Мой бог не пьет и не курит - лучше бы пил и курил.
Яхве, небольшой артец. Рисовалось для группы Ask Bleach в ответ на вопрос "Отвечающие,если бы ваш персонаж оказался в средневековье, кем бы он(а) был(а): королем (королевой) или рыцарем? И как бы выглядел его(ее) королевский наряд/доспехи?"
Мой бог не пьет и не курит - лучше бы пил и курил.
Название: Жар и холод Автор:Sternritter_O Бета: paperbrain Фандом: Bleach Дисклеймер: Кубо Тайто Пейринг/Персонажи: Яхве/Хашвальт Рейтинг: PG-13 Жанр: слэш, какая-то флаффная хрень Размер: драббл Размещение: с этой шапкой и высланной мне ссылкой Саммари: — Я знаю вас довольно давно, Ваше Величество, и каждый раз, когда вы делаете что-то настолько неожиданное, я думаю, что больше вы меня не удивите. И ошибаюсь раз за разом.
читать дальшеСерый, больше похожий на пыль, песок раздражает: он то норовит попасть в рот, то путает волосы, то некрасиво оседает на белом плаще, отдавая ему свой цвет, и Хашвальту постоянно приходится его стряхивать. Прищурив глаза от ветра, квинси оглядывает пустой и однообразный пейзаж Уэко Мундо. Хотя иногда ему на глаза попадаются обрушенные и кое-где дымящиеся развалины, а порой и тела мертвых арранкаров, все равно ничего интересного нет. На сегодня его работа тут закончена – нужно было всего-то убедиться, что дела у отправленной сюда армии идут по намеченному плану. Стоит возвращаться, ведь император ждет его отчета.
Хашвальт открывает Тень, и прежде чем она обволакивает его, тот отдаленно чувствует какое-то волнение в воздухе и улавливает краем глаза вспышку - а потом все вокруг затмевается привычной холодной чернотой. Все, как обычно... Вот только по груди вдруг словно полоснули острием отлично заточенного ножа. Ноги касаются пола в коридоре Силберна, а рука машинально тянется к источнику неожиданной боли, и пальцы ощупывают разорванные края рубашки, пачкаются в чем-то горячем и мокром.
Яхве ждет своего советника в коридоре, что-то изучая в окне, и чувствует, что что-то не так, еще до того, как обернуться к нему. Когда он наконец смотрит назад, предчувствие подтверждается: Хашвальт стоит, замерев посреди коридора, на его лице легкое удивление, рука прижата к груди, а меж пальцев течет что-то подозрительно красное. По телу императора искрами пробегается какое-то странное, неприятное чувство, забирается под кожу ледяными пальцами, стискивает внутренности, натягивает нервы.
А Хашвальт действительно удивлен. Рана на груди определенно несерьезная, хотя тянущая боль неприятна, но это сейчас второстепенно - больше его волнует вопрос, как это вообще могло случиться. Среди погибших арранкаров притаился живой, выжидая своего часа? Нехорошо, но, впрочем, это лишь вопрос времени, когда солдаты Ванденрейха его обнаружат. Но...
Додумать Юграм не успевает - чужая реяцу касается его, заставляя вспомнить о присутствии императора, и он чувствует в ней какие-то странные, беспокойные нотки. Его Величество недоволен заминкой с отчетом?.. Да, скорее всего. Хашвальт выпрямляется и замирает по стойке смирно, по инерции не убирая руки от груди.
– Ваше Величество. Разрешите...
Но Яхве вдруг знаком приказывает ему молчать. Разворачиваясь на каблуках – плащ развевается от резкого движения, – он быстрым шагом подходит к Хашвальту. Походка у Его Величества настолько уверенная, а взгляд пронзительный, что Юграм невольно отступает на шаг, лопатками упираясь в стену, которая оказалась за спиной так некстати. Император рядом уже через секунду, он нависает черной тенью, отталкивает руку Грандмастера в сторону. Его глаза бегают по разорванной, испачканной кровью рубашке и вдруг опасно сужаются, а под ребрами что-то начинает колоть и тянуть.
Это немного странно. Кровь уже давно не вызывает у него никаких эмоций: Бах видит ее, выплескивающуюся из отрубленных конечностей, растекающуюся по полу, пятнами застывающую на стенах или лезвии меча, в зависимости от ситуации и того, враг перед ним или же провинившийся солдат, самое редкое через день. Глупо и странно беспокоиться из-за крови, если у самого руки давно в ней по локоть. Но сейчас все немного по-другому, и он смотрит на расползшееся темно-красное пятно, а в груди что-то закипает, что-то темное, вязкое, злое, готовое вырваться наружу сотнями отравленных игл или потоком горящей лавы. Яхве хмурит брови еще сильнее обычного, и взгляд вдруг кажется совсем черным, прекрасно отражая его мысли.
Хашвальт чувствует это: чужая ледяная ярость пронизывает его с ног до головы, неприятно скручивая внутренности, заставляя неосознанно вжаться спиной в стену чуть сильнее. Он молится про себя, чтобы никому из солдат или слуг не пришло в голову идти мимо именно сейчас и нарушает тишину:
– Ваше Величество, это только царапина. Вам не о чем беc...
Яхве кидает на него короткий взгляд, и Хашвальт сразу прикусывает язык, опуская глаза. Но император хватает его пальцами за подбородок, грубо разворачивая к себе, так что шею на секунду пронизывает боль.
– Что там случилось?
Хашвальт сам не вполне уверен, что понимает, откуда рана – не успел еще об этом подумать. Разве что часть созданной серо взрывной волны утянуло в Тень, где она настигла Грандмастера... Как же глупо, если это так, но другого объяснения он не видит.
– Серо. - Юграм заставляет звучать себя как обычно, благо самоконтроль пока что еще не подводит. – Солдаты не добили одного из арранкаров... Думаю, он меня заметил.
– Почему не использовал блут? – Голос императора звучит как раскалывающийся лед, и Хашвальт чувствует себя так, словно он не Грандмастер Ванденрейха и правая рука императора квинси, а в чем-то сильно напортачивший рядовой на допросе – ужасно неприятно.
– Я... Не успел. Не ожидал удара, - признается нехотя квинси, все же заставляя себя не отводить взгляд, хотя желание как-нибудь пройти сквозь стену никуда не исчезает, потому что он чувствует, как напряжение в силе Яхве усиливается и температура вокруг снова падает на пару градусов, хотя, казалось бы, куда уж.
Тяжелая ладонь неожиданно опускается на плечо, давит вниз резко, внезапно, и Хашвальту не остается ничего другого, кроме как подчиниться ей, сползая по стене на пол. Император садится напротив и немного рваными движениями расстегивает белый плащ своего советника, стаскивает его с плеч и откидывает в сторону.
Хашвальт хочет что-то сказать, но горло сдавливает, и он лишь машинально кладет руки поверх рук Яхве, слегка сжимая – легкий успокаивающий жест, попытка хотя бы так сдержать рвущуюся наружу стихию, хотя с тем же успехом можно пытаться остановить лесной пожар стаканом воды. В мыслях смятение и лишь понимание того, что либо все успокоится сейчас, либо он умрет, но убедит Его Величество отменить вечернее собрание, иначе его переживут единицы.
Пальцы императора нетерпеливо расстегивают рубашку до середины груди, после чего он распахивает ее резким движением, открывая взору длинный тонкий порез. Грандмастер едва заметно вздрагивает: и от неожиданности, и от прикосновения холодного воздуха к коже. Яхве пробегается по ране колючим взглядом и сжимает губы. Действительно, просто царапина, даже не слишком глубокая, да и кровь уже остановилась. Конечно же, он и не думал, что Хашвальт ранен серьезно, но ярость продолжает закипать в нем черная и смертельная, как горящая смола.
Платок возникает в руке Его Величества немного неожиданно, и Юграм не может точно сказать, выхватил ли он его из воздуха, создав из духовных частиц, или попросту вытащил из кармана – да и какая разница. Яхве прижимает его к груди Грандмастера, стирая грубоватыми движениями уже начавшую постепенно засыхать кровь; ткань трется о кожу, и Юграм старательно сдерживает желание болезненно поморщиться. Платок быстро пропитывается кровью; Яхве отбрасывает его в сторону и наконец смотрит Хашвальту в глаза. Грандмастер смотрит в ответ, пытаясь прочитать эмоции своего императора, но видит только непонятный мрачный блеск и какой-то немой укор.
Юграм едва заметно дергает плечами: ему неуютно – а где-то очень глубоко в душе даже страшно – от этого взгляда. Ледяная стена холодит спину с одной стороны, а Яхве глазами прожигает с другой, контраст слишком сильный и непривычный. Квинси чувствует, что по груди снова течет тонкая струйка – видимо, растревоженная рана снова открылась, – но прежде чем он успевает хоть как-нибудь среагировать, Яхве наклоняет голову, проводит языком чуть ниже раны, слизывая кровь. Хашвальт шумно вздыхает и инстинктивно дергается назад: внезапное прикосновение отзывается тянущей болью, но горячие руки скользят под его рубашку, оглаживая плечи, сильно сжимая и удерживая на месте, а затем и вовсе придвигая еще ближе.
Чужой язык ходит по груди, зализывает рану – это больно и сладко одновременно, Хашвальт совсем теряется и не может понять, что происходит, но попросить остановиться для вопроса он не посмеет, да ему и не хочется. Он лишь тихо часто дышит, изредка мелко вздрагивая, и кусает губы. Его руки машинально ложатся на плечи Яхве, проводят по ним ладонями, мягко надавливая, а затем и вовсе обнимают голову императора, зарываются пальцами в густые жесткие волосы. Вскоре Юграм неуверенно утыкается носом в макушку императора, тихо поглаживает пальцами затылок и с трудно скрываемым облегчением отмечает, что буря постепенно затихает. Яхве проходится по груди отрывистыми поцелуями, а его руки соскальзывают на спину, и Юграм громко выдыхает, прижимаясь, сильно зажмурившись на пару мгновений.
– Ваше Величество... – Тихий, немного сбивающийся шепот возвращает к реальности, и Яхве, коротко прижимаясь губами к острой выпирающей ключице Хашвальта, поднимает голову и смотрит в лицо своему советнику, который так и сидит, обнимая его, слегка хмурясь, сжимая губы. Яхве стал свидетелем одного из тех немногих случаев, когда великий Грандмастер Ванденрейха не знает, как себя повести и что сказать.
Они смотрят друг на друга и молчат какое-то время. В наступившей тишине, кажется, можно услышать, как небольшой кусок льда откололся от стены снаружи.
– Я знаю вас довольно давно, Ваше Величество, и каждый раз, когда вы делаете что-то настолько неожиданное, я думаю, что больше вы меня не удивите. Я ошибаюсь раз за разом, – Хашвальт решается заговорить первым. Голос его звучит хрипло и немного глухо.
Яхве, похожий сейчас на хищного зверя – взъерошенные черные волосы, горящие глаза, перепачканные в крови губы, – только тихо усмехается в ответ. Штернриттер задерживает взгляд на губах и бездумно тянет руку, прижимаясь подушечкой пальца к уголку чужого рта, слегка нажимает и проводит по нижней губе, стирая красные капли. Император замечает краем глаза, что это та самая рука, которой Хашвальт зажимал рану. Его Величеству словно что-то не нравится, и он недовольно фыркает, берет испачканную кисть и сжимает ее в своей. Его губы прихватывают один палец, язык проходится вдоль по нему, после чего Яхве скользит губами ниже по ладони, целует запястье – и Хашвальт тихо стонет, ибо это уже слишком.
Стон разносится по коридору, а Яхве переводит взгляд на своего советника, невольно любуясь интересным зрелищем. Редко, очень редко когда тот теряет самообладание, а маска сдержанности осыпается, но сейчас тот самый случай: лицо Хашвальта горит, забавно контрастируя с голубыми глазами, губы слегка дрожат, и почему-то в сочетании с разодранной окровавленной рубашкой это выглядит почти беспомощно. Император выпускает его руку, и Юграм медленно, словно сомневаясь, убирает ее, замирая.
– Вы никогда так раньше не делали. – Кто знает, зачем он это сказал. Слабое оправдание тому, что сердце сейчас стучит так, что того гляди выскочит из горла, а вся кровь, имеющаяся в теле, кажется, прилила к щекам?
– Тебе раньше удавалось возвращаться целым.
Его Величество встает, небрежно перекидывая разметавшиеся волосы за спину, стирает остатки крови со рта тыльной стороной ладони, а Хашвальт, будучи не в силах подняться, вспоминает их первый поцелуй: тогда он тоже был вжат в стену и смотрел на Яхве сверху вниз, скованный одновременно легким страхом, удивлением и возбуждением.
Яхве смотрит на него немного странным взглядом, а затем разворачивается и уходит вдаль по коридору, по пути оправляя плащ, чтобы не мешал идти. Но вдруг среди стука подошв тяжелых сапог об пол проступает его голос.
– Юграм.
Тот в очередной раз вздрагивает: император называет его по имени крайне редко, и обычно это происходит в его спальне при совсем других обстоятельствах.
– У нас меньше месяца. У меня нет времени искать тебе замену. И желания тоже нет. - Эхо от шагов мечется по коридору, немного перекрывая слова, но последние слова слышны отчетливо. – Осторожнее в следующий раз. Ступай к себе. Вечером зайдешь, и отчет о случившемся не забудь.
Шаги удаляются, а Хашвальт зачем-то застегивает обратно рубашку, которую теперь придется, конечно, выбросить, рассеянно поправляет воротник. Царящего в коридоре холода он уже не замечает — ему жарко, жарко до дрожи, он зачем-то снова прижимает руку к груди, ощупывая пальцами порез.
Фарфоровую маску ледяного спокойствия удается собрать не сразу. Юграм дотягивается до белого плаща, накидывая его обратно на плечи, и уходит по коридору в сторону своей комнаты, как никогда ранее радуясь тому, что у него длинные волосы — никто, кто мог бы встретиться ему на пути, не сможет увидеть, как пылают кончики ушей советника Его Величества.
Мой бог не пьет и не курит - лучше бы пил и курил.
А я тут вам писанинки принес, вы же не против? O;
Название: Curiosity Автор: Sternritter_O Бета:paperbrain Фандом: Bleach Дисклеймер: Кубо Тайто Пейринг/Персонажи: Яхве/Хашвальт Рейтинг: NC-17 Жанр: слэш, PWP Размер: драббл Размещение: с этой шапкой и высланной мне ссылкой Саммари: Любопытство - не порок
читать дальшеЮграм Хашвальт стоит перед дверью, ведущей в кабинет императора, и впервые за очень долгое время не решается войти. Даже несмотря на то, что сегодняшний визит будет не совсем обычным, он понимает, что это глупо, но не может объяснить себе этого странного замешательства, давящей горло нерешительности. Хотя, пожалуй, все же может...
— Заходи уже, чего стоишь, — голос императора приглушенно доносится из-за двери, но властные интонации звучат отчетливо — видимо, ему уже надоело чувствовать реяцу Грандмастера и ждать, когда же тот решится зайти. Хашвальт, коротко выдыхая, нажимает на ручку двери, опускает ее вниз и приоткрывает дверь, чтобы наконец пройти вовнутрь.
Его Величество сидит за столом, склонившись над какими-то бумагами. Единственный звук — скрип перьевой ручки. Штернриттер вдруг замирает в проходе, сжимая пальцами дверную ручку, так и не закрыв дверь до конца.
— Плохие новости? — Яхве поднимает на него тяжелый взгляд из-под нависающих бровей. Его черные волосы падают на лоб, оставляя тень, из-за чего император выглядит почти угрожающе.
— Что вы, Ваше Величество, — торопливо отвечает Юграм и, прикрывая за собой дверь, идет вперед, замирает ровно в восьми шагах от стола — как обычно.
— Тогда почему стоял перед дверью так долго? — Яхве выпрямляется, откладывая ручку — тяжелая, она опускается на стол со стуком, который в тишине кабинета напоминает выстрел, — рукой убирает пряди со лба и вопросительно смотрит на Грандмастера. Страх подойти Его Величество понимает всегда, но только не в том случае, когда речь идет о его советнике: такое поведение совсем не в его духе. Ему кажется, что он видит совсем блеклую искру в глазах Хашвальта, искру смущения или неуверенности, и это действительно необычно. А еще ему кажется, что тот перед ответом вздыхает чуть глубже обычного.
— Ваше Величество, у меня просьба.
Не считая этих едва заметных странностей, Хашвальт выглядит так же, как и всегда: абсолютно спокойное лицо, холодный взгляд голубых глаз, даже тон его голоса совершенно будничный, и Яхве готов услышать что-то такое же обыденное, вроде очередного доклада, или же мнение по поводу того солдата, имевшего несчастье утром подвернуться Его Величеству под руку, когда тот был не в духе, или же...
— Разрешите сделать вам минет.
Голос Грандмастера разносится по комнате и отражается от ледяных стен тихим, но гулким эхом, и Император вдруг понимает, что настолько не ожидал подобных слов, что даже не испытывает удивления. Только откидывается в кресле, слегка поднимая бровь и окидывая своего советника пронзительным, изучающим взглядом, таким внимательным, словно сомневается: Хашвальт ли перед ним вообще?
Тот выдерживает давящую на него тяжесть чужого взгляда, стоит прямо, ровно, а лицо такое, словно и впрямь только что доклад зачитал, а не отсосать предложил. Яхве усмехается, незаметно, уголком рта: Хашвальт не такой человек, чтобы делать хоть что-нибудь без веских на то оснований. И раз уж он пришел с такими... просьбами — на то есть причина, и было бы крайне неплохо ее выяснить.
— Интересное предложение. С чего вдруг?
Красноватые глаза все еще сверлят Юграма, и всего на долю секунды, но тот чувствует легкое замешательство, задумывается на мгновение, чтобы подыскать слова.
— Мне... любопытно, Ваше Величество, — отвечает наконец квинси, слегка запинаясь против собственной воли.
— Любопытно? Что именно? Каково это, когда в рот заталкивают член? — Яхве негромко хохотнул, подмечая и легкое замешательство своего советника, и как едва заметно сдвинулись его светлые брови. Ситуация складывалась забавная.
Хашвальт не опускает глаза и вдруг делает шаг вперед, оказываясь немного ближе.
— Нет, не это. — Грандмастер снова сбивается и недовольно хмурится. Внезапные заминки, пусть даже секундные, раздражают; он ожидал этих вопросов и держал четкие ответы в голове, но под тяжелым взором императора мысли разбегаются в стороны, и их приходится собирать заново. Однако Хашвальт быстро справляется с не пойми откуда взявшимся чувством неловкости и отвечает прямо и честно, потому что смысла врать и придумывать нет. — Мне интересно посмотреть на вас, когда вы в экстазе. Услышать ваши стоны. Ведь вы редко проявляете эмоции... Я хочу увидеть их.
Юграм понимает, как странно это, должно быть, звучит со стороны, но ничего не мог поделать с навязчивой идеей. Хашвальт старался что-то представить, и понял, что не может, а он не любил чего-то не знать, особенно если это касалось его императора. Хотя квинси и не вполне понимал, зачем ему знать такие вещи, но любопытство, странное, немного извращенное, жгло его, не давая покоя, отвлекало, занимая мысли, — Хашвальт терпеть не мог, когда что-то мешало ему работать. Это означало, что пришло время заняться сбором информации самостоятельно. Однако Юргама не покидало ощущение, что дело даже не столько в любопытстве, сколько в банальной гордости: он единственный, кто может прийти к Его Величеству с такими просьбами и рассчитывать не быть размазанным тонким слоем по ковру сразу же, как только откроет рот.
