Название: "Танец на лезвии"
Автор: gaarik
Бета: моя совесть
Пейринг: ГинРукия, на заднем плане мелькают УльХиме и Гримм с Ичиго (намёками), + остальные.
Жанр: нечто фэнтэзийно-флаффное, AU, гет
Рейтинг: пока PG-13, возможно, и до R дорастёт
Размер: предполагается средний
Статус: в процессе
Фендом: Bleach
Дисклеймер: отказ от прав
Предупреждение: обоснуй здесь и рядом не стоял.
Аффтор ещё не пересмотрел то, что нужно было, прежде чем начинать писать хотя бы флэшбэк, соответственно, всё по памяти, а она у меня дырявая.
И ещё кое-что — т.к. пейринг для меня новый, ООС неизбежен. Прошу считаться с этим.
От автора: каюсь, в первой главе меня конкретно затянуло в ботанику и ландшафтный дизайн, так что считайте, что это отмаза.
Поймай меня, если сможешь,
Узнай меня, если хочешь.
Полюби, если осмелишься...
Узнай меня, если хочешь.
Полюби, если осмелишься...
Если что, я предупреждала)
Пролог.
Мерзкая, зелёная жидкость холодит кожу, стекает тягучими каплями, мокрая одежда липнет к телу смесью крови и слизи. Где-то рядом бьётся в агонии тело Девятки, и по залу разносятся сиплые, завывающие стенания умирающей твари. Третий танец. Кайен-доно не мог знать этого — она овладела им уже после его смерти. И это спасло обоих. Проклятье. Но сейчас это не важно, уже не важно — она победила — его, свой страх, себя. Девушка силится вдохнуть, но пробитое трезубцем лёгкое отзывается булькающим хрипом, и рот тут же наполняется вязким, солоноватым, когда она измученно кашляет; с губ стекает тёмно-красная струйка крови. Боли нет, только странное, неживое онемение. И холод, подступающий и опутывающий со всех сторон неизбежно-пугающим коконом скорой смерти. Он сковывает, замедляет пульс, жадно впитывая вместе с кровью уходящую жизнь. Нечем дышать... и невозможно вздохнуть. Как мало нужно смерти, чтобы сломать, забрав с собой в пустоту, чужую жизнь! Как хрупко человеческое тело, простая оболочка для души... Веки тяжелеют и опускаются, скрывая пляшущие ало-рыжие отсветы, голова обессиленно откидывается на пол, рукоять занпакто выскальзывает из ослабевших пальцев... "Это... конец..." Последние отблески сознания ещё цепляются за настоящее, но времени больше нет. "Всё..."
И тут что-то меняется.
Она чувствует тепло. Совсем рядом, кажется, протяни руку — и дотронешься, вот только сил уже нет. Ничего нет. Становится всё теплее и теплее, и затем чьи-то руки осторожно приподнимают её и прижимают к себе, почти обжигая прикосновением. Тело приятно покалывает, и сквозь слипшиеся от слёз веки она видит зеленоватое сияние — сгусток света мерцает над грудью, забирая с собой самые серьёзные повреждения. Она пытается разглядеть склонившегося над ней, но перед глазами пляшут цветовые пятна, и до слуха доносится только торопливый, горячий шёпот:
- Не всё так просто, Рукия-чан. Игра ещё не закончена, и мы ещё сыграем свои роли.
С губ слетает тихий всхлип.
- И-ичиго?
Держащий её чуть вздрагивает, прежде чем снова поднять и опустить её на пол, но теперь дышать уже гораздо легче.
- Увы, но нет. — В голосе чувствуется лёгкая горечь разочарования, когда он разворачивается и уходит, бросив через плечо: — До встречи, Рукия-ча~ан.
Шаги постепенно стихают, и она, всё ещё ощущая на себе греющее тепло прикосновений, вновь погружается в глубокое забытье, из которого её вскоре выводят взволнованный голос Ханатаро и, спокойный и уверенный — Бьякуи.
И лишь позже, много позже она осознала, кому тогда принадлежал этот голос.
"Ичимару. Зачем ты помог мне?"
И тут что-то меняется.
Она чувствует тепло. Совсем рядом, кажется, протяни руку — и дотронешься, вот только сил уже нет. Ничего нет. Становится всё теплее и теплее, и затем чьи-то руки осторожно приподнимают её и прижимают к себе, почти обжигая прикосновением. Тело приятно покалывает, и сквозь слипшиеся от слёз веки она видит зеленоватое сияние — сгусток света мерцает над грудью, забирая с собой самые серьёзные повреждения. Она пытается разглядеть склонившегося над ней, но перед глазами пляшут цветовые пятна, и до слуха доносится только торопливый, горячий шёпот:
- Не всё так просто, Рукия-чан. Игра ещё не закончена, и мы ещё сыграем свои роли.
