмахнулся веером.
- Йоруичи-сама, кеккай стабилен по всему периметру, возле каждого столба выставлена стража. Куротсучи Нему доставила оборудование для экстренного восстановления, она сейчас у западного столба. Мы подтвердили координаты места, где пространство между Генсеем и Уэко Мундо наиболее нестабильно. Я уже послала сигнал в Общество Душ, главнокомандующий и остальные капитаны отправятся сразу туда. Времени совсем не осталось.
- Хорошая работа, Сой Фон, - благодушно сказала Йоруичи и, как совсем недавно Ичиго, потрепала подчиненную по голове, отчего та из грозного капитана разведывательного отряда вмиг превратилась во всклокоченную и смущенную девчонку. – Ну что, пойдем, встретим наших гостей?
- Отец…
- Позже, Ичиго. У нас будет время все обсудить, только сначала разберемся с этой историей. Послушай, - его лицо на мгновение стало озабоченным – как пару часов назад за ужином, когда Ишшин за шуточками старался скрыть беспокойство. – Я бы попросил тебя на этот раз не вмешиваться, но ты ведь все равно не послушаешь. Ты же весь в меня. Поэтому… сделай, как скажет Урахара, ладно? Хотя бы сейчас.
- Но!..
Смысла договаривать не было: отец исчез так быстро, что Ичиго не смог разглядеть его движений, даже напрягая зрение. Да что происходит?! Кто он? Такой уровень вполне может быть капитанским. Отец сказал – позже, да? Значит, позже он объяснит, почему лгал ему, Юзу, Карин, а может быть, и маме… долгие годы лжи… и ведь он все знал, все знал про Ичиго, про его битвы, про Рукию, про шинигами, про Общество, и просто водил его за нос, как несмышленое дитя…
Ичиго дышал глубоко, стараясь разогнать темноту перед глазами, сфокусироваться на главном – на сборище арранкаров, которые вот-вот хлынут в Каракуру, но мысли разваливались, и ему не хватало якоря. Одной-единственной, пронзительной рейацу, за которую можно ухватиться – от гнева ли, от страха – и которая всегда выволочет на поверхность из любой темной ямы. Он слепо искал ее по всей вымершей Каракуре, но ему не хватало концентрации.
Ичиго хлопнули по плечу – кажется, Ренджи. Сочувственно, не иначе. Кругом становилось все меньше людей: ушли Сой Фон с Йоруичи, которая напоследок бросила выразительный взгляд на Урахару (черт, да что у них всех за гляделки тут?!), ушли Рукия и Ренджи, следом за ними – Исида и Иноуэ. Никто ничего не сказал. Никто ничего не спросил. У них сейчас есть одно – самое важное – дело, остальное не должно иметь значения. Ни отец-шинигами, ни неразложимое месиво чувств, ни что-либо еще. Стоило взять пример.
Только оставшись вдвоем с Урахарой, Ичиго встряхнулся, попытался отодвинуть в сторону застилающие глаза эмоции.
- Вы все знали, да?
- Конечно, - признался Урахара.
- Давно вы знакомы с моим отцом?
- Да, давненько уж.
- Почему вы мне ничего не рассказали?
Только спокойнее. Держать себя в руках. Срываться на крик – меньшее, что сейчас нужно делать, определенно.
Урахара похлопал себя по щеке сложенным веером и сказал единственное, что от него можно было ожидать:
- Так было нужно, Куросаки-сан. Он же сказал, что все тебе объяснит. И, как у твоего отца, у Ишшина-сана на это больше прав.
У Ичиго чесались кулаки. Пожалуй, впервые за очень долгое время – с тех пор, как его задевали старшеклассники, а он бил их, вымещая не только обиду, но и ту глубокую, потаенную боль, что постоянно гнездилась в нем.
- Хорошо, - удалось сказать почти нормально. – Тогда, если разговоры откладываются, давайте пойдем и убьем побольше этой айзеновой мрази.
Он уже приготовился сорваться в шунпо, чтобы оказаться подальше от снова сменившего маску торгаша, когда тот мягко взял его за плечо, удерживая.
- Мы пойдем, но только не совсем туда, - туманно заявил Урахара. – Следуй за мной.
Он перехватил трость – Бенихиме – другой рукой, поманил Ичиго.
И Ичиго пошел, как уснувшая девочка за белым кроликом. Как будто бы ему оставалось что-то еще.
tbc
хахах))эта фраза убила просто)))
и нет,уважаемая, про ваш фанфик не забыли)
сложно забыть,когда сюжет такой зашибовый)
с Днём Рождения) и спасибо ,что продолжаете работу над развитием сиго творения)
мырррррррь.... а Кисо хде? *беспокоицца*
я так ждала и дождалась, спасибище))))
проооооодаааааа!!!!
ЩАСТЬЕ ЕСТЬ!!!!
просто здорово!)))
Урахару Сой Фон проигнорировала с особой тщательностью, на что тот лишь обмахнулся веером.
эта фраза добила окончательно))) такой кароший контрольный выстрел)))
Надеюсь, следующего обновления не придется ждать еще два месяца.)
О сессии и думать-то не хочется!