В кабинете повисает пауза. Взгляд императора по-прежнему скользит по Хашвальту, но если раньше он смотрел насквозь, в душу, если можно так сказать, то теперь Яхве разглядывает его тело, изучает — квинси чувствует, как вдруг начинает покалывать в кончиках пальцев, а температура подскакивает на градус или два. На секунду его лицо заливается краской, потому что он вдруг осознает, что все это время неосознанно подходил ближе столу и очнулся только сейчас, когда острый край уперся ему в бедро.
Юграм знает: Яхве не любит, когда к нему приближаются без разрешения, но и отступать будет глупо. И он ждет — терпеливо, но с некоторым замиранием — ответной реакции императора на его недавние слова, а ее предсказать непросто: Его Величество может и согласиться, может рассмеяться и выставить за дверь, может швырнуть в карцер в подвалах Силберна... А может и убить, конечно, хотя относительно себя Хашвальт в этом сомневается.
Прошло не больше тридцати секунд, но по ощущениям — гораздо больше. Грандмастер стоит достаточно близко, чтобы ощущать тугие жаркие волны силы, исходящие от Яхве. А тот вдруг смотрит прямо в глаза, задорные искорки бегают по темно-красной радужке, уголки губ растягиваются в усмешке.
— Вот что люблю в тебе, так это твою прямолинейность. И самонадеянность. — Его Величество слегка отодвигается от стола, разворачиваясь в сторону Хашвальта, подпирает голову рукой, ставя локоть на стол, — Ну что же... Любопытство не порок, так ведь принято говорить? — Хитрый взгляд подстегивает словно щелчок хлыста, в голосе мелькает странная интонация, дразнящая, немного насмешливая — всем своим видом император словно говорит: «Ну удиви меня, покажи, что можешь».
Юграм стоит, рукой упершись в столешницу, так, что теперь его очень сложно разглядывать, однако он может рассмотреть Его Величество прекрасно, чем и пользуется. Его взгляд неторопливо скользит по длинным худым ногам своего императора, бедрам, сейчас слегка раздвинутым в приглашении, выше, по широкой груди, крепкой шее, немного медлит, прежде чем взглянуть Яхве в лицо, очертить взглядом острые скулы, выпирающий подбородок, тонкие, красивые губы, тяжелые, постоянно сдвинутые у переносицы брови; глаза Яхве полуприкрыты и сверкают из под черных ресниц темным блеском.
Хашвальт машинально облизывает губы, а ставшие вдруг неловкими руки быстро — насколько возможно — расстегивают пуговицы белого плаща, спешно снимают его и кладут на стол. Затем штернриттер делает еще несколько шагов вперед, максимально сокращая расстояние, опускается на пол и немного неуверенно кладет руки на чужие острые колени. Император едва заметно кивает и подается чуть ближе, сильнее раздвигая ноги. Юграм скользит по ним ладонями, слегка надавливая, гладит одной рукой внутреннюю сторону бедра, а второй придерживает колено. Вдруг приходится прерваться, чтобы избавиться от лишнего: квинси приподнимается, расстегивает пуговицы кителя и пряжку ремня. Та звякает, а волосы снова падают на лицо, и Хашвальт недовольно хмурится, а потом внезапно чувствует пальцы Яхве на виске — тот ловит длинные непослушные пряди, заправляя их за ухо.
— Мне тоже интересно видеть твое лицо, — отвечает он, когда Грандмастер поднимает голову, смотря на него. Юграм лишь едва слышно хмыкает и кладет руку на промежность императора, сжимает его член через одежду, поглаживая мягкими, неторопливыми движениями. Хашвальт не без удовлетворения наблюдает, как Яхве прикусывает нижнюю губу, шумно вдыхает через нос, слегка вскидывает бедра, подаваясь навстречу. Член твердеет, становится больше, оттягивая ткань. Второй рукой Хашвальт проскальзывает под белую рубашку с темно-голубым крестом, гладит живот — мышцы приятно перекатываются под кожей, — поднимается выше, к груди. Пальцем штернриттер обводит сосок, надавливает на него, сжимает и слегка тянет. Его Величество отзывается, несильно выгибаясь навстречу движениям, откидывает голову на спинку кресла и дышит часто и немного сбивчиво.
— Не тяни, — голос Яхве, даже охрипший от возбуждения, не теряет властных ноток.
— Слушаюсь. — слова Хашвальта отдаются тихим эхом,
Юграм расстегивает брюки императора, высвобождая возбужденный, слегка пульсирующий пенис, темный, увитый вздувающимися венами. Немного медлит, обхватывает ствол рукой, медленно двигает ею вверх-вниз, надрачивает, то сжимая пальцы, то снова ослабляя хватку. Император искоса наблюдает за ним, пока сдерживая желание толкнуться в руку своего советника, который тем временем проводит кончиком языка по всей длине ствола, обводит каждую венку, целует головку, влажную и блестящую от смазки — и с удовольствием слушает, как из груди Яхве вырывается первый стон, глубокий и немного хриплый. Одной рукой тот сжимает подлокотник кресла, в то время как пальцы второй ложатся Хашвальту на затылок, зарываясь в волосы и надавливая, толкая его голову вниз. Юграм приоткрывает рот, позволяя головке члена проникнуть внутрь, посасывает ее, обводя языком, старается не задеть зубами и помогает себе рукой. Дыхание императора сбивается окончательно. Хашвальт затылком ощущает прикосновения чужих горячих пальцев и ладони, и, хотя Яхве пока не пытается натянуть его на член еще сильнее, Грандмастер понимает, что его терпения надолго не хватит. Он убирает руку с члена, упираясь ладонями в бедра второго квинси, вбирает его настолько глубоко, насколько может, отстраняется, почти выпуская его изо рта, — и заглатывает снова.
Стоны, сначала негромкие и редкие, становятся менее сдержанными, разлетаются по комнате, прошибают Хашвальта звуковыми волнами, и он чувствует, как собственное возбуждение немного кружит голову, жжет низ живота, скручиваясь спиралью. Яхве прикрывает глаза, выгибается в кресле, толкаясь в чужой рот, входя почти до упора. Его пальцы крепко сжимают пряди светлых волос. Юграм жмурится, максимально расслабляет горло, сжимает пальцами бедра императора так, что его ногти слегка царапают ткань белых брюк. Мышцы напрягаются под ладонями, а чужой член ходит во рту, растягивает, упирается в горло и трется о небо. Челюсть затекла и немного болит, колени трутся о пол, но сейчас не до того, чтобы обращать на это внимание. Хашвальт слушает громкие раскатистые стоны и загнанное дыхание, плотнее сжимает член губами, ласкает его языком и ловит себя на мысли, что и сам тихо постанывает. Ему жарко, и от возбуждения, от пронизывающих его волн чужой силы, спина вспотела, и рубашка неприятно прилипает, а в паху все горит, хочется коснуться себя, но он сдерживается — с этим можно будет разобраться потом. Юграм приоткрывает глаза, поднимая взгляд на Яхве, и видит: его живот вздымается, широкая грудь ходит ходуном, пальцы сжимают подлокотник так, что костяшки белеют, а длинные черные волосы рассыпаются по плечам. Хашвальт ловит глазами любую деталь, запоминает, запоминает, с легким разочарованием отмечая, что лицо императора разглядеть все-таки не может.
Его Величество вдруг слегка сжимает Грандмастера коленями, напрягается, словно натянутая струна, явно готовый вот-вот кончить. Хашвальт все же немного отстраняется, обхватывая член рукой, надрачивает быстрыми движениями, но не выпускает его полностью изо рта. Вторая рука непроизвольно тянется к руке Яхве на подлокотнике, сплетая пальцы — и в этот момент император гулко вскрикивает. Горячая, вязкая струя спермы растекается во рту, оставляя соленое, терпкое послевкусие, и Юграм тяжело сглатывает, немного отодвигается, лбом упирается в колено императора, пытаясь отдышаться.
Император полулежит в кресле, поначалу неподвижно, закрыв глаза. Хашвальт прислушивается к тому, как шумные, рваные вздохи выравниваются, затихая, и вскоре дыхание Его Величества становится таким же неслышным, как и всегда. Он решает для себя, что это подходящий момент, чтобы уйти в свою комнату — конечно же, он не ждет благодарности или чего-то особенного, — и заняться собой, а после обдумать произошедшее, и медленно привстает. Но тяжелая рука, по-прежнему лежащая у него на затылке, снова хватает его за волосы, резко дергая вперед — Хашвальт не может удержаться на ногах от неожиданности, и почти падает, в последний момент упираясь руками в грудь и плечи Яхве, а коленом — в кресло, между его ног, почти сталкивается с ним лбами... И видит его глаза, шальные, блестящие, горящие изнутри каким-то странным огнем. Живые.
Губы императора слишком близко. Юграм чувствует жаркое дыхание, но прежде чем он даже успевает подумать об этом, Яхве притягивает его ближе и целует. Целует грубо, проталкивая язык в чужой рот, жестко, властно, не давая никакой возможности отстраниться и вдохнуть хоть немного воздуха. Легкие Хашвальта словно горят огнем, перед глазами проплывают цветные круги, кажется, в уголках выступают слезы, а возбуждение прокатывается по позвоночнику электрическим разрядом, почти обездвиживая. А в то же время ладонь Яхве скользит по животу штернриттера, спускаясь все ниже. Хашвальт вздрагивает всем телом, машинально вцепляясь в запястье чужой руки, стонет, немного отчаянно, и император жадно проглатывает этот стон, только затем ослабляя хватку, и Грандмастер разрывает поцелуй, алчно хватая воздух ртом, как тонущий человек, оказавшийся на поверхности воды за секунду до смерти.
Яхве наблюдает за ним все тем же горящим, задорным взглядом, который Хашвальт не видел никогда до этого, проводит указательным пальцем вдоль паха советника, несильно надавливая, лаская сквозь ткань брюк — и того снова встряхивает. Юграм сдавленно стонет, упирается лбом в плечо своего императора.
— Уже уходишь? — в хрипловатом голосе плещется веселье, — А я думал, тебе будет интересно узнать обо мне еще что-нибудь. Спрашивай, пока можешь.
Юграм поднимает голову, смотря на Яхве немного мутными глазами, и вдруг замечает, что по-прежнему стискивает мертвой хваткой его руку. Он разжимает пальцы и скользит ими выше, к плечу, прижимает ладонь к шее императора, который слегка склоняет голову на бок, отзываясь на прикосновение. Тонкие и длинные пальцы забираются за край воротника рубашки, оттягивая его вниз. В глазах Его Величества азарт и нетерпеливое предвкушение, и Хашвальт тихо усмехается им, коротко прижимается губами к шее императора, осторожно прихватывая кожу зубами, а потом поддается еще ближе и жарко шепчет в самое ухо:
Прошу прощения за вопрос, если сильно не в тему можете удалить.
Ищу фанфик, автора к сожалению не помню, называется "Предатели" читала его очень давно и он был не окончен на тот момент, но вышло много глав, как минимум 24. Может у кого-нибудь есть ссылки на этот фанфик. главные персонажи Ичимару, Айзен.
2 колоды игральных карт: Каждая по 120, вместе 200. Наклейки: Отдам просто так, приложением к товарам выше
С удовольствием встречусь с вами на любой станции метро, если это будет до 1 сентября, позже — предпочтительнее серая ветка от Бульвара Дмитрия Донского до Серпуховской. Писать в u-mail.
Приветствую всех и спешу сообщить, что открыт предзаказ на подушки по Bleach высшего качества и по приятной цене (размером 40х102, 40х60, 30х70, 45х45 и 40х40 см). Примеры:
Название: Судьба Кенпачи Автор:Maksut Бета:Rileniya Фандом: Bleach Пейринг: Зараки Кенпачи, Ячиру Кусаджиши Рейтинг: G Жанр: повседневность, ангст Размер: 800 слов Саммари: Кем может стать ребенок, воспитанный Кенпачи? Дискламер: не принадлежит, не извлекаю Размещение: только с разрешения автора Состояние: завершен
читать дальшеЗараки Кенпачи плохо чувствует время. Месяц, год, столетие… какая разница? В тех местах, откуда он пришел, календари были чем-то бессмысленным, почти мифическим, таким же далеким, как белые стены Сейретея, о которых рассказывали редкие путники. Да и что толку от бумаги, исписанной цифрами? Они уже давно покинули мир живых, мертвецам не пристало передразнивать жизнь. Вот и он, Зараки Кенпачи, живет моментом. Живет битвой. Живет мучительной скукой между сражениями. Живет бесконечной круговертью отрядных дел. Живет. Холодные, поросшие плесенью цифры ему ни к чему, еще чуть-чуть и он забудет, сколько уже прожито. И только Ячиру, егоза, повидавшая больше крови, чем иные капитаны, не даст забыть. - Совсем старик, - говорит она серьезно, словно взрослая, а потом ухмыляется, обнажая по-детски неровный прикус с выпирающими клычками. Крошечными, белыми… Такими неестественно хищными для лица маленького ребенка. - Совсем, - соглашается Зараки, подгребая под бок столик с саке и снедью. – А ты разве нет? - А я – ребенок. Ре-бе-нок, - по слогам, растопырив для ясности розовые пальцы с крошечными перламутровыми ноготками, говорит Ячиру. А потом хихикнет, мол, что за глупости мы тут с тобой, Кен-чан, обсуждаем. – Пей! И Зараки пьет: за свою старость. И за чужую. А еще за тех, кто его стараниями так и не дожил до этого дня. Когда саке заканчивается, Ячиру деловито убирает посуду, отворяет фасума, чтобы проветрить комнату, а потом, шебурша карманами, набитыми фантиками и фольгой, сворачивается под боком маленькой теплой кошкой. - Я не хочу быть взрослой, - пряча лицо, шепчет она. И Кенпачи, легко касается ее мягких волос, выпутает из них заколки и бросает на пол рядом с широким футоном. - Но быть как я – не так уж плохо. - Быть вонючим мужиком? – Ячиру вскидывает ноги в белых носках к потолку. – Быть Кен-чаном?! - Быть большой. - А зачем мне? Я и так сильная. И смелая. И вообще, если бы не я, где бы ты был, Кен-чан, а-а? Зараки задумчиво хмыкает: а ведь действительно, где? В земле? В Руконгае? Или как и сейчас – по ту сторону белых стен? Сердце царапает острый, холодный коготок воспоминания о женщине, открывшей ему истинную сладость битвы. Она ведь тоже постарела… Спрятала за волосами его подарок, занавесилась тихим голосом, укрылась плавностью жестов и стальной нежностью во взгляде. Как же давно это было… Они задержались на этом свете, но ничего, скоро придет и их время. Зараки сжимает Ячиру все крепче, до боли, до хруста в маленьких косточках, но она не пикнет, лишь жмурится от удовольствия. - И если я стану большой, то не залезу тебе на плечо. А оно нам надо, Кен-чан? Кенпачи разжимает объятие, переворачивается на спину, разглядывая ровный светлый потолок. А ведь когда-то над их головами было только небо, да узловатые ветки деревьев, похожие на стариковские пальцы, запутавшиеся в белых клочьях облаков. А, может, поэтому Яичру не хочет расти? Может, ей не хватило детства, вот и не может никак наиграться? Зато хватило грязи и крови… Зараки хмурится и скашивает глаза: мелочь уже тихонько посапывает, засунув руку под подушку. Светлые волосы свились кольцами поверх ткани, длинные ресницы отбрасывают на пухлые щеки густую тень. В груди что-то толкается, грызет, словно хочет вырваться наружу. Кенпачи бесшумно встает с футона и выходит на террасу. Пошарив в карманах, он достает кисет и трубку, через минуту в прохладном ночном воздухе тянет табаком, а к бархатному небу поднимаются первые кольца дыма. Наверное, он и вправду стареет, иначе откуда эти тягостные мысли? Откуда нелепые попытки заглянуть в будущее? Бейся, пока жив, упивайся сражением, пока можешь чувствовать, будь собой, пока не пойдешь на корм червям – вот, какой его жизнь была раньше. Без сомнений и сожалений, эти сопли он оставлял слабакам. Но сейчас Зараки Кенпачи вдруг отчетливо понимает: все изменилось. И все еще изменится. Он закрывает глаза и видит, как из ребенка Ячиру превращается в нескладного подростка, потом в девушку, а потом и в женщину… Какой она будет, эта Ячиру Кусаджиши, чужой ребенок, сумевший стать частью его самого? Зараки перебирает в уме всех женщин, которых знал, старательно избегая только одну. Но все бесполезно, разве такую забудешь? Да и кем может стать ребенок, воспитанный Кенпачи? Табак горчит, оседает на языке морской солью. Только следующим Кенпачи. Зараки вздыхает, трубка гаснет. Ячиру старше, чем кажется. И мудрее. Она знает, что настанет тот день, когда Безымянный, получивший и имя и силу, падет под ее натиском, а сам Зараки улыбнется в последний раз и его косматая голова полетит, кувыркаясь, по грязной земле. Он станет для своей девочки тем же, чем была первая Кенпачи для него. Учителем. Другом. Отцом и матерью. Первой любовью и самым лютым врагом. Красной линией. Чертой, ступив за которую, пути назад уже не будет. Зараки Кенпачи плохо чувствует время, но точно знает одно: день, когда Ячиру из Кусаджиши попрощается с детством и станет новым Кенпачи, все ближе.
Название: Смерть – это не страшно. Автор: Maksut Фандом: Bleach Пейринг: Зараки Кенпачи/Куросаки Ичиго Рейтинг: PG Жанр: romance Саммари: несколько зарисовок о жизни после смерти. Дискламер: не принадлежит, не извлекаю. Размер: меньше тысячи слов. Размещение: только с разрешения автора.
Просто верьте Разве лепестки не опадают Точно также. Кобаяси Исса
Умирать оказалось совсем не страшно: ни боли, ни сожаления… лишь какое-то стерильное в своей чистоте чувство завершенности. Облегчения. А Айзен умирает красиво – рассыпается сонмом белых, искрящихся, словно первый снег хлопьев. Рассыпается, оставляя после себя маленький, но тревожно-тяжелый шарик хоугиоку посреди огромного кратера выжженной земли. Ичиго наклоняется было, чтобы поднять его, но так и застывает в неловкой, согбенной позе. Что-то странное происходит с ним, что-то очень стра… Занпакто выскальзывает из ослабших пальцев, а сам Курасаки падает на колени – ослабшие ноги больше не держат его. - Что?.. – выдыхает он побелевшими губами, но в следующую секунду получает ответ. Тяжко колотящееся после изнурительной битвы сердце вдруг екает и сладко, словно в любовной тоске вздрагивает, пропуская удар. Потом еще удар и еще… Ичиго прислушивается к своим ощущениям и с отстраненным удивлением понимает, что все - закончилось. Его сердце остановилось. И в этот момент, словно по сигналу, его с ног до головы окатывает теплой приливной волной осознания: это действительно все. Куросаки размыкает губы, словно желая что-то сказать, но потом передумывает и летит в черную землю рядом с хоугиоку. Последнее, что видит Ичиго – странный черный вихрь, куполом взвивающийся над его головой. Угасающее сознание пытается зацепиться за этот образ, и он вдруг думает, что, должно быть рассыпаться пеплом, ничуть не хуже, чем разлететься снегом… Смерть – это не страшно. Теперь он знает это наверняка.