С губ слетает тихий всхлип.
- И-ичиго?
Держащий её чуть вздрагивает, прежде чем снова поднять и опустить её на пол, но теперь дышать уже гораздо легче.
- Увы, но нет. — В голосе чувствуется лёгкая горечь разочарования, когда он разворачивается и уходит, бросив через плечо: — До встречи, Рукия-ча~ан.
Шаги постепенно стихают, и она, всё ещё ощущая на себе греющее тепло прикосновений, вновь погружается в глубокое забытье, из которого её вскоре выводят взволнованный голос Ханатаро и, спокойный и уверенный — Бьякуи.
И лишь позже, много позже она осознала, кому тогда принадлежал этот голос.
"Ичимару. Зачем ты помог мне?"
Глава первая.
«Край солнца погружается в волну,
И звёзды торопятся появиться…
Вдруг разом наступает темнота;
Уносится вдаль шорохом за море
Крик призрака, как отдалённый лай…»
Самуэль Тейлор Колридж. «Эолова арфа».
И звёзды торопятся появиться…
Вдруг разом наступает темнота;
Уносится вдаль шорохом за море
Крик призрака, как отдалённый лай…»
Самуэль Тейлор Колридж. «Эолова арфа».
День подходил к концу, и постепенно сгущающиеся сумерки спускались на город, окрашивая крыши и верхушки деревьев золотисто-розовым светом заходящего солнца. Кое-где уже зажглись первые фонари, расцвечивая улицы оранжевыми, перемигивающимися друг с другом огоньками. Вечер принёс с собой лёгкую прохладу, и Рукия спешно набросила на плечи взятую с собой кофту. На ближайшей улице с тихим гудением включился фонарь, освещая асфальт кругом тусклого света. Интересно, а почему в городах всегда жёлтые или белые фонари? Будь они зелёными, или, например, синими, было бы куда загадочней. Рукия усмехнулась, поняв, что начинает думать, как Орихиме – кто-кто, а уж Иноэ уж точно была бы в восторге от подобной «таинственности» зелёных огоньков – с недавних пор зелёный стал для неё особенным цветом. Ха, ещё бы кто-то в этом сомневался! Ведь, если у тебя есть парень, от цвета глаз которого померк бы самый чистый изумруд, это и не удивительно. Девушка хмыкнула – хоть кто-то нашёл свою «вторую половинку», а ведь раньше никто из них, включая её, не верил, что такое вообще возможно. Ичиго, помнится, тогда громче всех кричал, что у неё с Улькиоррой не может быть ничего общего, пока однажды не увидел Орихиме с арранкаром на скамейке в парке, занятых исключительно обществом друг друга. Воистину, любовь побеждает всё. Под впечатлением чужого счастья Куросаки сник, но депресняк длился недолго – ровно до того момента, как в Мир Живых в очередной раз не наведался Гриммджо.… После нескольких стычек и последствий этих «встреч», расхлёбывать которые пришлось почему-то именно ей, горевшей праведным гневом Кучики удалось с лихвой накостылять обоим – не только за пару покорёженных крыш, но и за прерванный раньше времени отдых в Сейрейтее. На созванном по случаю «торжественного» возращения «блудного кошака» собрании у Урахары и в Обществе Душ было решено передать излишне эмоционального арранкара под ответственность не менее эмоционального временного недошинигами, и, почему-то, под её тоже. Правда, с условием, что «выяснять отношения» они впредь должны только в подвале Урахары, что не могло не радовать. Наверное, для того, чтобы она периодически вправляла мозги обоим драчунам, чем, надо сказать, не преминула с удовольствием воспользоваться при первом же удобном случае. Вспомнив об Ичиго и Джаггерджеке, девушка не смогла сдержать лёгкой улыбки – настолько забавно они смотрелись вместе. Занятая этими мыслями, она не сразу заметила, что закат ужё давно догорел, оставляя после себя лишь слабо розовеющую полоску на горизонте. Возвращаться домой и видеть Ичиго не хотелось, и Рукия решительно повернулась в сторону городского парка.
Когда она добралась до него, солнце уже полностью село, оставляя после себя лишь розоватую полоску на горизонте, и окутывая дома призрачно-сиреневой дымкой поздних сумерек, а на светло-синем небе уже высыпали первые искорки звёзд. Парк был закрыт, но когда это её останавливало? Легко проскользнув между прутьями кованой ограды, Рукия не спеша двинулась вперёд, по покрытой росой траве. Спустя несколько минут ходьбы она вышла на дорожку, ведущую на опушку; гравий тихо хрустел под ногами. Кучики огляделась – где-то вдалеке, почти скрытые кронами деревьев, виднелись, освещённые тускло-рыжим заревом от фонарей крыши домов и жёлтые квадратики окон многоэтажек, и тишину нарушали только приглушённый гул проезжающих машин да звонкое, не прекращающееся стрекотание цикад.