Живые и мертвые
Ичиго не любит спускаться на грунт. Для него, навечно юного, время летит незаметно, ласковым ветром ероша волосы, для смертных же, время – беспощадный ледяной поток, что приносит в своем холодном дыхании изморозь седины. Умирать не страшно. Страшно наблюдать за тем, как стареют и уходят те, кто когда-то был тебе дорог. Ичиго видит, как грузнеет некогда гибкая, словно ивовый прут фигура Орихиме, как подергиваются серебристой паутиной виски Урью, как прокладывают путь морщины по лицу Садо… Видит, и с каждым прожитым в своей вечной молодости годом все сильнее ощущает беспомощность перед лицом надвигающейся немощной старости. Он по-прежнему любит их всех, но едва ли может вынести в Генсее дольше одного дня. Вся его жизнь уже давно там, по ту сторону смерти. Семнадцать лет, треть из которых он не помнит – разве этого было достаточно, что бы крепко привязаться к миру живых? Да и что он знал о нижнем мире, когда день изо дня существовал половинчато и отрывочно, то и дело соскальзывая на изнанку, видя призраков, пустых и шинигами? Иногда, перебирая в памяти жемчужины воспоминаний о том, как был человеком, Ичиго с ужасом понимает, что нить, на которую они нанизаны, ослабла и провисла, а часть бусин поблекла или вовсе потерялась. В такие моменты он всерьез опасается, что однажды забудет прежнюю жизнь как странный, полный расплывчатых и туманных образов сон. Эта мысль пугает Куросаки до взмокшей спины, и он бросается к письменному столу, чтобы крупным, размашистым почерком прилежного ученика удержать на бумаге то, что еще осталось.
Время перемен
Те, кто знает, что у них впереди маленькая вечность, смотрят на жизнь иначе, поэтому здесь, наверху, вопрос о времени теряет в остроте. Учеба, охота на пустых, отрядная чехарда… Ичиго опомниться не успевает, как первенец Юзу идет в выпускной класс, а Карин в очередной раз со скандалом разводится и тут же, не теряя времени, вновь выходит замуж. Четверть века – так много для человека и совсем чуть-чуть для шинигами. Он все реже спускается в Генсей: сестры обижаются, а друзья… Друзья просто хлопают по плечам и улыбаются чуть печально. И только Ишшин, дурашливый отец-проблема действительно понимает - смотрит внимательно, без жалости, без набившего оскомину сочувствия, но понимающе. Он ведь тоже чужой, этот беглый шинигами потерявший и дом и любовь, вдруг вспоминает Ичиго. Постепенно Курасаки приучается носить облачение шинигами, потом повязывает поверх рукава шеврон, а затем примеряет и капитанское хаори… Теперь у него нет времени на маленькие глупости – только на большие и только по приказу высокого начальства. Наверное, это даже к лучшему, думает он, изредка выпивая в компании Зараки, ведь так и должно быть: он больше не человек, он шинигами. И должен жить как шинигами, и думать как шинигами и даже умереть – как шинигами… - Оставь это, - говорит капитан одиннадцатого и опустошает пиалу саке. – Что было, то прошло. Да и тебе ли печалиться? Рано или поздно, но все мы будем там, а они – здесь. Ичиго в задумчивости пыхает трубкой и соглашается. Кенпачи, конечно, не Киске, но в житейской мудрости, не в книжной, даст панамочнику сто очков вперед - надо лишь разглядеть да изыскать в душе смелости приблизиться к этому неукротимому источнику. С чем с чем, но со смелостью у Куросаки всегда было хорошо, а что же до зоркости… Зоркость и прозорливость дело наживное, уж это-то он успел понять. Ичиго зевает и, разомлев, вытягивает вперед свои длинные, в рыжем пуху смуглые ноги. С Зараки вообще хорошо. И не только пить, а просто сидеть молча на террасе, пускать дымные кольца в ночное небо и, изредка, когда сойдутся нужном порядке прихотливые звезды, заниматься любовью... Куросаки снова пыхает трубкой и прячет улыбку в облаке дыма: а ведь скажи ему кто об этом тогда, в нежные семнадцать, он бы вызвал наглеца-провидца на смертный бой… Эх, молодо-зелено. Да и сейчас молодо. И зелено. И цветет и буйствует и бьется соком под тонкой кожей-корой. Ичиго тянется вперед, гибко, по-кошачьи изгибая спину, подставляясь под широкие, шершавые ладони. И все же не подумал бы… И не поверил, точно. Ну и дурак… Ведь хорошо все то, что хорошо кончается. Ичиго жмурится блаженно. А умирать действительно не страшно.
"Автор, хорош он или плох, или как раз посередине, - это зверь, на которого охотятся все кому не лень. Пусть не все способны писать книги, но все почитают себя способными судить о них." ..М. Г. Льюис «Монах»
Автор: Kalevala3110 Фэндом: Блич Персонажи: Ичиго и компания, Готей Рейтинг: PG-13 Жанр: Ангст, Мистика, Фэнтези, Юмор, Драма, Ужасы Дисклаймер: никого не имею, ничего не извлекаю Саммари: Время действия изменено по сравнению с действием 4-го фильма "Врата Ада". Здесь Ичиго спускается в Ад после войны с Айзеном. Ад несколько отличается от созданного в Бличе. Размер: миди Статус: в процессе написания Предупреждения: Спойлерить ими не буду, но ничего "порнографического"
Глава 1. Гость читать дальшеЗолотая броня вмиг слетела с Ичиго, едва он "наказал" Кокуто. У него даже дыхание оборвалось. Ощущения от ее ношения были просто потрясающие. Вряд ли он когда-либо это забудет.
Но в этот момент ему пришлось подумать о более насущных проблемах. Над ним нависла гигантская рука Воли Ада, как мухобойка над зловредным насекомым.
Скорчив рожицу, Ичиго соскочил быстрее вниз, по камням. Вокруг было темно, хоть глаз выколи, и посреди этой тьмы позади плавали глаза стражей, гнавшихся за ними.
Впереди бежали Рукия и Ренджи. Чуть сбоку Исида, Чад и Инуе. Ичиго так загляделся на них, волнуясь, что они не успеют проскочить, что совершенно не смотрел по сторонам. Может быть поэтому он и не заметил, как стены адского измерения раздвинулись, образуя своеобразную гарганту, и оттуда вышло странное создание, похожее на гигантский скелет с черным каркасом и светящимися в темноте глазами. На нем была своеобразная броня, тоже исходившая необычным свечением.
Странник не пошел прямо, как это делают люди, а опустился и пополз, пригибаясь к земле. Двигаясь быстро и гибко, как ящерица, и нюхая воздух. Он следовал прямиком за Ичиго.
Едва вся дружная компания по спасению сестер Ичиго оказалась у выхода и проскочила, преследователь протянул одну из своих конечностей вперед и ухватил Куросаки, который намеревался выбраться следом. Ичиго ощутил какое-то странное духовное давление, не похожее ни на чью реатсу, но не придал этому значения, коль скоро они были в месте, изобиловавшем непривычными созданиями. Земля под Ичиго и его захватчиком разошлась точно также, как стена недавно, и, не успевший ничего сообразить Куросаки, был утянут прочь, удерживаемый цепкой хваткой. Он только и смог взмахнуть занпакто и вскрикнуть. Инуе, Исида, Чад, Рукия и Ренджи рванули вперед, на помощь, но не успели. Ворота Ада захлопнулись прямо перед их носами... - Это я во всем виновата! - всхлипнула Инуе, когда вся компания уже сидела в магазинчике Урахары. - Я должна была что-то сделать. А теперь Куросаки-кун... Она уткнулась лицом в ладони, тихо плача. - Нет, - молвил Чад рядом, - Это моя вина. Надо было держаться рядом. И он тяжело вздохнул. - Если уж на то пошло, то больше всех виноват я, - подал голос Исида, - Я почувствовал "это", но не придал значения необычному ощущению. А затем обвинительные речи пошли снова по цепочке. Инуе, Чад, Исида. "Хорошо, что Рукия с Ренджи ушли в Общество Душ, иначе тут был бы целый гвалт сожалеющих," - подумал Урахара, вспоминая их горестные лица. Он поглубже надвинул шляпу и спросил. - На что было похоже это создание, Исида-кун? - На стражей, но у него тело больше похоже на человеческое и какая-то фосфоресцирующая броня поверх. Еще он черного цвета. А такого духовного давления я вообще раньше никогда не ощущал, - быстро проговорил Исида, - Так что даже не знаю, с кем сравнить. Урахара внимательно выслушал его, задумчиво потирая подбородок пальцами. Честно говоря, у него были кое-какие подозрения насчет "похитителя", но он пока не хотел озвучивать их вслух даже самому себе. Этого не могло быть, потому что не могло быть. Но неужели опять? Его отвлек писк датчика. Мельком глянув на шкалу, Киске бросил: - У нас, похоже, гости. И, возможно, это похититель Ичиго. Потому что я впервые вижу такую энергетику. И еще - целая туча Пустых. Все повыскакивали со своих мест и бросились вон за вылетевшим, как пуля, из магазина Урахарой. Они пробежали всего пару кварталов, когда увидели то сборище Пустых, о котором говорил Киске. Они стояли плотным, очень большим кольцом явно вокруг какого-то объекта, но приближаться не смели. Урахара не чувствовал ничьей реатсу, только странное ощущение необычного духовного давления. Так что так затормозило Пустых? Видимо, в центре и был "прибывший". Исида сформировал лук, целясь в ближайшую жертву, когда Киске остановил его. - Заберемся на крышу и посмотрим, - скомандовал он. Они дружно взбежали по лестницам. Примкнув к парапетам по краю крыши, все уставились на центр из круга Пустых. Там, внутри, висела фигура в темном, исходившая черным огнем. Несколько минут все молча наблюдали за ней, а затем с губ сорвался общий изумленный вздох: - Это...это же... - Ичиго! - докончил общую мысль Урахара. Да. Это был он. Но это был не тот юноша, которого они видели всего полдня назад. Это был взрослый, молодой мужчина. И он находился в форме Финальной Гетсуги Теншоу, как успел отметить Урахара. Только теперь Куросаки, похоже, распоряжался ею, как будто она была банкаем или шикаем. Красные глаза полыхнули, сверкнул черный эфемерный клинок и прозвучало глухое "Мугетсу", отозвавшееся в ушах у всех шелестящим шепотом. - Я его не чувствую, - удивилась Инуе, - Совсем ничего. - И я, - бросил сбоку Чад. - И я, - кивнул Исида, - Также, как тогда, когда он был после схватки с Айзеном. Вся туча Пустых в одно мгновение и даже быстрее обратилась в пепел, не успев приблизиться, с расстояния нескольких сотен метров. Мощь атаки была впечатляющей, и Киске подозревал, что Ичиго ее еще намеренно ослабил. Урахара смотрел на это, все больше поражаясь происходящему. Что случилось с Куросаки? Он явно вырос и был не того возраста, к какому принадлежал еще сегодня днем. И теперь Мугетсу заменяет ему Гетсугу Теншоу? Покончив с Пустыми, Ичиго медленно побрел по шоссе вперед. Его черные волосы и одеяние развевались, как одежда призрака на ветру. Остановившись чуть поодаль, он вздернул голову и посмотрел рубиновыми глазами поверх бандажей на лице прямо на тех, кто находился на крыше. Все вздрогнули, потому что его вид производил шоковое впечатление. Было заметно, что Ичиго, с трудом, но узнал их. - Думаю, мы можем спуститься к нему, - произнес Урахара, - Похоже, это все-таки "наш" Ичиго. Все спустились вниз также быстро, как и поднялись. Когда они вышли на улицу, Куросаки стоял там же, где они его видели с крыши и смотрел на них. - Ичиго? - вопросительно произнес Чад, не решаясь приблизиться. Молодой человек кивнул. Инуе бросилась вперед, но была остановлена осторожным жестом Куросаки. Он вытянул вперед ладонь, запрещая ей приближаться, а затем пальцем показал, чтобы они развернулись и шли. Он пойдет за ними. Урахара быстро осознал, что прибор, как и Пустые, не мог почувствовать реатсу Ичиго, но зато он ощутил духовные частицы, каким-то образом прикрепившиеся к нему и, видимо, прибывшие с ним. Они пошли вперед, а Ичиго пошел за ними, попеременно превращая в пыль всех Пустых, которые "клевали" на него по дороге. Вот таким странным хороводом они и дошли до клиники Куросаки. Все отступили, пропуская Ичиго вперед. Как только дверь открылась, показался Иссин, тут же попытавшийся "огреть" сына мощным хуком с правой. - Ты же знаешь, что бывает с теми, кто нарушает порядок прихода к ужину! - радостно провозгласил он. Ичиго среагировал так молниеносно, что становилось ясно, насколько это привычное для него дело. Отец отлетел к стенке от мощного удара, которым он автоматически его наградил. Несколько минут оглушенный Иссин изумленно смотрел на ошеломленного не меньше его происшедшим сына. Теперь он находился вверх тормашками у стенки. И, не меняя позы, почесал себя за бороду. - Сынок, - задумчиво протянул Иссин, - А когда это ты успел так вымахать?
* - "пустота" на латыни.
Глава 2. Advena* читать дальшеИчиго мучил кошмар. Он проснулся весь в поту и сел в постели. Молодой человек был дома, у себя в кровати. Куросаки сделал несколько глубоких вздохов и тут услышал шорохи у постели. Юзу поднялась с пола, потирая кулачком сонные глаза. - Ичи-нии? - вопросительно произнесла она, явно не видя его. Осмотрев пустую на ее взгляд постель, девочка заплакала. - Ичи-нии, где же ты? - всхлипывала она. У Ичиго все лицо выразило невыносимую боль. -Юзу, - шепнул он глухо, зная, что она его не услышит. Куросаки пока не мог вернуться в свое физическое тело. Не в таком облике. Девочка поднялась и направилась вон из комнаты, продолжая плакать. Ичиго следил за нею, чувствуя, как его сердце разбивается на тысячи осколков. Несмотря на то, сколько ему пришлось пережить в том месте, где он пребывал несколько долгих по его времени лет, он продолжал все также любить свою семью. - Ты точно наш Ичи-нии? – послышался тихий голос. Быстро обернувшись, Ичиго смог лицезреть то, что уже почувствовал, – проснувшуюся Карен, севшую к нему на постель. Рубиновые глаза сузились от горьких воспоминаний. Ичиго встал с постели, потянулся в свой потайной угол и достал оттуда гитару. Это было его увлечение, о котором немногие знали. Несколько раз перебрав рукою струны для возвращения былого навыка, Ичиго плавно заиграл мелодию, которую сочинил сам в честь матери и которую показал только сестре. Он увлекся, играя тихо, но четко и грустно. Музыка пробудила ту часть его души, которая успела задремать за эти несколько долгих лет, прошедших для других как миг. Когда молодой человек остановился и поднял взгляд, то увидел, что Карен зажала рукой рот и смотрит на него расширенными глазами, в которых плещется тщательно сдерживаемая влага. - Ичи-нии… - только и смогла произнести девочка, отняв руку от лица… …Когда Карен, наконец, спустилась вниз, вид у нее был печальный. На диване сидели Урахара, Иссин, Исида, Чад и Инуе. - Ты его видела, не так ли? – прозорливо заметил Киске. Карен кивнула. - И как он? – напряженно спросил Урахара. - Ему снился кошмар. Он повторял все время какие-то странные слова. Umbra. Irritum. Звал мать и нас с отцом. Потом проснулся и сыграл мне на гитаре, чтобы доказать что он – мой брат, - тихо ответила Карен. - Последите за ним некоторое время. Вы все, - предупредил Урахара – Если вас беспокоит его благополучие, и вы хотите ему помочь. Все дружно кивнули. Запищал датчик. Урахара мельком посмотрел на него и аккуратно прикрыл ладонью, слегка нахмурившись под полями шляпы… …На улицах царила глубокая ночь, разгоняемая светом городских фонарей, освещения, рекламы и фар случайных машин, проезжавших мимо. Тишину, царившую вокруг, нарушал только мерный стук каблучков. По камням мостовой неторопливым шагом шла девушка. Могло бы показаться, что она задержалась на работе и спешит домой, но блеск глаз винного оттенка выдавал, что она скорее развлекается окружающей атмосферой и спешка не входит в ее планы. Длинные черные волосы развевались до начала соблазнительно округлых бедер. А ее высокую грудь не скрывала одежда, состоявшая из бандажей, струившихся, как потоки в речной глубине по ветру и выгодно оттенявших совершенную фигуру. Девушка не просто шла, она напевала. Было трудно понять, что это – песня или просто стихи под мелодию, но сам текст, если бы кто-то его услышал, вызывал неоднозначные эмоции.
Едва наступает ночь – беги без оглядки прочь. Злые тени бродят во тьме и угрожают тебе. Вот из мрака сверкнул красный взгляд – это вампиры глядят. Ноют их зубы по шее твоей – домой беги побыстрей! Неподалеку звучит волчий вой – полузвери идут за тобой. Сердца трусливого стук – их самый сладостный звук, Зубы и когти наточены впрок, чтоб оторвать от сердца кусок, Ребра разгрызть, плоть разорвать – надо скорее бежать.
Внезапно раздался шелест рассекаемого воздуха, и несколько синигами преградили странной путнице дорогу. Они присвистнули, увидев незнакомку. - Это точно здесь, Ито? – обратился один из них к другому. Тот кивнул. - Куросотчи Маюри назвал это место, как одно из тех, где проявилась странная энергетическая активность. - Эта девка – она и есть? – хохотнул третий, - Свезло же нам. Придется ее арестовать и препроводить в Общество Душ для расследования. Но не обязательно вести ее туда сразу. Все четверо захохотали в один голос. Один приблизился к замершей и полузакрывшей глаза девушке, смотревшей в пространство так, словно ее ни капли не волновало происходящее. - Как тебя зовут, красавица? – спросил он, - И кто ты такая? Девушка перевела на него взгляд, а затем вдруг наклонила голову под таким углом, под каким у нормального человека она бы не нагнулась, прижав ее к плечу. - Как тебя зовут? – повторила она голосом спросившего ее. Стоявшая в стороне троица укатилась со смеху. - Она дразнит тебя, Хаттори! – выдавил один из них сквозь хохот. - Ах ты, сучка! – прошипел синигами и схватил незнакомку за плечо. Далее произошло то, чего никто из них не ожидал. Его рука обгорела до кости и испарилась. И из его горла еще даже не вырвался крик боли, когда девушка заскочила к нему на шею и одним точным движением оторвала голову. Скорость ее перемещения и движений была столь высока, что остальные синигами не успели отреагировать на происшедшее. «Фурия» подлетела к каждому, вырвав одному сердце, другого перезав рукой пополам, а третий уже обгорел, испарившись. Впрочем, то же произошло немедля и с остальными. Все четверо исчезли, как и не было, буквально в одну секунду. Девушка снова встала на каблучки и облизала ладонь с остатками реатсу на ней. Ее красные глазищи сверкнули. - Где же ты, Куросаки Ичиго? – шепнула она в ночь, - Я иду к тебе, любовь моя… Девушка вздернула голову и посмотрела куда-то во тьму на крыше дома рядом. На ее губах сверкнуло легкое подобие улыбки, а потом она направилась дальше. Едва незнакомка удалилась на достаточное расстояние, как на крышу вышла кошка. Золотые глаза внимательно следили за удаляющимся исчадием… …Ичиго в который раз за эту ночь проснулся и увидел возле своей кровати пышногрудую нагую женщину, натягивающую через голову мягкий свитер. На его щеках заиграл румянец, и молодой человек громко задохнулся, быстро отвернувшись и выдавив: - Доброй ночи, Йороучи! Женщина оглянулась через плечо, сверкнув топазовым взглядом и насмешливо улыбнулась. - Ах, я тебя разбудила, Ичиго? Извини, мне срочно нужно видеть Урахару и поговорить с ним. И, как я слышала, он здесь. А внизу много народу. Поэтому появиться там в своем естественном облике будет немного невежливо. - Могла бы пойти кошкой, - фыркнул Ичиго, изо всех сил отводя взгляд. Йороучи усмехнулась. - Я подустала, и мне тяжело контролировать форму. К тому же ты, как я вижу, успел вырасти, пока меня не было. И тебе уже можно на такое смотреть. Ичиго старательно закрывал глаза ладонью. Йороучи хихикнула. - Все успел разглядеть? Повторить не нужно? Девушка задрала свитер над высокой грудью. Ичиго вскрикнул и прикрыл лицо подушкой… Веселье Йороучи было только напускным. На самом деле ее снедала тревога с момента получения сообщения от Урахары и того, что она увидела собственными глазами. Поэтому, когда Киске поднялся вместе с ней в комнату Иссина, на лице девушки проступило серьезное и грустное выражение. - Ты был прав, - заявила она, взглянув на Урахару, - Ичиго вернулся не один. За ним кое-кто последовал.
То, что у тебя паранойя, еще не значит, что ОНИ за тобой не следят
С разрешения администрации! Вчера, в День Всех Пустых в Уэко Мундо вышел первый номер первой арранкарской газеты "Пустая правда"! Тут есть все, что должно быть в любой уважающей себя газете: новости от корреспондентов Улькиорры Шиффера и Аарониеро Алиери, колонка редактора Ичимару Гина, познавательные статьи от Заэля Аполло Гранца, письма в редакцию, стихи, юмор, досуг и даже гороскоп и кроссворд. Арранкары очень старались!
"Автор, хорош он или плох, или как раз посередине, - это зверь, на которого охотятся все кому не лень. Пусть не все способны писать книги, но все почитают себя способными судить о них." ..М. Г. Льюис «Монах»
Название: Портрет Автор: kalevala3110 Фэндом: Блич Персонажи: Хичиго/Ичиго и др. Жанры: Слэш (яой), POV, юмор, Романтика, Ангст, Мистика, AU Предупреждения: OOC, AU Рейтинг: NC-17 Размер: Миди Описание: Молодой, привлекательный и циничный сын богатого отца Хичиго живет и наслаждается жизнью, не заботясь ни о чем и ни о ком до тех пор, пока отец не ссылает его в особняк к тетке, где он видит портрет, покоривший его эгоистичное сердце... Публикация на других ресурсах: Только с моего разрешения Дисклэймер: Все права принадлежат Кубо Тайто
Глава 1. Ссылка
читать дальшеВерите ли вы в любовь с первого взгляда, судьбу и мистику? Потому что уж я-то никогда в подобную чепуху не верил. Более трезвомыслящего существа вы не отыщите даже в планетарном масштабе. Может быть, поэтому в силу какой-то немыслимой шутки всевышнего именно со мной приключилась эта история, которая изменила полностью не только мое представление об этих вещах, но и меня самого.
Зовут меня Хичиго. Мне 20 лет, и я учусь в университете. Хотя, говоря начистоту, я в нем числюсь, потому что большую часть времени именно там меня застать труднее всего. Алкоголь, секс, наркотики, бесчисленные подружки, даже дружки и вечеринки стали для меня привычным делом. Для меня уже не существовало тайн в этой жизни и все, чего бы я не пожелал, я немедленно получал. Рано или поздно. Я умел быть терпеливым и ждать. Обожал, когда очередная выбранная мною в постель жертва еще и пыталась сопротивляться. Тем слаще было ее поражение. Правда вкус победы мне быстро надоедал, и я начинал новую охоту.
Конечно, моя внешность была хорошим перевесом в мою пользу, потому что не имела аналогов в своем роде. Я альбинос. Не надо морщиться. Не такой альбинос, при виде которых сразу тянет к урне. Мои волосы и кожа, и, правда, были чистого белоснежного оттенка. Но первые отличались редкой густотой, покрывая всю мою спину до бедер и отливая, как самый качественный шелк. А вторая была более бархатной, чем сам бархат, гладкой и чуть прохладной на ощупь. Не один и ни два человека сошли с ума от страсти, когда я раздевался и демонстрировал все это великолепие. Еще никто не устоял передо мной.
Мои глаза были полным негативом к остальной внешности. Черные белки и золотистая радужка. Такой тигриный окрас. Они и светились дерзостью и самодовольством хищника, получившего глупую косулю на обед. Фирменная усмешка с легким оскалом завершала это впечатление. Она почти никогда не сходила с моих губ, за что в универе меня прозвали «джокером». Вот, пожалуй, и все о моем облике. Честно и без прикрас.
В тот роковой день я опять заявился домой ближе к заутрене, покурив напоследок с друзьями возле моего особняка и чмокнув на прощанье златокудрую Мацумото – мою последнюю пассию. Как только нога моя переступила порог, словно гром среди ясного неба надо мной разверзся голос отца:
- Хичиго! Опять шастал со своими лоботрясами? Ко мне в кабинет – немедленно!
- А можно прослушать нотацию утром? Чертовски спать хочется, и я могу пропустить важные моменты твоей речи…
- Я сказал немедленно! И мне плевать, насколько ты устал! – в голосе отца появились такие нотки, слыша которые каждый нормальный сын понимает, что какого-то предела он уже достиг, и не стоит продолжать испытывать терпение папы дальше.
Тяжело вздохнув и мысленно помахав ручкой теплой уютной кровати, я поплелся в кабинет отца, проклиная его энергичную натуру. Какого черта он не спит в пятом часу утра? И почему именно я оказался сегодня крайним?
Пнув дверь в кабинет и, таким образом, слегка выместив на ней досаду, я прошел и свалился в кресло напротив стола отца, сложив руки на груди и зло воззрившись на него.
- Я слушаю, папа!
- Как всегда в своем репертуаре: ни раскаяния, ни вины… - произнес отец, качая головой.
- Мы же не на исповеди! – отрезал я раздраженно. – Если краткость – сестра таланта, то мне бы хотелось, чтобы сегодня ты был очень талантлив, папа!
- Вот так, значит… - отец холодно усмехнулся. – Будь по-твоему! Ты завалил в очередной раз сессию. Терпение ректора на исходе. Он сказал, что если ты не сдашь экзамены до июля – ты отчислен. Я вижу, что в своем кругу тебе это никак не удастся, поэтому отправляю тебя завтра же к тетке в поместье, где все твои дружки тебя не достанут, и ты сможешь спокойно подготовиться к экзаменам. Я достаточно краток?
Мой усталый мозг не сразу смог переварить сказанное.
- Что?! Это шутка, папа? Подумаешь – завалил сессию. Не в первый раз, и тебе не хуже моего известно, что ректор ни за что меня не отчислит, благодаря огромному финансированию тобой многих проектов университета. Да он быстрее себя самого отчислит, чем меня. Какая еще тетка? Та, что живет в своем поместье, как в монастыре?! И в этот склеп ты хочешь меня захоронить заживо?!
- Надо же, после всего ты еще и быстро соображаешь, все-таки ты не совсем потерян для учебы! – подытожил отец. – Меня не интересуют твои протесты. А поскольку ты еще и можешь сбежать, то вон тем двум милым парням, - при этих словах я повернул голову в указанном направлении, увидев там двух молодчиков, которым каша Геркулеса, кажется, заменила весь рацион. – Приказано доставить тебя туда даже связанным. Я все сказал! Теперь можешь идти спать… сынок!
С этими словами две верзилы подхватили меня с обеих сторон и донесли, как какой-то холодильник, до моей комнаты, втолкнув меня туда с ускорением достаточным, чтобы я пропахал носом половину ковра на полу.
Ярость душила меня, но не настолько, как когда я понял, что из моей комнаты вытащили даже компьютер. Сумку с сотиком забрали раньше. Отец лишил меня любых средств общения с внешним миром, отрезав все каналы, по которым я мог дать SOS друзьям.
Первым моим порывом было кинуться к окну, но, открыв его, я лицезрел сладкую улыбку одной из мутаций циклопа, которых приставили ко мне в качестве Церберов. Кажется, сон на лестнице был привычным делом этого парня. Не знаю, где отец нашел их, но они таки сумели вызвать мое невольное уважение. Сколько же бабок он отвалил, чтобы заслужить такую преданность и столь ответственный подход к работе?
Хотелось закурить с досады, но сигареты ушли бонусом вместе с сумкой. Вздохнув, я решил, что если даже утро и не мудренее, то хотя бы свежее и трезвее вечера. В данный момент отец поставил мне смачный мат, и, подобно срубленной пешке, я упал на кровать, тут же отключившись…
…На следующее утро, едва я успел помыться и позавтракать, как две мои мощные «подружки» запихнули меня в лимузин, посадив между собой и даже не давая мне выйти в одиночку в туалет. Все мои гомофобские шуточки ушли впустую вместе с попытками поговорить, улестить и подкупить их. Так что через пару часов я был доставлен к огромному особняку моей тети, которая с улыбкой встретила меня прямо у порога.
- Здравствуй, Хичи, давненько я тебя не видела. Как же ты вырос и так невероятно похорошел! Просто снежный барсик! – с этими словами Унохана (так ее звали) расцеловала меня в щеки, чему я не очень-то и противился, учитывая, что тетка оказалась не столь старой и даже очень миловидной супротив того, что я ожидал увидеть. Это явилось первым приятным сюрпризом в моей загубленной отцом молодости.
Особняк тоже выглядел довольно круто. Тут присутствовал бассейн, огромный сад, атриум и даже корт с площадкой для волейбола. Если это и была тюрьма, то определенно самая роскошная из всех. Огромный минус состоял в том, что «близняшки» ходили за мной по пятам, не давая мне и шагу ступить одному вне стен особняка.
Я поужинал с тетей, узнав об инструкциях, которые ей оставил отец и обо всех правилах, которые я не должен буду нарушать. Любая энциклопедия куда короче. После этого от нечего делать я направился осматривать мою теперешнюю «колонию», в которую меня сослали. Я изучал любые детали с тщательностью маньяка в том свете, что какая-то из них могла помочь мне сбежать из этого дурдома. Возможно, именно поэтому я сразу заметил «ЕГО» портрет, висящий на одной из стен, мимо которой я проходил.
Сначала я бросил лишь небрежный взгляд, но этого хватило, чтобы красота парня, изображенного на нем, убила мое сердце сразу и наповал.
Рыжие волосы… Не какая-то там морковь, а просто солнце, слитое с апельсином. Длинные и роскошные, струящиеся по плечам, как поток жидкого золота. Карие глаза с такими ресницами, за которые любая девица просто убила бы. Их взгляд – смесь дерзости, вызова, грусти и пламени. Глядя в столь потрясающие глаза, не страшно и умереть. Сердитый. Такая забавная складочка на лбу, будто он все время решает арифметическую задачу, никак ему не поддающуюся. Гладкая золотистая кожа, видная в вырезе распахнутой рубашки, по которой так и хотелось скользнуть языком. Видимо художник испытывал сексуальное влечение к своей модели, потому что рубашка была нарисована намоченной и любовно обрисовавшей дерзкие соски, торчащие под ней. При взгляде на них у меня уже стояло так, что сил просто не было. Незнакомец был изображен сидящим на коне, поэтому я смог заценить длинные стройные ноги, между которыми мое тело смотрелось бы куда лучше, чем лошадь.
И даже до того, как я досмотрел портрет, одна вещь стала понятна мне с безапелляционностью приговора, вынесенного судьей. Я был влюблен. Влюблен в портрет, который смял будто в миксере мое эгоистичное сердце, подвергнув его жесточайшей из пыток.
Название: Фестиваль надежды Автор:SobakunoTemari Бета:Маньяк Виклик из закоулка Фэндом: Bleach Персонажи: Ичиго/Рукия Рейтинг: PG-13 Жанры: Гет, Романтика, Ангст Размер: Мини, 3 страницы Статус: закончен Описание: Они как кратковременные надежды. Зацветают прекрасными цветами розового шелка, но с порывом ветра разлетаются вдребезги. Это необратимо... наверное. Посвящение: Хром-сан.) Все ваше, спасибо за прекрасное сообщество и интересную заявку. Мне в который раз доставляет удовольствие писать на ваши оригинальные тематические фесты.) Публикация на других ресурсах: Запрещена ^^) Увижу, камикорос со всеми вытекающими.)) Примечания автора: Написано на "День Зелени" по заявке для Cromo, который хотел: «что-нибудь ангстовое про Ичиго, влюблённого в Рукию, которая влюблена в Бьякую или Ренджи». В общем, получилось очень вольное исполнение заявки,) а зацепила именно эта из всех предложенных. И да что-то последнее время мне все сложнее и сложнее придумывать что-то интересное или оригинальное. Мучилась целый месяц, прежде чем написать что-то достойное.
читать дальшеПримечания: Манкай — пик цветения сакуры. То есть, сакура в это время предстает во всей своей красоте. Фестиваль Ханами — японская национальная традиция любования цветами, очень кратковременное удовольствие, длится около 7-10 дней. Умэ — японская слива или японский абрикос. Райт-аппу — маленькие фонарики, которые освещают сакуру снизу для ночного любования. Едзакура — ночное ханами. Хададзюбан — (дзюбан) нательная плечевая женская традиционная японская одежда, играющая роль верхней рубашки. Хакама — первоначально в Японии кусок материи, обертываемый вокруг бедер, позднее длинные широкие штаны в складку, похожие на юбку или шаровары, традиционно носимая мужчинами в неформальной обстановке, в качестве формы в некоторых боевых искусствах.
Шелест отъезжающих занавесок. Тихий щелчок и звук отодвигаемой оконной створки. Легкий весенний порыв ветра и едва уловимый аромат вишни. Незаметное человеческому взору движение со ствола пока не зацветшей яблони и легкое, едва различимое приземление на подоконник, а потом тихо отъезжающая дверца шкафа.
Кучики-фукутайчо. Пунктуальна как обычно. Раз за разом, восьмого апреля, в Манкай*, ровно в полдень.
Сколько прошло времени? Три года? А может, и все пять лет.
Ичиго не знал, просто не хотел. Но с каждым годом, с наступлением весны он только и ждал начала фестиваля Ханами*. А после считал дни до окончания цветения умэ* и начала цветения вишни. Потому что она любила сакуру, любила наблюдать за опадающими лепестками нежно-розового шелка. «Они как кратковременные надежды, – пояснила она Ичиго, когда тот в прошлом году все же выразил свое недоумение в ее интересе к Генсеевским диким вишням. – Зацветают прекрасными цветами, но с порывом ветра разлетаются вдребезги. Так и с людскими надеждами: не успев зацвести, они рушатся, стоит совершить даже самую незначительную ошибку».
И Рукия была права, Ичиго не всегда с ней соглашался, но Куросаки убедился в ее словах, лично испытав на себе.
Шум открывающейся дверцы и веселый голос Рукии беспардонно вырывают из воспоминаний. Она говорит, что ей холодно, просит закрыть окно, бормочет что-то о том, что за год совсем отвыкла от пребывания в гигае, ругается сама на себя и негодует по этому поводу. Вспоминает об Урахаре-сане и его магазинчике, спрашивает, как дела у Иноуэ и остальных ребят, просит передать им привет и извиняется за нехватку времени для того, чтобы навестить всех. Обещает в следующий раз дольше пробыть в городке. Достает что-то для Юдзу и Карин из рюкзачка за спиной.
Веселая, живая. И не сказать, что в этом на вид хрупком теле живет чуть ли не двухсот с лишним летняя душа. Что где-то в другом мире она лейтенант тринадцатого отряда – одного из «Готэй 13». Что где-то там даже представительница главной семьи одного из великих и знатных боевых кланов Сейрейтея с гордой фамилией «Кучики». Ичиго не хочет верить, что она не принадлежит этому миру, не хочет понимать, что ей не место в Каракуре. Не хочет верить, что ему нет места в ее мире, по крайней мере, сейчас.
И снова Рукия недовольно окликает Куросаки, а вслед за голосом летит и лежащий когда-то на столе томик манги. Врезавшись в затылок Ичиго, с усталым «пух» книжка шлепается на пол. А парень, быстро закрыв окно, привычно кричит что-то об опасности таких подколов, на что девушка невозмутимо замечает: «Мы опаздываем». И заставляет Ичиго злиться в два раза сильнее.
Так они и идут по улицам Каракуры, споря и ругаясь о пустяках, пока один из них не спросит о чем-то, что ненадолго, но заставит друзей прекратить спор. Или пока ребята не доберутся, наконец, до городского парка. А потом вновь завяжется спор о том, где удобнее и лучше будет устроиться, и райт-аппу* больше для едзакуры*, или под какое дерево будет падать больше солнечных лучей, все-таки погода еще не до конца была приемлема для пикников. Но когда голоса друзей начнут раздражать находящихся вокруг горожан и молодых семей, все выльется в очень большую потасовку с участием местных правопорядковых органов. Где Рукия и Ичиго почувствуют себя одной командой против кучи пустых, прямо как когда-то давно. Но стоит только Кучики озвучить общую мысль, как Ичиго помрачнеет и поникнет, будто под тяжестью былых воспоминаний, но через мгновение, стараясь не подавать виду, звонко рассмеется.
Когда, наконец, установится тишина, Рукия начнет любоваться своими деревьями, представляя там какие-то надежды и еще что-то. А Ичиго будет ковырять палочками в обэнто, не показывая каких-либо признаков былого веселья.
Один и тот же сценарий, каждый год, для все тех же людей.
В этот день отрепетировано и проработано все до мелочей. Каждое движение конечностей, губ или бровей. Интонации, слова, высказанные в шутку или всерьез. Продиктованное ежегодным сценарием уже три, а может, и все пять лет.
Такой синхронности и виртуозности позавидовал бы любой актер. Хотя в их игре есть все, кроме взаимодействия. Но они не актеры, может быть, непростые люди, особенные, но не актеры. И никогда не хотели быть ими.
Одинокие и так по-детски искренне любящие друг друга люди, которые никогда не позволят себе прикоснуться друг к другу. Негласное правило для двоих, что никогда не смогут быть вместе.
Потому что она двести с лишним лет как покинула его мир, а ему еще только предстоит пройти свой путь тут. Потому что она невеста и наследница Бьякуи-тайчо, а он даже не знает, что будет есть сегодня на ужин, не говоря уже о чем-то более возвышенном или каким-либо образом серьезном.
Разные миры, времена, статусы, судьбы и окружение. У них слишком разные жизни.
И порой, вспоминая жизнь трех, а то и пятилетней давности, обоим кажется, что кто-то там, наверху, связывающий судьбы людей, сильно ошибся или очень жестоко пошутил, завязывая их пути нитью отнюдь не черной или белой, а закрепив прочный узелок из ярко-красной, почти алой веревки около двух так разнящихся имен.
Но сценарий, отшлифованный годами репетиций, не предусматривал тех слов или действий, что совершил Ичиго, прощаясь в конце дня с Рукией у врат Сенкаймона. Тем более, речи не шло об объятиях и ватных, не гнущихся ногах у обоих, что повалят их на холодный, чуть сыроватый асфальт в темном переулке за круглосуточной раменной. Конечно, Кучики-фукутайчо, как истинная представительница своего клана, пробыв в замешательстве всего миг, не потеряет серьезного выражения лица и, следуя неписаному правилу, попытается отстраниться от сильных рук Ичиго. Напускным строгим тоном, и все же безуспешно, укорит его, попытается вернуться к уже въевшемуся в сознание сценарию, не веря в то, что сможет отпустить ткань чужой куртки. А потом в ответ услышит: «Хотя бы раз стань моей прежде, чем испаришься», сказанное хриплым голосом в воротник хададзюбан*, черного, как и хакама*, классической и неизменной униформы шинигами.
И сдастся. Отдаст ему тело и душу, прямо там, на сыром, холодном асфальте в темном переулке. Выпустит на волю чувства, что так умело скрывала. Отдаст себя до последнего и взамен получит еще больше. А вечерний холодный воздух ничуть не охладит разгоряченных тел, темнота только скроет ненужные эмоции. Эмоции двоих, что, наконец, прервали замкнутый круг.
- Знаешь, - заметит после Ичиго все в том же переулке, - даже если цветам не суждено зацвести этой весной, они могут попробовать следующей, и после нее, а затем снова. Пытаться, пока не получится побороть стихию и стать сильнее. Ведь неважно, погибнут они до того как раскроются или после, на их месте всегда будут расти сладкие плоды, как символ существования тех попыток.