Здесь же царила бархатная тьма, и лишь кое-где под деревьями горели светлячки фонариков, тёплым золотистым сиянием привлекая танцевавших вокруг бражников и мотыльков. Подсвеченные снизу раскидистые кроны деревьев с дуговидно поникающими ветвями смотрелись изумительно красиво. Рукия приблизилась к одной такой композиции, зачарованная фантастической игрой света и тени. Мелкие, резные листочки клёнов, густо покрывающие ветки, ажурным зонтиком переплетались над головой, а их гибкие, кручёные временем стволы резко очерчивались росшими внизу острыми линиями ирисов и изящными, хрупкими метёлками злаков. Листва глушила отзвуки города, и тишину парка нарушали лишь редкие трели ночных птиц да мерный стук содзу.* Неподалёку едва слышно плескалась вода и, вдоволь налюбовавшись на цветник, девушка двинулась в сторону звука, вскоре дойдя до ручейка, затейливо извивающегося между каменистых берегов, сплошь покрытых мягкими шапками зелёного мха. Через ручей дугой был перекинут деревянный мостик, а над ним, теряясь в ажурной листве бамбука, ярко светил одинокий фонарь на высокой, витиеватой ножке. Пышные куртины папоротников между валунов едва касались воды, а над ними невесомым облачком кружились белоснежные соцветия гипсофилы и порхали голубые бабочки ирисов. Лёгкий аромат цветущих азалий и более терпкий – лилейников, – кружил голову, дополняя волшебную картину этого поистине райского уголка. Рукия стояла, заворожённо наблюдая за хороводом ночных бабочек в круге света; мимо с мягким гудением пролетали опыляющие цветы толстенькие бражники. И здесь же проходила граница, отделяющая одну часть парка от другой, где ещё не проводилась реконструкция территории. На другом берегу дорожка обрывалась, превращаясь в полузаросшую травой тропинку, ведущую в заросли бамбука, где заманчиво перемигивались разноцветными огоньками светлячки. Не долго думая, девушка перебежала через мостик и остановилась, внезапно ощутив сзади лёгкое движение воздуха. Медленно повернулась – но кустарник оставался по-прежнему неподвижен. Рукия фыркнула – кто бы там не был, плотная листва надёжно укрывала от людских глаз, а соваться в самую гущу веток в поисках неизвестно кого ей не хотелось. И, пожав плечами, она, не колебаясь, вступила под сень бамбука, с тихим шелестом сомкнувшегося за спиной, и открывшего путь под арчатым сводом пьяняще-свежей зелени.
Вскоре, сквозь заметно поредевшие стволы деревьев впереди что-то заблестело, и, ускорив шаг, девушка вышла к небольшому, заросшему тростником и осокой озеру. Очевидно, ранее оно было округлой формы, но время и травы сделали своё дело, и теперь прежние границы угадывались лишь по вступающим кое-где вглубь полосам светлого песка. «Странно, я и не знала, что здесь есть озеро», - подумала девушка, - «надо будет спросить об этом у Ичиго». Не было ни облачка, и высоко в небе властвовала полная луна, призрачной белизной отражаясь в глубине озера. Гладь воды казалась почти неподвижной и напоминала жидкое стекло, на котором серебристыми бликами переливался льющийся сверху свет. Деревья плотно обступали водоём, и некоторые из них, с возрастом изогнувшись, росли очень низко над водой, едва не касаясь её стволами. Слева тихо шелестела листва бамбуковой рощи, постепенно переходящая в высокую чащу тростника и рогоза. Кучики посмотрела по ноги – вниз вёл крутой откос, пляж был диким, то тут, то там валялись прибитые к берегу ветки и сучья, недалеко зловеще чернел выворотень; на его мёртвых, гнилых корнях чуть колыхались ленты водорослей, пахло мхом и тиной. По сравнению с ухоженным парком это место больше походило на совершенно другой мир, как будто кто-то взял и «отрезал» кусок благоустроенной территории, оставив вместо неё этот запущенный уголок.