- Да, ты прав, - улыбнется Рукия и, не прощаясь, исчезнет за раздвижными седзи Сенкаймона.
А где-то в парке легкий порыв ветра покачнет ветви дикой вишни, отправляя в полет кусочки шелка. И лишь два цветка, зацепившись друг о друга, не потеряют розовых лепестков.
Выживает не тот, кто умеет жить на пять, а тот, кто просто не умеет умирать (Слот)
Название: кого же он любит? Автор:~*МиСкА*~ Бета: отсутствует Рейтинг: надеюсь, что NC-17 Пейринг: Гриммджо/Ичиго, Ичиго/Хичиго Жанр: слеш, яой, немного Ангст Саммари: что, если бы Ичиго не потерял свою силу синигами? Что, если бы причиной сражений между Ичиго и секстой эспады послужила бы влюблённость? Что, если бы тело Ичиго понадобилось бы его пустому в несколько другом смысле?.. Дисклеймер: персонажи и мир не мои, моя только фантазия))) Предупреждение: ООС, АУ (относительно событий манги и аниме), возможно изнасилование От автора: мой первый фанф, поэтому вопрос: продолжать ли?
читать дальшеВ этот день Ичиго, как всегда шел в школу. Самое обычное утро самого обычного дня. Таким оно было для всех, только не для рыжеволосого синигами. Уже прошло довольно-таки много времени с тех пор, как закончилась война с аранкарами, но Ичи никак не мог выбросить из головы одного из эспады, того, ради сражения с которым стал сильнее, того, которого хотел победить больше жизни, и того, которому эту жизнь спас…Да, он думал о сексте эспаде Гриммджо Джагерджаке…Почему синигами спас жизнь аранкару?.. И где сейчас этот аранкар?.. Погруженный в эти мысли он не заметил взгляд двух голубых глаз, обладатель которых вот уже несколько недель каждый день наблюдает за Куросаки, не решаясь приблизиться. Если бы Ичиго хоть иногда обращал бы внимание на окружающую реяцу, то давно бы почувствовал наблюдение, но при всей своей силе синигами с этим у Куросаки было туговато… *** В школе все было как обычно: Кейго, как всегда получил кулаком в лицо, Чизуру не упустила возможность полапать Орихиме, за что получила мощный удар от Татсуке, в общем все начиналось, как очередной день в школе, если бы не одно «НО» в класс Куросаки перевели нового ученика, которым оказался Гриммджо… - Какого черта?!?!?! - заорал Ичиго, увидев наглую улыбающуюся рожу аранкара. - Куросаки?! - резко оборвал его учитель, и Ичиго ничего не оставалось, кроме как постараться взять себя в руки, что совсем не просто, если принять во внимание, что Джагерджак уселся пряма за Ичиго и буквально буравил его глазами. *** Наконец мучения Куросаки закончились, и он уже настроился отдохнуть хоть по дороге домой, но не тут-то было: следом за ним всё с той же наглой улыбкой перся Гриммджо. Ичиго остановился и повернулся к аранкару лицом: - И как это все понимать? - Ты о чем? - секста сделал вид, будто не понимает о чем его спрашивают, однако, улыбка так и не сошла с его губ. - Ты пришел в мой класс, сверлил меня глазами весь день, а сейчас вообще… - Ичиго не удалось закончить свою триаду, так как его рот был захвачен аранкаром, который неизвестным образом преодолел разделяющее их расстояние, в жадный поцелуй. Поначалу синигами пытался оттолкнуть от себя Гриммджо, но затем подумал, что ему даже приятен этот поцелуй. Внезапно Джагерджак прекратил поцелуй: - Ты хотел знать, как понимать все это - ты узнаешь это немного позже, - и аранкар, в который раз навесив на лицо свою привычную наглую улыбку, ушел, оставив еще не пришедшего в себя Ичи стоять посреди улицы с совершенно растерянным видом. «Черт! Так он еще соблазнительней! - с горечью подумал секста, - но все равно, синигами, ты будешь принадлежать мне, во что бы то ни стало!» Тем временем Ичиго, не подозревающий о мыслях Гриммджоу, слегка провел пальцами по своим губам. Да, не таким он представлял свой первый поцелуй… Но ему стало чертовски интересно, что же имел аранкар, говоря: «Ты узнаешь это немного позже»…И синигами не мог не признаться, что он хотел снова ощутить шелковый язык сексты, изучающий его рот… Нет, ему даже больше хотелось самому поцеловать Джагерджака! Но все же ему пришлось запихнуть мысли о Гриммджо куда подальше, вернее в дальний угол мозга… *** Дома Ичи на автомате уклонился от удара придурковатого папашки, отказался от обеда, заботливо приготовленного Юзу, сказав, что не хочет есть, поднялся в свою комнату, засунул Кона в шкаф и лег на кровать. - Эй, Ичиго, может пригласишь к себе Орихиме? Я бы так хотел, чтобы она прижала меня к своей груди..ааа!!! - Кон как всегда покраснел, представляя себе, как прижимается к груди Иноуэ… - Эй! Ичи, ты че лежишь, как не живой, или ты никогда не хотел ощутить эту прекрасную грудь?! - Кон склонился над лицом Ичиго, - ты вообще меня слушаешь?! Синигами его не слушал, все его мысли были устремлены к сексте эспады… « - Эй, Король, а не влюбился ли ты? - голос Пустого внезапно раздался в голове Куросаки». « - Да пошел ты… - вяло отмахнулся от него синигами». « - Может скажешь мне это в лице?» - вдруг сказал Пустой, и Ичиго вдруг почувствовал, что падает, однако, он быстро почувствовал холодное стекло окна, когда он открыл глаза, над ним нависала фигура белой копии, как всегда улыбающаяся, но на этот раз в улыбке была неуловимая грусть, и Куросаки это почувствовал… - Пустые могут испытывать чувство грусти? - удивленно спросил синигами. - Не пустые, а я! - в голосе Хичиго Куросаки уловил нотки обиды, у него буквально глаза из орбит чуть не вылезли… - Что уставился?! Да я умею чувствовать, и сейчас я чувствую не только грусть и обиду, но и ревность! - возмущению Пустого не было предела. - ТЫ РЕВНУЕШЬ?!?!?! - и прежде, чем Ичи успел договорить, его копия запечатлела его губы в чувственном поцелуе. В этом поцелуе Ичиго уловил всю обиду, все злость, всю грусть и всепоглощающее чувство нежности, такой контраст чувств существа, которого синигами считал комком инстинктов, рожденного с единственной целью - захватить тело своего Короля, возбудил Куросаки, он начал отвечать на поцелуй с той же чувственностью, его руки развязали пояс хакама Хичиго и гладили обнаженные плечи белой Копии, тот же в ответ стянул с Короля футболку и припал губами к пульсирующей жилке на шее, слегка прикусил ее и, услышав стон Ичиго, принялся покрывать поцелуями место укуса, что сводило синигами с ума. Куросаки пришлось закусить губу, что бы только не закричать от удовольствия, укусы и поцелуи Пустого возбудили бы даже мертвого, не говоря уже о Куросаки, который был живее всех живых…Но когда Хичиго переключился с шеи на соски Короля, начал их покусывать, играть с ними язычком, посасывать и т.д., то синигами больше не мог сдерживаться, всё, что делала белая Копия, сопровождалось стоном, что еще больше разгорячало его пыл. Следом за сосками Хичиго стал покрывать поцелуями низ живота Ичи, слегка прикусив чувствительную кожу ниже пупка. У Ичиго в штанах стало слишком тесно, и когда Пустой окончательно раздел Короля, пред ним предстал возбужденный стоящий член, Хичиго не стал зря терять время и начал покрывать его поцелуями, после чего взял его в рот. Это ощущение вызвало у Куросаки незабываемое наслаждение, и он, действуя совершенно по наитию, положил руку на голову своей Копии, задавая темп. Влажный рот двигался по всей длине члена синигами, до тех пор, пока тот не излился. Пустой проглотил всю сперму Короля и затем впечатался в губы Ичи страстным поцелуем. Тот не остался в долгу: почувствовав свой вкус, он накинулся на рот Хичиго с еще большей страстью, его руки сами снимали одежду с партнера. Копия внезапно поставила Короля на четвереньки и одним толчком вошла в него во всю длину. Ичи пришлось до крови закусить губу и сжать руки в кулаки, дабы не закричать от боли. Пустой и не думал останавливаться, он стал двигаться внутри Куросаки, постепенно наращивая темп и слегка покусывая спину. У синигами от боли в глазах появились цветные вспышки, но это продлилось не долго - боль стала отступать перед наслаждением, когда Хичиго задел простату, Король уже стонал о наслаждения в голос. Они быстро достигли пика наслаждения и кончили в унисон. Копия положила голову на плечо своего рыжеволосого синигами, у Ичи уже не оставалась сил ни на что, кроме как перебирать кончиками пальцев волосы своего партнера. Пустой вслушивался в сердцебиение Куросаки и засыпал под этот стук. Вскоре заснул и Ичиго. Два обнаженных совершенно идентичных внешне парня спали обнимая друг друга в мире, где кроме них не было никого…
Вопрос: Стоит ли продолжать?
1. Безусловно!!! Проду!!!
16
(34.04%)
2. Да
8
(17.02%)
3. Мне всё равно
4
(8.51%)
4. Лучше не стоит
13
(27.66%)
5. Нет
1
(2.13%)
6. Нет, конечно!!! Тебе опасно вообще что-либо писать!!!
- Это детектив. ...Страшно ли? Да, иногда бывает и страшно. В основном, пугает то, как паршиво написано.
Название: Вернуться, чтобы услышать Автор: Neko-daiko Фэндом: Bleach Пейринг: Ренджи/Бьякуя Рейтинг: R Жанры: Романтика, Ангст, Флафф, POV Предупреждения: Смерть персонажа Размер: Макси (130 стр) Статус: Завершен (в процессе выкладки) Дисклаймер: Персонажи и мир Кубо
Я стою в весеннем саду, окруженный уже зацветающими деревьями сакуры. День клонится к концу и при каждом выдохе в прохладном воздухе вечера растворяется небольшое облачко моего теплого дыхания. Я чувствую твои шаги. Не слышу, именно чувствую – ты стараешься ступать очень мягко, чтобы не потревожить мой покой. Но ведь я здесь именно потому, что знаю, что ты придешь. Приблизившись, ты встаешь рядом и осторожно берешь меня за руку, переплетая наши пальцы. Ты всегда так делаешь, словно проверяешь – не высвобожу ли я свою ладонь из твоих теплых чуть шершавых рук. Я этого никогда не сделаю, но ты все равно каждый раз стоишь и ждешь несколько бесконечно долгих мгновений прежде, чем переместиться за мою спину и нежно обнять за плечи. Твои губы останавливаются у моего уха и дыхание обжигает щеку, я слегка наклоняю голову, желая приблизится к этому теплу и сильнее прижимаюсь спиной к твоей груди. Чувствую, как ты улыбаешься и крепче сжимаешь мои плечи. Любишь… Я чувствую.
— Пойдем домой. А то совсем замерзнешь.
Я слабо киваю, не желая, чтобы ты разжимал свои объятия, но через несколько мгновений сам высвобождаюсь из них, поворачиваясь к тебе лицом. Мои глаза встречаются с твоими, и я вижу плещущийся в них океан тепла и нежности. Ты притягиваешь меня за руку к себе и касаешься моего лба своим, слегка улыбаешься, а потом как будто неуверенно целуешь так легко и нежно, что мне кажется, что это вовсе не губы, а только твое теплое дыхание… такое родное. Я сам углубляю поцелуй, не в силах больше ждать, когда это сделаешь ты. Ты словно все еще не веришь, что я тебя никогда не оттолкну. Поэтому сильней прижавшись к тебе, я запускаю свои пальцы в твои жестковатые красные волосы и слегка сжимаю их:
— Не замерзну, ты ведь знаешь, как согреть меня.
Бьякуя проснулся в холодном поту и резко сел на футоне. «Ксо… Опять…». Отдышавшись и немного успокоившись, Кучики снова лег и, повернувшись на бок, закрыл глаза. «Пожалуйста, перестань… Перестань мне сниться! Я же с ума схожу…». Капитан начал перебирать в голове дела на завтра, чтобы отвлечься от навязчивого сна, который снился ему почти каждую ночь, но всегда прерывался на разных местах. Однажды он проснулся только тогда, когда в голос застонал во сне от прикосновений своего лейтенанта к его разгоряченной коже. В ту ночь он так и не уснул до утра, составив план дел на месяц вперед.
Проснувшись чуть позже обычного, Кучики привел себя в порядок и направился в противоположное крыло поместья, где жили его сестра с мужем и их неуправляемый первенец – сегодня у племянника день рождения и Бьякуя собирался предложить шумному семейству свою помощь в подготовке праздника.
— … у него слишком сильная реяцу, которая начала привлекать много пустых, а контролировать ее он, естественно, не может, потому что даже не подозревает о ее существовании, – закончила свой рассказ смуглая девушка с фиолетовыми волосами.
— Да он когда даже знал о ней все, что полагается, все равно не умел толком ее скрывать! – Ичиго был рад, что Ренджи наконец-то нашелся в мире живых, но факт, что ему угрожала опасность, немного омрачал эту новость.
— Урахара уже мастерит для него браслет, который будет скрывать его духовную силу. Осталось только придумать, как его ему передать и заставить носить постоянно, — Йоруичи, скрестив руки на груди, облокотилась на спинку дивана, стоявшего в середине комнаты. Ичиго хоть и переехал в Общество Душ, но многие вещи при этом он притащил с собой, и их с Рукией часть поместья больше походила на обычный дом в мире живых. – Кстати, вы собираетесь кому-нибудь рассказать, что Ренджи нашелся?
— Нии-сама…
— Рукия, я все понимаю, но не думаю, что твоему брату стоит сейчас об этом рассказывать. Он ведь сломя голову понесется в Генсей, а Ренджи сейчас всего 11, даже не знаю… Рукия? – Ичиго запнулся, потому что увидел, как его жена склонилась в поклоне перед кем-то за его спиной. Развернувшись, Ичиго увидел капитана, застывшего на пороге их гостиной. Бьякуя был немного бледнее обычного, и на секунду всем в комнате даже показалось, что его губы слегка дрогнули, но холодное «Где?» быстро вывело присутствующих из ступора.
— Похоже, ты все слышал, малыш Бьякуя! – Йоруичи загадочно улыбнулась, хотя только один человек во всех трех мирах мог увидеть за этой улыбкой тщательно скрываемое удовлетворение.
Капитан Кучики даже не обратил внимания на столь фамильярное обращение бывшего капитана второго отряда, лишь наградив девушку холодным взглядом, снова спросил:
— Где вы его видели, Шихоуин Йоруичи? – голос аристократа был спокоен, но никто в комнате не сомневался, что эта холодность далась ему с большим трудом.
— Он живет с родителями в нескольких кварталах от дома Ичиго. Но, думаю, как только ты спустишься в Каракуру, то сам сразу почувствуешь его реяцу. В последние несколько дней она сильно возросла.
Кучики развернулся и, уже почти выйдя за дверь, повернул голову и через плечо обратился к сестре:
— Прости, Рукия. Сегодня я не смогу присутствовать на празднике. Поздравьте от меня сына.
Как только Бьякуя исчез в коридоре поместья, Ичиго громко вздохнул, но прежде, чем успел что-то сказать, получил неслабый подзатыльник от жены.
— Бака! Ты все испортил! Нии-сама же теперь еще больше изводиться будет! Ренджи ведь еще совсем ребенок и, к тому же, ничего не помнит!
— Ну, я бы так не сказала, — богиня скорости снова лукаво улыбнулась, для полного сходства со всем известным торговцем ей не хватало только панамки и потрепанного веера. – У него есть собака, которую он назвал Забимару, в секции по карате его ставят в спарринги только со старшеклассниками. И еще он уже решил на совершеннолетие сделать себе татуировки, даже эскизы уже подготовил.
Ичиго снова глубоко вздохнул и обнял свою жену. Он понимал, что если бы могла, она бы сейчас же отправилась за братом, но, сдержав этот порыв, лишь смахнула рукой выступившие на глаза слезы. В этот раз уже не было боли, была грусть, но какая-то счастливая.
* * *
Капитан Кучики ожидал перед дверьми кабинета Со-тайчо и мысленно очень нервничал. Даже скорее боялся. Да, он боялся, что главнокомандующий не отпустит его на грунт и ему снова придется ждать. Но теперь ждать будет еще тяжелее, ведь сейчас он уже точно знает, что рано или поздно увидит эти родные глаза цвета темного шоколада. Дверь открылась, и Сасакибе пригласил капитана внутрь. Сердце Бьякуи сжалось и пропустило удар, в голове немного помутнело, но на холодном лице не дрогнул ни один мускул.
Капитан Кучики наблюдал за красноволосым мальчишкой уже четвертую неделю. И с каждым днем он все больше убеждался, что этот буйный ураган и через тысячу лет и перерождений останется таким же неуправляемым бунтарем, будь ему 11 или 150 лет. И от этого понимания сердце Бьякуи приятно сжималось и по телу разливалось согревающее каждую клеточку тепло. Ведь когда рокубонтай-тайчо шел к баракам первого отряда с просьбой разрешить ему отправиться на грунт, он боялся не только отказа. Еще больше Кучики боялся, что спустившись в Каракуру и найдя мальчишку, он не увидит в нем ничего от него прежнего, от его бывшего лейтенанта, которого он безумно любил и ждал вот уже 12 лет, не переставая думать о нем ни на минуту. Конечно, Бьякуя понимал, что этот Ренджи — еще совсем ребенок и, скорее всего, глупый ребенок, который будет себя вести совершенно по-другому, чем его помнил капитан. Первый страх развеялся довольно быстро – Ямамото-со-тайчо выслушав просьбу, слегка нахмурился, но все же сказал:
— Кучики-тайчо, сегодня вечером у меня было запланировано общее собрание капитанов. Главным вопросом должна была стать проблема резкого увеличения количества пустых в Каракуре из-за слишком сильной реяцу одного из ее жителей. Я планировал отправить туда одного из капитанов для решения этой проблемы, – главнокомандующий замолчал, пристально глядя на капитана шестого отряда. – Но раз вы сами пришли ко мне и просите о командировке, думаю, собрание капитанов можно отменить. Кучики-тайчо, вам необходимо отправиться в Каракуру на неопределенный срок, пока не будет разрешена ситуация с пустыми и источником привлекающей их реяцу. При необходимости воспользуйтесь помощью бывшего капитана двенадцатого отряда – Урахары Киске.
— Хай, – Бьякуя поклонился и, развернувшись, вышел из кабинета. Уже через час он был в магазине глупо лыбящегося торговца и выслушивал его долгую речь, часто прерываемую взмахами веера, о том, что гигай для столь неожиданно прибывшего капитана будет готов только через пару дней, а приспособление, скрывающее рейацу для мальчика – только через месяц. Как только он его наденет, пустые потеряют к нему интерес и капитан сможет спокойно вернуться в Общество Душ. Выслушав все это, Бьякуя поблагодарил торговца за оказанную помощь и вышел из магазина. Он не мог больше ждать, он должен был убедиться в том, что его второй страх тоже всего лишь иллюзия. Или же в том, что его лейтенант уже больше никогда к нему не вернется. Во всяком случае таким, каким он был, когда растопил замерзшее много десятилетий назад сердце своего капитана. Но найдя мальчишку, Бьякуя чуть не дернулся прикрыть рукой глаза в неподобающем жесте для аристократа, выражающем полную беспомощность. Не смотря на то, что Ренджи на тот момент было всего 11 лет, он был гораздо выше и крупнее своих сверстников – спасибо школе карате. Кучики застал своего бывшего лейтенанта, когда тот дрался с тремя парнями бывшими явно старше него. Из уголка губ Ренджи стекала тоненькая струйка алой крови, красные пряди волос выбились из тугого хвоста, а под правым глазом уже заметно расплывался лиловый синяк. Но, при всем этом, на лице парня застыла усмешка, гораздо больше похожая на дикий оскал, а в темных глазах плясали бешеные огоньки не предвещавшие его противникам ничего хорошего. Кучики перевел взгляд на трех парней и с легким удивлением отметил, что те были помяты гораздо сильнее Абарая и уже явно выбились из сил.
— Ну что, шпана, драться с равным противником не так интересно, как издеваться над младшими? – Бьякуя только сейчас заметил прячущегося за деревом мальчика лет восьми с заплаканными глазами и порванным портфелем на спине. – Ну-ка, проваливайте отсюда, пока кости целы! И чтобы я вас здесь больше не видел!
Ренджи резко дернулся вперед, от чего парни испугавшись бросились бежать, обгоняя друг друга и крича, что они еще вернутся и разберутся с этим красноволосым бабуином. Ренджи только усмехнулся и, развернувшись, направился к уже вышедшему из-за дерева пареньку.
— Ну, ты чего разревелся? Видишь, они уже ушли и больше не вернутся, а если и вернутся, то скажи им, что красноволосый бабуин их потом обязательно найдет! – Абараи ободряющее улыбнулся и мальчик, поверив ему, улыбнулся в ответ. Потом Ренджи проводил паренька домой, а сам пошел к себе.
После увиденного все сомнения выветрились из сердца Кучики, не оставив о себе и следа. Это был тот самый Ренджи, его Ренджи. Его лейтенант, готовый всегда помочь слабым, даже ценой собственной жизни. А звериный оскал и горящие огнем глаза живо напомнили капитану их редкие совместные тренировки и в душе Бьякуи наконец-то начал поселяться покой – еще немного, всего несколько лет и они смогут встретиться. Сейчас Кучики старался не думать о том, что за эти несколько лет Ренджи может встретить кого-то другого или ему просто могут нравиться девушки. Это все потом, сейчас главное то, что он его, наконец, нашел. И пока не настанет время встретиться, он просто будет рядом и будет его защищать.
С того дня прошло уже больше трех недель, а это означало, что скоро браслет, скрывающий реяцу, которая у Ренджи уже сейчас была почти на уровне лейтенанта, будет готов и в присутствии Кучики в Каракуре уже не будет никакой необходимости. Тогда ему придется вернуться в Общество Душ, и когда он снова сможет спуститься в мир живых – одному Генрюсаю было известно. Все это время капитан шестого отряда активно уничтожал пустых, которых тянуло к Ренджи как магнитом. Он старался всегда все делать очень быстро, постоянно используя шунпо, чтобы Абараи его не заметил. Но в день, когда бывший капитан 12го отряда сказал, что браслет готов и он даже придумал, как всучить его Ренджи, Кучики не сдержался — он хотел попрощаться со своим бывшем лейтенантом – ведь неизвестно, сколько времени пройдет прежде, чем он увидит его снова. После последнего удара по маске пустого Бьякуя не исчез сразу, он дождался момента, когда почувствовал внимательный взгляд карих глаз на своей спине, и только тогда ушел в шунпо. На следующий день маленький дух передал Ренджи браслет, а Кучики Бьякуя вернулся в Общество Душ, молясь, чтобы время пошло быстрее.
* * *
Как только Абараи Ренджи уснул в своей постели, в комнату бесшумно опустился капитан шестого отряда. Бьякуя подошел к кровати и как и десятки раз до этого стал просто наблюдать за молодым парнем, чьи красные волосы разметались по подушке и так и манили к себе прикоснуться. Кучики каждый раз протягивал к ним руку, но отдергивал в последний момент – он знал, что если прикоснется хоть на секунду, сдержать себя он уже не сможет. Бьякуя приходил по ночам в комнату Ренджи почти каждую неделю вот уже несколько месяцев. Сбегая каждый раз из Сейретея, он даже не подозревал, что его уход дополнительным барьером скрывал один рыжий шинигами в капитанском хаори 5го отряда. Сначала Бьякуя просто смотрел на своего бывшего лейтенанта, который сейчас уже выглядел практически так же, каким он его запомнил еще в Сейретее, только татуировок не хватало. Потом капитан протягивал руку к лицу спящего Абарая и замерев в сантиметре от него, проводил по воздуху линии от щеки, вдоль шеи, по плечу… Иногда Ренджи, словно почувствовав непонятное тепло, подавался вслед за удаляющейся рукой, бормоча что-то непонятное при этом во сне. Кучики никогда не позволял себе прикоснуться к спящему. Но сегодня был особенный день – завтра Ренджи исполнялось 18 и он переезжал в отдельную квартиру около университета. Второе, конечно, мало волновало капитана, но вот день рождения… Еще в тот день, когда Бьякуя узнал, что Ренджи нашелся в мире живых, одна из первых его мыслей была о том, что он не появится в его жизни до совершеннолетия. Так он решил. И вот, завтра… Кучики посмотрел на электронные часы, стоявшие рядом с кроватью и высвечивавшие в темноту три четкие цифры: 0.01. Уже сегодня. Бьякуя улыбнулся и одними губами прошептал:
— С Днем Рождения, Ренджи…
Абараи зашевелился и, повернувшись на спину, расплылся во сне в легкой улыбке, еле слышно прошептав:
— Бьякуя…
Кучики вздрогнул и немного отстранился от кровати, решив что у него на нервной почве начались галлюцинации. Но Ренджи, снова заворочавшись, повернулся на бок и положил свою ладонь на руку капитана, забывшего от шока убрать ее с края кровати. Снова улыбнувшись, Ренджи слегка сжал капитанскую ладонь и уже гораздо разборчивее прошептал:
— Бьякуя…
Сердце Кучики замерло на мгновение, а затем снова забилось с бешеной скоростью, словно собиралось выпрыгнуть из груди и взорваться тысячами осколков фейерверка, которые обычно запускали по большим праздникам. Кучики взглянул на улыбающееся лицо своего бывшего лейтенанта и понял, что после такого не сможет просто уйти. К тому же, у него ведь день рождения, значит, нужно оставить подарок. Бьякуя запоздало подумал, что это уже совсем бредовая мысль сходящего с ума разума и решил что ему уже пора. Взглянув в последний раз на лицо спящего Ренджи, взгляд Кучики замер на его приоткрытых губах. Сердце снова пропустило удар и все тело заныло, словно умоляя не делать глупостей. Мигом послав к меносам пискнувший было внутренний голос, и решив для себя, что самой большой глупостью сейчас было бы просто уйти, Бьякуя уверенно наклонился к лицу Ренджи и коснулся своими губами его. От нахлынувших чувств и непередаваемых ощущений разум Кучики тут же заволокло туманом, чуть не заставившим капитана застонать в голос. С трудом оторвавшись в момент, когда уже начало казаться, что Ренджи стал отвечать на поцелуй, Бьякуя осторожно высвободил руку и скрылся за окном. По дороге в Сейретей он думал только о том, что предстоящая неделя ожидания будет самой сложной из всех, пережитых им за последние 19 лет.
Ты углубляешь поцелуй и зарываешься своей рукой в мои жесткие волосы.
— Не замерзну, ты ведь знаешь, как согреть меня.
Ты смотришь на меня своими серыми глазами, которые словно светятся изнутри. Этот взгляд только для меня – я знаю. Он согревает мою душу, твои руки – мое тело, дыхание обжигает лицо, ты улыбаешься. Улыбаешься, потому что любишь – я это чувствую. Беру тебя за руку и увлекаю за собой в темные коридоры поместья с десятками комнат. Как только мы оказываемся за задвинутыми седзи одной из них, я прижимаю тебя всем телом к стене и беру твое лицо в свои ладони. Закрываю глаза и медленно приближаюсь к твоим губам, увлекая тебя в долгий и нежный поцелуй. Чувствую твои теплые руки на своей груди. Через пару мгновений они начинают стягивать с моих плеч косодэ. Я отпускаю твое лицо всего на секунду, чтобы ты смог раздеть меня. Но тебе хватает и этих мгновений, чтобы перехватить инициативу – притягиваешь меня к себе и я чувствую, как твой горячий язык касается моей шеи. Я закрываю глаза и с моих губ срывается еле слышное:
— Бьякуя…
Словно не вполне довольный результатом, ты слегка прикусываешь мою шею, а твои нежные пальцы несильно сжимают мои уже затвердевшие соски. Зная, что тебе это понравится, я наклоняюсь вперед, улыбаюсь и сдавленным от безумного желания голосом снова шепчу прямо в твое ухо:
— Бьякуя…
Ты отрываешься от моей шеи и смотришь на меня своими серыми глазами, подернутыми легкой дымкой от нахлынувшего возбуждения. Я снова беру твое лицо в свои ладони и целую, на этот раз полностью отдаваясь безумной страсти.
Ренджи резко открыл глаза и непроизвольно потянулся рукой к своим губам – они почему-то были влажные. Парень сел на кровати и посмотрел на часы – 0.06. «Наконец-то!» — Ренджи улыбнулся и снова повалился на подушку. Сегодня был день его рождения, ему исполняется 18, а значит, наконец-то, осуществятся два его заветных желания – он начнет самостоятельную жизнь в отдельной квартире, и наконец-то сделает себе татуировки, эскизы которых лежали в ящике его стола еще с тех пор, как ему исполнилось 10. Ренджи закрыл глаза и ему сразу же вспомнился сон, заставивший его проснуться. Этот сон снился ему уже пару лет, но он никогда не запоминал его подробностей. Все что оставалось в его памяти – это теплые нежные руки, ласкающие его тело и глубокие серые глаза, смотревшие на него как-то по-особенному – он почему-то понимал, что этот взгляд был именно особенным. И от этого понимания становилось очень тепло на душе, а сердце начинало биться быстрее. Но сегодня было что-то еще. Снова коснувшись своих губ, Ренджи вспомнил, как почувствовал во сне влажный поцелуй, заставивший его голову закружится и жалобно застонать когда поцелуй прервался.
* * *
Абараи Ренджи, студент первого курса токийского университета, устало брел после занятий в свою полупустую квартиру, где еще толком не успел разобрать привезенные еще неделю назад вещи. Завтра был выходной, и сегодня вечером все первокурсники собирались в каком-то баре, чтобы отметить начало их студенческой жизни, закрепить новые знакомства и хорошенько напиться. Ренджи тоже был приглашен, и пропускать это мероприятие не собирался. Задумавшись, над прошедшей первой неделей в университете, Ренджи склонил голову и, не заметив перед собой широкую спину, со всего хода влетел в какого-то высокого парня. Тот от неожиданности не удержал равновесия и грохнулся на асфальт, однако успев выставить вперед руки.
— Какого черта?!... – парень быстро поднялся, отряхнулся и посмотрел на Ренджи испепеляющим взглядом.
— Эээ… Извините, я не заметил… — Ренджи потер лоб и двинулся дальше к своей квартире, но парень, явно не удовлетворившийся скомканными извинениями, резко развернулся и схватил Абарая за плечо. – Ты куда собрался, красноволосый?! Я с тобой еще не закончил!
Ренджи скривился – по его телу разлилась острая боль от такого резкого и грубого прикосновения к еще не зажившим за неделю татуировкам — их он сделал точно в день своего совершеннолетия, чуть ли не сутки просидев в кресле художника. По этой же причине драться сейчас ему совсем не хотелось.
— Я же извинился, говорю – не заметил. – Ренджи дернул плечо и высвободился от цепких лап здоровяка, но тот явно не собирался отпускать парня просто так. Вытянув руку, он схватил Абараи за запястье и резко дернул на себя, занося кулак для удара. Ренджи среагировал мгновенно – развернувшись, он отвел свободной рукой удар в сторону от лица и увесистый кулак парня вошел ему в плечо, правда, уже не с полной силой. Но и этого удара хватило, чтобы из глаз Ренджи посыпались искры и, потеряв контроль над собственным телом, он начал медленно опускаться на асфальт. Упасть ему не давала все еще крепко сжимавшая запястье рука. Здоровяк разжал пальцы в последний момент и вместе с Ренджи на асфальт со звоном приземлился странного вида браслет.
— Слабак! – выдал победитель и, развернувшись, как ни в чем не бывало, пошел вдоль улицы, выуживая из кармана пачку сигарет.
— Ксо… — Ренджи поднял упавший браслет и внимательно на него посмотрел. – Застежка сломалась… Прости, парень, придется мне его пока поносить в кармане.
Потирая ноющее от боли плечо, Абараи поднялся и, мстительно сверкнув глазами в сторону удаляющейся фигуры парня, направился домой.
Сходив в душ и придя немного в себя, Ренджи поднял с пола в спешке брошенные джинсы, недовольно оглядел красовавшиеся на них пятна и сунул в корзину с грязным бельем. Подойдя к шкафу, он выудил оттуда чистую пару и натянул на еще влажные ноги. Сверху Ренджи одел черную футболку, накинул кожаную куртку и, завязав волосы в тугой хвост, вышел из дома, совершенно позабыв про снятый браслет, оставшийся лежать в кармане испачканных джинс.
До шумного бара, арендованного студентами для праздника, Ренджи добрался быстро, поздоровался с парой уже знакомых ребят и направился к стойке – после дневных происшествий хотелось выпить. Абараи с грустью подумал, что саке ему еще почти три года ни в одном баре не нальют, заказал себе темного пива и начал оглядывать присутствующих. Ребята в его группе были довольно веселые и общительные, к тому же, пива бармен подливать не забывал и уже через полчаса со всех углов заведения попеременно раздавался громкий и дружный смех. Ренджи стоял в кругу молодых ребят, один из которых рассказывал очередную смешную историю, и внимательно наблюдал за рассказчиком. Парень был очень симпатичным, можно даже сказать, красивым – его блестящие черные волосы спускались чуть ниже плеч и эффектно контрастировали с белой кожей лица, которая в свете горящих ламп словно слегка светилась. Тонкие губы часто складывались в легкую улыбку, тем самым придавая лицу молодого человека скромную чувственность. Абараи давно заметил, что ему больше симпатичны парни, чем девушки и совершенно этого не испугался. Когда еще в школе один из его друзей подсунул ему последний выпуск Play Boy, ни одна из обнаженных красоток, призывно подмигивавших ему со страниц журнала, не вызвала у Ренджи ровно никаких эмоций. Зато практически голый накаченный парень, рекламирующий нижнее белье на одной из страниц, заставил легкий холодок пробежаться по спине и груди Ренджи, остановившись где-то внизу живота. Тогда Абараи только пожал плечами и подумал, что нужно отменить свидание с девчонкой, которая позвала его вечером в кино. Но при всем этом, перейти к каким либо серьезным действиям он так ни разу и не решился. Возможности у него были и немало, желания не было. Ему все время чего-то не хватало в этих хрупких симпатичных мальчиках, которые довольно часто кидали на него многозначительные взгляды. Вот и сейчас, глядя на этого брюнета, Ренджи подумал, что возможно, он бы даже познакомился с ним поближе, если бы только… Вот только чего именно ему не хватало парень понять не мог. Слегка вздохнув и не дослушав историю до конца, Ренджи развернулся и направился к бару за новой порцией пива. Ожидая свой заказ, Абараи почувствовал чей-то внимательный взгляд на своей спине. Он развернулся и начал пристально рассматривать заполненный почти до отказа зал. Не найдя ничего интересного, Ренджи уже разворачивался обратно к стойке и своему пиву, но в последний момент его взгляд зацепился за что-то смутно знакомое. Остановившись, Ренджи встретился взглядом с безумно глубокими серыми глазами цвета хмурого осеннего неба, которые внимательно смотрели на него. Разум мигом заполонили воспоминания о безумном сне, который Ренджи видел почти каждую ночь и от которого просыпался в холодном поту и с диким возбуждением, не унимавшимся до утра. Абараи показалось, что он видел эти глаза уже сотню раз, хотя их обладатель казался ему совершенно незнакомым. Нахлынувшие внезапной волной эмоции заставили Ренджи пошатнуться и он решил выйти на воздух, чтобы слегка проветриться, но потом обязательно подойти к этому сероглазому брюнету, потому что… Потому что почему-то чувствовал, что он просто обязан это сделать. Вырвавшись из душного помещения на темную улицу, Абараи жадно втянул прохладный воздух и почувствовал, как непонятные ощущения начали потихоньку улетучиваться. Парень присел недалеко от входа в бар и прикрыл глаза. «Этот взгляд… Я точно уверен, что именно его видел во сне! Но.. откуда? Кто он такой? Почему так смотрит на меня? И почему он мне снится? Ксо..». Ренджи встал и с твердым решением узнать ответы на все свои вопросы направился к бару. Он не дошел до двери всего несколько шагов, когда воздух вокруг резко изменился и Абараи почувствовал, как на него словно что-то давит со всех сторон с невероятной силой, от чего сразу стало трудно дышать. Не выдержав такого давления, Ренджи упал на колени и стал жадно хватать ртом воздух. Через пару мгновений парень услышал громкий рев и, с трудом подняв голову, увидел прямо перед собой огромное черное существо, скривившееся в жутковатом зверином оскале.
— Ксо… Давно я вас не видел… — Ренджи попытался встать, но мышцы плохо его слушались. Снова выругавшись, Абараи собрал все свои силы и все-таки поднялся с колен, но тут же почувствовал какую-то странную энергию, исходившую уже явно не от этого существа. Она была гораздо сильнее, но при этом словно отдаленно знакома, хотя от этого ее давление не легчало. И, наконец, снова не выдержав, Ренджи почувствовал как его ноги подкосились и он начал падать на жесткий асфальт. Краем затуманенного сознания он понял, что земли так и не коснулся, зато снова увидел перед собой безумно красивые серые глаза. В этот раз они были гораздо ближе, чем в баре и Ренджи понял, что этот взгляд – именно то, чего ему не хватало все это время.
- Это детектив. ...Страшно ли? Да, иногда бывает и страшно. В основном, пугает то, как паршиво написано.
Название: Вернуться, чтобы услышать Автор: Neko-daiko Рейтинг: R Пейринг: Ренджи/Бьякуя Жанры: Романтика, Ангст, Флафф, POV Предупреждения: Смерть персонажа Размер: Макси (130 стр) Статус: Завершен (в процессе выкладки) Дисклаймер: Персонажи и мир Кубо
До места, указанного разведкой, они добрались быстро, при этом не встретив в районе ни одного местного жителя – все прятались, где могли. И не удивительно – почти везде на улицах, которые проходили шинигами, виднелись лужи алой крови, перемешанной с дорожной грязью.
— Ксо.. Какая-то бойня просто! Тайчо, вы их чувствуете? – Ренджи держал руку на рукояти своего занпакто, готовый нанести удар в любую секунду.
— Нет, но мне кажется, что они еще здесь. Иди за мной, — лейтенант бросил взгляд на своего капитана и подумал, что ледяное спокойствие и даже привычная надменность в голосе в такой ситуации, когда вокруг все забрызгано кровью – это уже ни в какие ворота. Удивления или злости Ренджи, конечно, не ждал, но хотя бы какого-то напряжения, ведь здесь погибло много людей… Из раздумий о своем капитане Абараи вырвал громкий рев, раздавшийся в нескольких метрах от них. Довольно оскалившись, Ренджи высвободил свой меч и бросился к источнику шума.
«Что-то не так. Почему я их не почувствовал? Да и сейчас их рейацу почти не ощущается…» — Кучики последовал за своим лейтенантом, на ходу высвобождая меч.