Постояв ещё немного, девушка двинулась вдоль берега, с любопытством разглядывая деревья – помимо склоняющихся к самой поверхности воды, тут встречались ещё и необычные, с многократно раздваивающимися стволами и ветками, и наоборот, сросшиеся друг с другом, как сиамские близнецы. Их скрученные практически в клубок, оголённые из-за размытого грунта узловатые корни винтом уходили вглубь, опутывая землю змеиными щупальцами старой древесины. Выбрав дерево, ствол которого плавно изгибался над поверхностью воды подобно букве «S», Рукия вскарабкалась на него и, добравшись до развилки, села, удобно опираясь спиной о ветку.
Уже совсем стемнело, и лишь яркий ореол луны резко выделялся на тёмно-синем, уже почти чёрном, фоне ночного неба. Вокруг неясно чернели окружающие озеро деревья, их верхушки слабо фосфорицировали в темноте. Призрачный свет лился сверху, размывая границу воды с берегом, резко очерчивая контраст играющих на светлом песке теней. Дул прохладный ветерок, с лёгким шорохом тёрлись друг о друга листья и ветки; над самой гладью, едва не касаясь крыльями воды, плясали летучие мыши и охотящиеся за ними совы, тихим свистом перекликающиеся между собой. Мерный плеск успокаивал, вытесняя из головы ненужные сейчас мысли – чтобы можно было ни о чём не думать, просто наслаждаясь течением времени. И, убаюканная умировотворяющей тишиной, Рукия сама не заметила, как уснула…
… В зыбком, просачивающемся сквозь листву свете луны она казалась такой доверчиво-наивной и в то же время целомудренной, хрупкой и сильной, что впору было удивиться такому сочетанию. Его нечасто можно было заинтересовать чем-либо, но ей это удалось сполна. Легко, словно невзначай, она случайно вошла в его жизнь и крепко запала в душу. При их первой встрече она была в замешательстве, при второй – почувствовала неприязнь и страх, а в третий раз – почти ненависть. Его забавляли её попытки бороться с собой, со своим страхом, и уж, тем более, с его влиянием на неё. Это было занятно, ровно до той поры, как он понял, что и сам увяз по горло - её образ манил, волновал, будоражил воображение, притягивал, заставляя искать встречи, но она оставалась неприступна. Он её раздражал, почти до панического страха пугая своим повышенным вниманием. Она не задумывалась об этом ранее, но он буквально поддерживал её, его нападки и яд, коим он щедро снабжал свою речь, заставляли её бороться с собой, своим страхом, с его демоном. Все его насмешки и выпады встречались вежливой враждебностью и отклонялись едва ли не быстрее, чем он успевал придумывать предлог, чтобы увидеть её. Для себя и для окружающих. Это была игра, опасная, коварная, игра с огнём, где идёшь по тонкой грани, где, оступись – и потеряешь себя, откроешься, став беззащитной, или попробуешь сломать чужую маску. Как танец… на лезвии…. Обоюдоостром лезвии. Ичимару не заметил, как легко переступил ту грань, что отделяет любопытство от интереса, а интерес – от желания. Смутного, полуосознанного желания, которому он сам пока не мог подобрать точного определения. Кто бы мог подумать, что Кучики Рукия, невысокая хрупкая девушка с большими темно-синими глазами и обладающая одним из красивейших ледяных занпакто, так зацепит его?
Ичимару со вздохом отступил от ветки и нагнулся.
- Чудесная ночь, не правда ли?
Задремавшая на суку Рукия аж подпрыгнула, едва не свалившись в воду. Этот голос… Неужели он здесь?! Нервно огляделась – но вокруг было по-прежнему тихо. Не иначе, как показалось. Облегчённо выдохнула и провела рукой по лбу – только Ичимару Гина ей ещё для полного счастья не хватало. Хмуро взглянула вверх, где сквозь листву виднелось небо – была глубокая ночь. Пора было возвращаться. Подождав, пока пройдёт покалывание в затёкших ногах, Кучики начала осторожно слезать с дерева. Перекидывая ногу через толстый сук, она опёрлась ладонью об ствол и замерла – кора под рукой была ещё тёплой, как будто недавно здесь кто-то долго стоял, прислонившись спиной к дереву. О боже… Зябко кутаясь в кофту, девушка отошла от дерева, не переставая настороженно оглядываться – ей так и казалось, что ещё немного – и из-за ствола кто-то выйдет. А хуже всего было то, что она подозревала, кто это мог быть. Тишина давила, натягивалась как струна, давила изнутри. Наконец, не выдержав напряжения, Рукия быстрым шагом вышла из тени и чуть ли не бегом устремилась обратно к бамбуковой роще. Подождав, пока её шаги не затихли вдалеке, с соседнего дерева легко соскользнул вниз высокий силуэт.
- Ты всё ещё боишься меня, Рукия-ча~ан. – Гин разочарованно цокнул языком. – Ну, до скорой встречи.
*Содзу