Пустых было всего двое, но они оказались слишком сильными, и простыми приемами уничтожить их не удавалось. Ренджи самозабвенно наносил удар за ударом и, будучи уверенным, что другой угрозы кроме мечущегося перед ним противника нет, не заметил как из темноты леса позади него оскалившись вылез третий пустой.
— Абараи, сзади! – Кучики увидел этого третьего пустого раньше своего лейтенанта и раньше него понял, что уклониться Ренджи уже не успевает. Капитан шестого отряда, бросив своего противника на растерзание лепесткам Сенбонзакуры, в мгновение оказался рядом со своим уже падающим лейтенантом. Бьякуя взмахнул катаной, и ворох розовых лепестков поглотил пустого с окровавленными лапами. Кучики подхватил тяжелое тело Ренджи. Косодэ висело на нем грязными обрывками, и руки капитана впервые коснулись обнаженного тела лейтенанта. Он слегка вздрогнул, но, почувствовав на пальцах вязкую жидкость, сразу пришел в себя.
— Абараи-фукутайчо!.. Ренджи... Ренджи!! — Бьякуя увидел сквозную рваную рану на груди своего лейтенанта. В его глазах потемнело.. "Ренджи, нет! Пожалуйста, не надо, нет! Только не это! Не умирай!! Ты.. ты мне так нужен.. я же.. Ренджи, не надо!!...". Если бы кто-то в этот момент услышал мысли капитана, ни за что бы не поверил, что это он — Кучики Бьякуя, глава великого клана, капитан 6го отряда, холодный, бесчувственный, безразличный ко всему... Он никогда бы не позволил сказать себе все это вслух, даже наедине с собой. И именно об этом он сейчас жалел. Но говорить что-то было совсем не обязательно. От сильного страха потерять самого дорого человека... снова... Бьякуя на мгновение уронил свою маску, и все его мысли и чувства отразились в полных страха и ужаса глазах цвета грозового неба. Именно в этот момент Ренджи открыл свои глаза.
— Тайчо.... Я вас подвел... — было видно, что эти слова дались лейтенанту с большим трудом и у Кучики сдавило сердце оттого, что это, может быть, последние слова лейтенанта, а он хотел услышать совсем не это.
— Ренджи, помолчи, береги силы. Скоро здесь будет четвертый отряд, тебе помогут... — Абараю показалось, что он услышал в голосе капитана страх, заботу и... нежность?.. Нет, такого не может быть, просто он умирает и не может уже нормально воспринимать реальность. Парень почувствовал слабость и закрыл глаза.
— Ренджи, посмотри на меня!.. Ты меня слышишь? Ренджи!!! — Бьякуя сильнее прижал к себе тело лейтенанта, он наклонился к самому его лицу и коснулся своим лбом его. — Не умирай! Нет! Я же еще не сказал... Я не сказал самого главного... Ренджи... — капитан закрыл глаза и сильнее сжал плечи Абарая, он почувствовал, как из его глаз по щеке скатилась слеза.
— Тайчо... — Ренджи, собрав последние крупицы силы, открыл глаза, встретившись с удивленным взглядом капитана, в котором ему снова показалось, что он увидел слезы, — капитан... я обязательно вернусь, чтобы услышать...
Лейтенант закрыл глаза и обмяк на руках Бьякуи, уже начиная рассыпаться на множество светящихся крупинок реяцу, которые легким облаком поднимались к темнеющему небу Сейретея. Последние мысли, пронесшиеся в голове у Ренджи, были сожалением о том, что он так и не успел сказать своему капитану, что тот действительно значил для него и о том, что у его капитана невообразимо мягкие и теплые руки.
Дальше все было как в тумане – прибытие уже не нужной подмоги, четвертый отряд во главе с капитаном Уноханой, которая, увидев состояние Кучики, сразу отвела его в наспех организованную палатку. А он даже не сопротивлялся, он вообще ничего не понимал и не чувствовал – впервые в своей жизни по-настоящему, без маски. Это позже его с головой накроет боль и невыносимая пустота, которые займут все его сердце и будут каждый день, каждую минуту грызть и так израненную душу, предательски вбивая только одну мысль в затуманенный разум – не успел… не спас… потерял… навсегда… Навсегда? И каждый раз снова вспоминались последние слова лейтенанта «...я обязательно вернусь, чтобы услышать…». Что это было? Неужели он понял? Неужели он бы не оттолкнул? Неужели он тоже..? От этой мысли становилось еще больнее, ведь это значило, что капитан был настолько слеп, что не увидел самого главного. А еще сам всегда ставил между ними ледяную стену, в которую, возможно, с другой стороны долбился Ренджи, чтобы сломать ее и любые другие преграды, стоявшие на пути. На пути к чему? К их... счастью? Это слово казалось капитану горьким на вкус, ведь оно стало для него мертвым и он больше никогда не сможет узнать, что это такое.
Смерть лейтенанта 6го отряда потрясла весь Сейретей. Этот красноволосый энергичный парень был не только хорошим войном и командиром, пережившим войну с Эспадой и изрядно попортивший членам последней жизнь, многим он был близким другом, а кому-то еще и братом. Рукия узнала о гибели Ренджи одна из первых и одна из первых она понеслась в Руконгай на место сражения, потому что просто не могла поверить в это. Но когда, войдя в палатку 4го отряда, девушка увидела своего брата, из ее фиалковых глаз просто хлынули слезы. Бьякуя сидел, отрешенно глядя в пол ничего не видевшими глазами. Он даже ее не заметил, просто сидел и сжимал в руках лейтенантский шеврон. Кучики не шелохнулся даже когда Рукия медленно подошла к нему, коснулась дрожащей рукой его плеча и неуверенно позвала:
— Нии-сама…
Ничего.
— Нии-сама, он ведь… — Рукия не смогла договорить, из ее глаз снова полились слезы, а саму ее стало трясти и не в силах больше сдерживать рыдания, она опустилась на колени рядом с братом.
Вскоре их доставили в поместье и сообщили, что Со-тайчо дал обоим отпуск на неделю.
Отпускная неделя подходила к концу, а в доме Кучики ничего не изменилось. Бьякуя все так же целыми днями сидел в саду под зеленой тенью деревьев и смотрел куда-то вдаль, не выпуская из рук единственное, что осталось от его лейтенанта кроме воспоминаний – окровавленный шеврон с цифрой 6. На следующий день после смерти Ренджи в Сейретей ворвался Куросаки Ичиго и с тех пор он не отходил от Рукии ни на шаг. Капитана эта ситуация вполне устраивала, потому что она позволяла избегать необходимости проводить время с младшей сестрой и смотреть в ее полные горя красноватые глаза, ведь каждую ночь она не спала, а выходила в сад, садилась на траву и обняв колени руками, плакала до рассвета. Бьякуя не мог смотреть ей в глаза по нескольким причинам. Во-первых, он чувствовал свою и только свою вину в смерти дорогого им обоим человека. Как бы его не пытались убедить в обратном, он знал, чувствовал, что был просто обязан защитить своего лейтенанта. Во-вторых, Рукия плакала, она переживала и тосковала по своему другу, и это видели все. Именно поэтому Бьякуя себе этого позволить не мог. Он не стал отказываться от предложенной Со-тайчо недели отдыха, хотя знал, что отказаться было бы правильней. Но он просто не мог так сразу вернуться к работе. Просто взять и прийти на следующий день в отряд, зайти в их кабинет, где он каждое утро сидел и ждал регулярно опаздывающего лейтенанта, чтобы сделать ему небольшой выговор лишь для того, чтобы увидеть, как тот заливается стыдливым румянцем и обещает, что такого больше не повторится. Но большего он себе позволить не мог. Ни слез, ни горечи во взгляде, ни дрожащего голоса – ничего, что могло выдать его с головой. Ледяная маска стала еще тяжелее, но носить ее теперь было еще более необходимо. За эту неделю прозрачные соленые капли сорвались с черных ресниц капитана лишь однажды – когда их с Рукией доставили с места сражения в поместье, и Кучики остался один в своей комнате, он бессильно повалился на футон и закрыл глаза. Перед ним сразу появилось лицо Ренджи и его губы, шептавшие, что он подвел своего капитана. Кучики резко открыл глаза и сжав в руке обрывок ткани прошептал в темноту:
- Это не ты, это я тебя подвел... Прости меня, Ренджи... прости…
Бьякуя закрыл глаза, и беззвучные рыдания накрыли его с головой. Слезы текли по лицу, оставляя темные следы на подушке, в которую Кучики уткнулся лицом, чтобы сдержать крик боли и отчаяния, рвущийся из груди. Он не мог успокоиться всю ночь и уснул лишь на рассвете, прижав к губам грязный кусок окровавленного лейтенантского шеврона.
Проснувшись днем, капитан привел себя в порядок, вышел из комнаты и направился в покои Рукии. Найдя ее сидящей на полу и бессмысленно смотрящую через открытые седзи в сад, Бьякуя почувствовал, как сердце пропустило удар. Он бесшумно подошел к сестре и прежде, чем она успела его заметить, крепко обнял и коснулся губами ее макушки. Простояв так несколько секунд, Бьякуя развернулся и вышел из комнаты в сад. Он не смог сказать «Прости», потому что тогда бы его голос дрожал.
С того дня Бьякуя старался избегать встреч с Рукией и все свое время проводил в саду, сидя под деревом сакуры и пытаясь настроить себя на то, что скоро все равно придется войти в этот кабинет и увидеть Его стол, где с того вечера так и остались лежать незаполненные отчеты, перо с засохшими на нем чернилами и что-нибудь еще.. Не важно даже что, любая вещь будет напоминать ему о Ренджи.
Сегодня был последний день перед этой сумасшедшей пыткой и капитан шестого отряда задержался в саду дольше обычного.
— Нии-сама, вы меня звали?.. – в голосе девушки уже почти не было слышно слез. Почти. Но все же так гораздо лучше, так он сможет спросить, что хотел.
— Да. Рукия… Скажи, Ренджи когда-нибудь давал тебе обещания? – Бьякуя нашел в себе силы взглянуть в лицо сестры и встретить немного удивленный взгляд все еще заплаканных глаз.
— Д-да, нии-сама... Он обещал мне, что…
— Скажи, он сдержал все свои обещания? – Бьякуе показалось, что его голос предательски дрогнул, но Рукия, похоже, этого не заметила.
— Да, нии-сама, сдержал. Все...
— Спасибо. Можешь идти.
Как только девушка, поклонившись, направилась назад в поместье, Кучики закрыл глаза и прошептал в уже сгущающуюся темноту:
— Ксо... Лучше бы я не спрашивал. Теперь я буду тебя ждать. Ты ведь мне пообещал.
Вернувшись в поместье, Рукия устало вздохнула. Ей снова вспомнился тот день, когда ее брат зашел к ней в комнату и крепко обнял. Тогда ей показалось, что он хочет ей что-то сказать, но он просто развернулся и вышел. Глаза девушки снова наполнились слезами. Но теперь уже не только от собственной боли из-за потери. Теперь еще из-за боли брата. Рукия знала Ренджи очень хорошо, ведь они дружили с детства и за это время стали друг другу как брат и сестра. И конечно, она видела, как ее друг страдает, и просила поделиться, чтобы она смогла хоть чем-то ему помочь. Ренджи долго отнекивался, списывая все на усталость и напряженную обстановку, но, в конце-концов, сдался. Они сидели вдвоем на крыше казарм шестого отряда и Ренджи внимательно наблюдал за подругой, глаза и улыбка которой просто светились, когда она рассказывала что-то о мире живых и в особенности о временном шинигами Ичиго. В тот момент он подумал, что, наверное, это ведь так приятно поделиться с кем-то близким тем, что согревает твое сердце. Поколебавшись еще с минуту, Ренджи неуверенно начал:
— Ты знаешь, твой брат... мой капитан, он такой... – Рукия подумала, что сейчас опять услышит жалобную тираду на тему, что нии-сама такой бесчувственный, никогда не похвалит и раньше со службы не отпускает, но что-то в голосе друга заставило ее придержать свой недовольный вздох. А Ренджи, наконец, решился и, выдохнув, продолжил:
— Он такой благородный. Длинные черные волосы… они наверняка похожи на шелк. А кожа белая и словно светится изнутри, как будто он из фарфора сделан, кажется, одно неосторожное движение и разобьешь... В глазах вообще утонуть можно, хотя он так редко смотрит... Какого они цвета? Я видел как минимум три: серые и глубокие как осеннее небо – когда он спокоен; темные, словно тучи перед грозой – когда он готовится к бою; и светло-серые, как будто светятся – когда он смотрит на меня... Как думаешь, это потому, что я его так сильно раздражаю, что он готов пустить в меня молнии?..
Ренджи посмотрел на подругу и запнулся. На него глядели широко распахнутые фиалковые глаза, в которых проносилось слишком много чувств и эмоций, чтобы можно было зацепить хотя бы одно. «Ксо... И зачем я это сказал? Она, наверное, подумала, что я чокнулся... Хотя, так оно и есть...»
— Ренджи... Так ты..? Как же так?.. – Абараи подумал, что сейчас на него посыплются упреки, что он идиот, что ему надо на девушек смотреть, а не на благородного аристократа, который не так давно еще был женат… но, — Почему ты мне раньше не сказал? Бака!
Рукия довольно ощутимо стукнула Ренджи в плечо, а потом обняла и сказала, что он идиот, что столько времени держал это все в себе. Ни одного упрека или насмешки. Ренджи грустно и одновременно благодарно улыбнулся подруге и рассказал все, что у него было на душе. И его сердцу стало легче.
Рукия улыбнулась воспоминаниям и на секунду в ее голове промелькнула мысль, что если бы она тогда знала о своем брате то, что поняла неделю назад, все, возможно, было бы по-другому. Грустно вздохнув, девушка отправилась в свою комнату, там ее ждал Ичиго, который все это время не отходил от нее ни на шаг и крепко обнимал каждый раз как только на ее глазах снова появлялись слезы. И она была ему за это очень благодарна. Особенно сегодня – ведь завтра утром начнется очень тяжелый день.
Первый рабочий день был одним из сотен последовавших за ним таких же — серых, мрачных и словно пропитанных тоской и отчаянием. Кучики на плохо слушающихся ногах зашел в кабинет и, стараясь не смотреть на опустевший стол лейтенанта, прошел к своему и принялся разбирать лежавшие на нем бумаги. Впереди было самое сложное — от него требовался отчет о последней миссии. О последнем сражении, в котором участвовало руководство 6го отряда. О последнем вечере, когда был жив его лейтенант. О последнем разе, когда он был рядом, когда он видел Его глаза. Капитан откладывал этот вопрос до последнего, но, в конце концов, взял чистый лист и начал выводить иероглифы своим каллиграфическим почерком. Бьякуя старался изложить все произошедшее в тот вечер максимально четко, но с минимум подробностей. Это удавалось с трудом, поэтому Кучики пришлось переписывать отчет три раза, сминая предыдущие варианты в комок и отправляя их в мусор. К вечеру отчет был закончен, капитан передал его Рикичи и покинул территорию отряда, не спеша направившись к своему поместью.
То же повторилось на следующий день, и на следующий после него и еще сотню таких же дней все было одинаково: утром в отряд, еще больше прежнего стараясь избегать лишнего общения, вечером — в поместье. Капитан не позволил никому притронуться к столу своего лейтенанта. Даже недописанные отчеты он просто переделал сам, а те, что лежали на столе Ренджи так и не тронул. Спустя несколько месяцев изрядно запыленный стол все так же стоял на месте, и никто уже не пытался его почистить или тем более вынести из кабинета за ненадобностью. Кучики проводил тренировки с отрядом, иногда отправлялся по приказу Со-тайчо на миссии, посещал собрания капитанов, писал отчеты — в общем, вел себя как и подобает капитану отряда, у которого существенно ничего в жизни не изменилось. Но это было только для других. Раз в неделю после службы Бьякуя неизменно уходил из кабинета немного раньше и вместо поместья направлялся к одной из окраин Сейретея, где на высоком холме открывался неповторимый вид на заходящее солнце, окрашивающее небо в до боли режущий глаза красный цвет. Бьякуя поднимался на холм и, подойдя к краю, останавливался у небольшой насыпи, над которой возвышался деревянный столб со скромной надписью "Абараи Ренджи, лейтенант 6го отряда Готей-13". Ниже у основания столба, в том месте, где он углублялся в землю, стояла маленькая деревяшка, на которой искусно было вырезано цветущее дерево сакуры с наполовину опавшими лепестками. Бьякуя помнил, как в первый день, когда он вернулся на службу, после написания самого сложного отчета в его жизни, он вышел из казарм своего отряда и направился в сторону поместья. Но на половине пути он резко развернулся и ноги сами понесли его к двери дома лейтенанта, в которую он столько раз хотел ворваться, но так этого и не сделал. Остановившись на минуту у порога, Кучики глубоко вздохнул и вошел внутрь. Как только он переступил порог, ему в голову сразу ударил до боли знакомый запах. Не справившись с нахлынувшими чувствами, Бьякуя пошатнулся и облокотился на косяк. Усилием воли заставив себя собраться, капитан шагнул внутрь комнаты. На улице еще было светло, поэтому свет он включать не стал, чтобы не привлекать ненужного внимания. Сейчас он больше чем когда-либо хотел остаться один. Бьякуя оглядел комнату, он никогда раньше здесь не был. В помещении не было ничего лишнего: стол у окна, перед ним стул, небольшой диван у стены, приоткрытый шкаф, дверь в ванную, проход на кухню и еще один — в спальню. Поколебавшись, Кучики двинулся в последнюю. Зайдя в комнату, первое, что он увидел — разложенный на полу футон со смятыми на нем простынями. "Наверное, как всегда опаздывал," — грустно улыбнулся Бьякуя. Его взгляд заскользил по полкам на стене, где располагалось множество разношерстных предметов — от каких-то потрепанных книг и цветастых журналов, наверняка притащенных с грунта, до непонятных баночек, фигурок и какой-то совсем уж странной вещи — на одной из полок, облокоченная на стену, стояла деревянная рамка, в которой красовались два до безобразия счастливых лица, улыбающиеся во все 32 и словно совершенно не задумывающихся о том, что может быть как-то по-другому, чем так, когда они радостно застыли в дружеских объятиях. Одно из лиц принадлежало хозяину комнаты, а другое, естественно, Рукии. Кучики подошел ближе и рассмотрел странный предмет — это не была картина, это было что-то совершенно другое, слишком четкое. На заднем плане он разглядел высокие здания с множеством окон в них и понял что это очередная контрабанда из Генсея. Немного подумав, Кучики взял рамку и сунул ее куда-то под свое хаори. Завтра он отдаст ее Рукии. Слегка дрожащими пальцами проведя по другим полкам и некоторым вещам на них, капитан уже собрался уходить, как вдруг заметил в центре всего этого хаоса небольшую дощечку с вырезанным на ней рисунком. Взяв деревяшку в руки, Бьякуя подумал, что где-то ее уже видел, но где вспомнить так и не смог. Ее он тоже забрал, чтобы потом отнести на могилу лейтенанту. Ведь раз она стояла на самом видном месте и помимо рамки только с нее была стерта пыль, значит, эта вещь была очень важна для Ренджи и он ее ему вернет. Для себя Бьякуя не взял ничего — он хотел помнить человека, а не его вещи.
Так проходила неделя за неделей, месяц за месяцем. Рукия все больше времени проводила в мире живых с Ичиго и его семьей. Бьякуя и не думал ее задерживать, он слишком хорошо понимал, как в такое время нужно, чтобы рядом был близкий и дорогой человек. Тем не менее, он видел, что Рукия чувствует свою вину, оставляя его одного и поэтому в очередной раз, когда она пришла просить разрешения отправиться на грунт, он очень серьезно посмотрел на нее и, стараясь придать своему голосу хоть немного мягкости, сказал:
— Рукия, многие расстроены из-за его смерти. Если тебе становится легче рядом с этим временным шинигами, значит, будь рядом с ним. Мне твое присутствие не требуется.
Девушка печально посмотрела на своего брата, затем поблагодарила его, поклонилась и вышла.
* * *
Когда прошел почти год, Куросаки Ичиго неожиданно появился на пороге кабинета капитана 6го отряда.
— Доброе утро... Кучики-сан...
От такого официального обращения из уст рыжего риоки капитана чуть не передернуло, но, естественно, это никак не отразилось на его лице и ледяном взгляде, который он поднял на своего неожиданного гостя.
— Чем могу помочь, Куросаки Ичиго?
Парень немного занервничал и, подойдя ближе к столу капитана, шумно втянул воздух и на одном дыхании выдал:
— Кучики—сан, я пришел просить руки вашей сестры Кучики Рукии! Я ее очень люблю и уверен, что мои чувства взаимны! Прошу вас благословить наш брак! — от переизбытка эмоций Ичиго почти кричал на своего будущего родственника, но закончив явно долго репетируемую речь, склонился в поклоне, с нервной дрожью в руках ожидая ответа аристократа.
Кучики удивленно смотрел на склонившуюся перед ним рыжую макушку и тайно радовался тому, что ее обладатель сейчас не видит выражения его лица. Конечно, все в Сейретее знали об отношениях его сестры и временного шинигами, сплетни ходили от отряда к отряду, с каждым разом обрастая непонятно откуда взявшимися подробностями. Бьякуя не обращал на это внимания, потому что... потому что он вообще последний год практически ни на что не обращал внимания. Тем не менее, сейчас одна из причин этих сплетен стояла прямо перед ним, согнувшись в уважительном поклоне и ожидая его решения своей дальнейшей судьбы. По непонятной причине боль подкатила к сердцу капитана, и он понял, что если не ответит прямо сейчас, то уже не сможет этого сделать никогда.
— Куросаки Ичиго. Если моя сестра действительно разделяет твои чувства и ты единственный, кто способен сделать ее счастливой, я не собираюсь препятствовать вашему браку. — Ичиго еле заметно облегченно выдохнул и собирался уже разогнуться, чтобы поблагодарить капитана, но тот ледяным тоном продолжил дальше. — У меня есть только одно условие. Я не могу позволить Рукии покинуть клан Кучики, поэтому тебе придется присоединиться к нему.
Куросаки, не ожидавший такого поворота, резко поднял голову и встретился взглядом с темными глазами цвета грозового неба. На размышления у него ушло не больше пары секунд:
— Хорошо, Кучики-сан. Я согласен, — сейчас Ичиго было совершенно все равно, какие от него требуют условия, он хотел только одного — чтобы Рукия стала его женой, чтобы они всегда были рядом друг с другом и могли дарить свое тепло и делиться своим счастьем с другими. Понял он это очень четко еще год назад и сейчас был готов на все лишь бы сделать любимого человека счастливым. Потому что стоявший перед ним в своем белом хаори капитан сам того не зная очень многим показал, что если твое сердце переполняет какое-то светлое чувство и оно тянется к другому такому же сердцу, об этом нужно обязательно рассказать. И неважно — ответят тебе взаимностью или нет, но только так ты никогда не пожалеешь о том, что не успел согреть своим теплом навсегда ушедшую душу.
Куросаки еще раз поклонился и, развернувшись, вышел из кабинета капитана, только за дверью позволив счастливой улыбке расплыться на его лице.
Бьякуя вернулся к своему стулу, и устало опустился на него. Он почувствовал, как боль с новой силой сжимает сердце, подгоняемая воспоминаниями, которые так и не стерлись из памяти и даже не побледнели, хотя прошел уже почти год. Кучики слегка вздохнул и положил левую ладонь на свою правую руку, ощутив под рукавом косде повязанную на руку ткань. На ней была черной тушью выведена цифра 6, которую переплетали давно засохшие и размазанные капли крови.
— Я жду тебя. Я всегда буду ждать. Только вернись... как обещал.
* * *
— Как мы его назовем? — спросил мужчина, глядя на уставшую девушку прижимающую к груди маленький, еле шевелящийся комочек.
— Не знаю, я еще не придумала. А ты? — ответила та, не отрывая взгляда от свертка в своих руках.
— Может... Ренджи? Мне кажется, ему подойдет, — мужчина наклонился поцеловать свою жену и снова взглянул на новорожденного младенца с ярко-красными волосами. Младенец самодовольно улыбался, словно был рад тому, что наконец-то родился. Снова.
Ренджи сидел на полу в своей комнате перед коробкой забитой всякой всячиной, накопившейся у него за 17 лет жизни в Каракуре. Каждая вещица была связана с каким-то воспоминанием из его детства. Вот, например, его первый пояс по карате. Ему тогда было всего лет 6 – слишком маленький для такого вида спорта, но его взяли. Потому что не смотря на свой возраст и отсутствие какого-либо опыта, у него было очень хорошее чутье и невероятная скорость. Когда однажды во дворе его хотели поколотить старшие мальчишки из-за необычного цвета волос, он уворачивался от ударов с такой легкостью, что и сам не понимал, что с ним такое. После этого он попросил своих родителей отвести его в школу карате и записать в секцию – после пробного боя, на котором тренер рассчитывал доказать Ренджи, что он еще маленький, парень быстро завалил его лучшего ученика. Через полгода он и получил свой первый пояс. Абараи усмехнулся и отложил его в небольшую кучку, где лежали вещи, которые он собирался взять с собой – завтра Ренджи переезжал в съемную квартиру ближе к университету, в который он с некоторыми трудностями, но все же поступил после окончания школы.
Дальше в руки Ренджи попался потертый кожаный ошейник. Абараи нежно его погладил и грустно улыбнулся. На десятилетие родители подарили ему щенка, это была белая хаска с четкими и резкими черными полосками на морде и спине. Когда у мальчика спросили как он назовет собаку, Ренджи задумавшись только на секунду, ответил – Забимару. На вопросительные взгляды родителей он просто пожал плечами и сказал, что это первое, что пришло ему в голову. Вскоре пес вырос и везде следовал за своим хозяином по пятам, не давая его в обиду. А желающие находились регулярно – необычный цвет волос, странная для такого города собака с еще более странной кличкой. Но было и кое-что еще. Будучи еще совсем маленьким Ренджи начал видеть то, что не видели другие. Сначала это были просто маленькие дети и взрослые со странными цепями в груди – их он не боялся, скорее, наоборот, – они всегда были очень грустными и мальчик даже иногда с ними разговаривал. Но однажды, возвращаясь домой после прогулки с любимым псом, Ренджи увидел перед собой что-то большое и черное со странной белой маской и несколькими парами лап. Чудовище двигалось прямо на него и громко рычало. Мальчик начал пятиться и, споткнувшись о камень, упал на асфальт. От страха Ренджи зажмурил глаза и инстинктивно закрылся рукой. Но так как спустя несколько секунд ничего не произошло, парень неуверенно открыл один глаз, а потом и второй. Вместо страшного чудовища он увидел перед собой черный пепел, быстро растворяющийся в словно заряженном перед грозой воздухе, и черного кота, который, как показалось Ренджи, внимательно на него смотрел. Но разве могут коты смотреть внимательно? В реальность его вернул Забимару, резко бросившийся за котом, который мигом испарился за забором. С тех пор Ренджи видел этого кота довольно часто и у него чуть не развилась паранойя, что его преследует четвероногое животное. Но в то же время вокруг него начало происходить слишком много странных вещей, чтобы обращать внимание на какого-то кота. Сначала эти черные чудовища начали появляться чуть ли не каждый день, но они все время рассыпались перед ним в пепел, словно их кто-то сжигал в самый последний момент. Однажды Ренджи даже показалось, что он увидел какого-то человека с длинными черными волосами в странной одежде и длинной белой накидке без рукавов с цифрой 6 на спине. Он видел его только мельком и со спины, но почему-то какое-то странное чувство, что это уже где-то было заставило его сохранить это воспоминание в своем сердце без всяких напоминаний в коробке. А потом произошла вообще очень странная вещь, но после этого черных чудовищ он практически больше не видел. Возвращаясь после очередной тренировки домой, Ренджи увидел маленького мальчика с цепью в груди. Устало вздохнув, парень направился к нему, натянув на лицо подобие улыбки – Ренджи знал, что такие встречи всегда заканчиваются очень грустным рассказом или попросту слезами.
— Йо, парнишка! Ты чего такой грустный? Случилось что? – вопреки ожиданиям Ренджи, мальчик улыбнулся и сам сделал несколько шагов ему навстречу. Остановившись перед красноволосым парнем, мальчик протянул ему кулачок и спросил:
— Ты хочешь мне помочь?
— Эм... Конечно, хочу... А что мне надо сделать? – Ренджи немного опешил от такого вопроса, но помочь мальчику он действительно хотел. Он вообще всем этим призракам помочь хотел, но просто не знал как.
Мальчик улыбнулся еще шире и разжал ладошку, в которой оказалось что-то смутно напоминающее браслет:
— Мне сказали, что если ты наденешь этот браслет, то я смогу отправиться туда, где встречу своих родных. Только тебе нельзя его снимать, никогда!
Ренджи удивленно переводил взгляд с парня на лежащий на его раскрытой ладони браслет.
— Кто тебе это сказал?
— Какой-то мужчина с веером и в полосатой панамке... – мальчик пожал плечами, ему было все равно кто и что сказал, но если это правда ему поможет, то он был готов поверить хоть Санте Клаусу, появись он здесь посреди лета. Ренджи увидел в глазах мальчика эту бескрайнюю надежду и отбросив все сомнения потянулся за браслетом.
— Только пообещай мне, что никогда его не снимешь!!! Даже через сто лет! – мальчик снова сжал кулачок, перекрывая доступ ренджиным пальцам к странной штуковине.
— Столько не живут... Хорошо, я обещаю! Честно!
Мальчик снова уверенно улыбнулся и, наконец, отдал браслет Ренджи, который тут же натянул его на правую руку и закрепил замысловатую застежку. В принципе, браслет ему даже понравился и, улыбнувшись, парень спросил:
— А теперь что? Когда ты отправишься… куда-то туда?
— Теперь тебе надо идти, а то мужчина в панамке не сможет ничего сделать! Только смотри – ты мне обещал!
— Да понял я! Ладно, я пошел, но если завтра увижу тебя снова, то браслет сниму, а тому панамочнику наваляю за то, что детей обманывает! – Ренджи потрепал мальчика по волосам, развернулся и, не спеша, пошел к дому уже даже привыкнув к странной штуковине на руке. Того мальчика он больше не видел, как и черных чудовищ, которые раньше появлялись перед ним чуть ли не каждый день.
Абараи закончил разбирать вещи когда на улице уже стемнело. Устало зевнув, он разделся и залез в кровать, не забыв открыть окно. Поворочавшись пару минут, Ренджи крепко уснул. Конечно, он не заметил человека за окном. Того самого, чью спину он однажды видел после того как очередное чудовище рассыпалось пеплом.
* * *
Черный кот на мягких подушечках лап неслышно подошел к мужчине в зеленом хаори и полосатой панамке.
— Киске, я его нашла.
Мужчина расплылся в улыбке, но быстро спрятал ее за раскрытым веером.
— Яре-яре, Йоруичи-сан! Такие новости надо сообщать гораздо радостнее! – Урахара по-глупому замахал на кота веером и снова лукаво улыбнулся. — Значит, нам сегодня срочно надо навестить Куросаки-тайчо в Обществе душ.
— Бака, когда ты уже привыкнешь, он уже 10 лет как Кучики-тайчо!
— Но тогда их легко спутать, Йоруичи-сан! А нам это ни к чему..
- Это детектив. ...Страшно ли? Да, иногда бывает и страшно. В основном, пугает то, как паршиво написано.
Название: Вернуться, чтобы услышать Автор: Neko-daiko Рейтинг: R Пейринг: Ренджи/Бьякуя Жанры: Романтика, Ангст, Флафф, POV Предупреждения: Смерть персонажа Размер: Макси (130 стр) Статус: Завершен (в процессе выкладки) Дисклаймер: Персонажи и мир Кубо
— Абараи, сзади! — капитан шестого отряда заметил тень за спиной своего лейтенанта, хотя и сам сейчас был занят наступающим на него пустым. Он всегда замечал все, что могло повредить его подчиненным, коллегам, близким.. Но с лейтенантом было по-другому. Что касается его, капитан замечал не только потенциальную опасность, но и много того, что другим могло показаться мелочью, не стоящей ни малейшего внимания. Когда они находились в кабинете, Кучики замечал, как его лейтенант непроизвольно разминает затекшую от долго сидения над извечными отчетами шею. При этом мышцы его напрягались, а если на улице стояла жара, то можно было даже заметить капельку пота, которая скатывалась от уха по напряженным мышцам и скрывалась где-то за воротом лейтенантского косодэ. В такие моменты Кучики завидовал этой капле, ведь она продолжала свой путь по мускулистому телу Ренджи и скатывалась все дальше на плечо, накачанную спину, по пояснице... Капитан мысленно одергивал себя от таких неподобающих мыслей. Пока неподобающих. Когда он вечером вернется в свое поместье и останется один в своей комнате за задвинутыми сёдзи, ляжет на футон и уткнется лицом в подушку, пахнущую свежестью и какими-то цветами, он сможет позволить себе любые мысли о своем лейтенанте. Возможно, он даже неосознанно простонет его имя в подушку перед тем как провалиться в сон, где его тоже будет ждать неуловимое красное пятно как в дымке и замысловатые черные узоры, так настойчиво напоминающие Его татуировки... Кучики замечал, как Абараи открыто смеется, когда разговаривает со своими друзьями. Их у него было, пожалуй, слишком много. Хотя, чего еще ожидать от такого энергичного парня. Офицеры 11го отряда, Мацумото Рангику, Шухей, Кира, теперь еще этот рыжий риока и Рукия. Ей Бьякуя завидовал больше всех. Она была его названной сестрой и при этом имела больше, чем сам Кучики со всеми его поместьями, библиотеками, слугами... Он часто думал о том, что отдал бы все это не задумываясь, чтобы поменяться с ней местами. Ведь она так много времени проводила с Ренджи. Она могла видеть его улыбку каждый день, разговаривать, смеяться и даже прикасаться к нему. Он себе такого позволить не мог. Все эти мелочи, которые Бьякуя замечал, в конце концов, переросли в давящую боль где-то внутри. И Кучики ничего не мог с ней поделать. Иногда, особенно по ночам, когда он лежал один в своей постели и слегка дрожал от холода, хотя все остальные жители Сейретея изнывали от жары, ему становилось настолько плохо, что он был готов сорваться, прийти к лейтенанту и сжать его в своих объятиях, чтобы больше никогда не отпускать. Готов только мысленно. Он знал, что никогда этого не сделает, ведь он – Кучики Бьякуя. И дело было даже не в гордости и чести клана, не в том, что он должен был внешне для всех оставаться безразличным, бесчувственным капитаном, хотя все это тоже сдерживало его в определенной мере. Дело было в том, что Бьякуя не мог себе позволить потерять такого дорогого для него человека. Ведь даже признайся он в своих... чувствах? – никто даже не верит, что они у него есть – даже тогда он мог получить отказ и навсегда потерять надежду быть рядом с этим красноволосым ураганом, будоражившим его когда-то холодное и безразличное ко всему сердце. А в том, что Бьякуя получит отказ, он практически не сомневался. Точнее, он сам себя в этом упорно убеждал каждый день, потому что иначе, если в его сердце появится хоть крупица надежды, он уже не сможет себя сдержать. Поэтому, чтобы эти крупицы ни в коем случае не появились, Кучики старался держаться подальше от Ренджи, при этом, не упуская ни малейшей возможности провести время вместе – на тренировках, заданиях, в кабинете, задержав его под предлогом необходимости закончить отчеты. А отстранялся Бьякуя как всегда своей холодностью. Тут ему было на руку их служебное положение – он капитан, а Ренджи его лейтенант, здесь необходимо соблюдать субординацию. Это давало Кучики возможность заговаривать с Абараи только по делу, что избавляло его от необходимости скрывать так некстати могущую вкрасться в его голос нежность за ледяным тоном. Никаких похвал, никаких поощрений, на любое приглашение, сделанное, несомненно, лишь из вежливости, присоединиться к отмечанию Нового Года, дня рождения, цветения сакуры и ками знает чего еще – только холодное, безразличное «нет», так больно режущее душу, ведь хочется сказать «да!», чтобы лишнее время побыть рядом. Единственное, что позволял себе капитан в те дни, когда ему становилось совсем невыносимо в своем собственном одиночестве, это, проходя мимо лейтенанта, незаметно коснутся своими дрожащими пальцами формы Ренджи и чуть сильнее, чем необходимо втянуть носом воздух, чтобы почувствовать запах его такого манящего тела. Почувствовать и запомнить до следующего раза, когда он снова сможет позволить себе такую слабость, потому что боль в сердце становится настолько невыносимой, что темнеет в глазах, а в голове появляется туман.
* * *
В этот раз адская бабочка прилетела совсем неожиданно, уже под конец рабочего дня. Подставив палец, чтобы выслушать сообщение, Кучики немного нахмурился. Его с лейтенантом срочно отправляли в один из дальних районов Руконгая, где непонятно откуда появилось несколько крупных пустых, и они уже успели убить немалое количество местных жителей. Члены разведки тоже были ранены, поэтому информация немного запоздала. Конечно, появление в Руконгае пустых – новость сама по себе не очень приятная, но Бьякуя был рад, что он сможет провести больше времени со своим лейтенантом, пусть даже и на задании.
— Абараи-фукутайчо, собирайтесь. Мы отправляемся в 67-ой район Руконгая, разведка обнаружила там сильных пустых, их надо уничтожить.
— Хай! – «Черт! Уже же почти вечер! Что за невезенье?..». Ренджи поднялся из-за стола, взял Забимару и поспешил за капитаном к выходу. Абараи подраться всегда был не прочь, но сегодня у лейтенанта на вечер были немного другие планы. Его позвала Мацумото, известно зачем, и Ренджи собирался хорошенько напиться и потом снова жаловаться своей подушке на жизнь и, в основном, на то, что его капитан по прошествии стольких лет его все так же игнорирует. А он ведь из кожи вон лез, лишь бы тот его заметил! Но куда там, похвалы не дождешься – ты же лейтенант, так что это твоя работа – быть сильным, защищать слабых и стремиться стать еще сильнее. Даже банкай не помог! Хотя, Ренджи очень хорошо помнил лицо своего капитана, на мгновение озарившееся удивлением, когда он впервые призвал свой банкай. Этого лица он никогда не забудет, ведь оно выражало чувства. Не совсем те, которые хотел бы увидеть Ренджи, но все же. Пусть его потом чуть в капусту не порезали, но оно того стоило. Еще Ренджи помнил день после ухода Айзена, когда сидя рядом с капитаном в палате четвертого отряда и стругая какую-то деревяшку, он всем телом ощущал, что Кучики чувствует себя виноватым. И когда капитан заговорил с ним, Ренджи даже показалось, что он уловил в его голосе тень боли и сожаления. Потом Абараи выстрогал из той деревяшки дерево сакуры с наполовину опавшими лепестками, как напоминание о том, что все в любой момент может измениться и тогда можно увидеть то, что обычно скрыто – будь то грубый ствол черного дерева под обманчиво нежными лепестками розовых цветов, или целый ворох чувств, переживаний, страданий и даже боли под непроницаемой маской спокойствия и безразличия. Хотя он этого и так никогда бы не забыл, слишком дороги сердцу были эти несколько моментов, когда он видел настоящего Бьякую, и он хранил их в своей душе, все время надеясь, что со временем их станет больше.