На живца.

[death-and-strawberry]

Название: На живца.
Автор: Ни-Аптерос
Фэндом: Блич
Пейринг: Урахара/Гин
Рейтинг: R с натяжкой
Статус: закончен
Размещение: запрещено.
Дисклеймер: ни разу не
Предупреждения: возможен ООС
От автора: написано на Bleach Kink на заявку:

Урахара/Гин.

Киске спит у себя в магазине и среди ночи к нему забирается подозрительная личность с вечной улыбкой на лице. Ичимару нужно одно из изобретений Урахары и последний разумеется просто так не хочет его отдавать. Моральные издевательства над Гином, но в итоге нежный секс. Ичимару сравнивает Урахару и Айзена и приходит к выводу что после раза с Киске ничего не болит в отличие от раза с Айзеном.
Кинк: Кататься куборем на полу.

Урахара ловит на живца.
Все его эксперименты говорят, что это самый эффективный способ.
Это очень просто – пустить слух, неподтвержденный, но такой желанный. Несколько правильно выдержанных пауз, чуть больше чем обычно недомолвки в улыбке, слегка растерянный вид, когда недо-лейтенанты Укитаке-тайчо любопытства ради пытаются уточнить, что за груз передал ему специальной посылкой Маюри – и дело сделано.
Благоговейным шепотом под строжайшим секретом передают только самым доверенным, самым посвященным. Догадка крепнет – косвенные улики говорят сами за себя.
«Кажется, этот ученый… ну, в общем, говорят… что может быть… может быть, он… кажется, он изобрел что-то, способное ненадолго блокировать Хогиоку… рассказывали, что Куротсучи-тайчо ему передал особенные сведения и разработки с последней посылкой».
Об это знает очень ограниченный круг людей, пальцев обеих рук хватит, чтобы их пересчитать, и тем не менее…
Тем не менее, Урахара уверен – затея удастся.
Айзен слишком умен, чтобы поверить случайно перехваченным сплетням… к сожалению. Он не станет дергаться по пустякам.
Но проверить… проверит обязательно. Потому что не только слишком умен, но и слишком осторожен.
Урахара открывает окно и гасит свет, оставляя лишь одну небольшую лампу со стенками из рисовой бумаги.
Киске ждет гостей.
Соуске непременно кого-нибудь отправит. Он не оставит без внимания даже невнятные слухи. Ведь на кону слишком многое.
Ночь за окном шепчет тихо, ветер перебирает листву деревьев, изредка шуршат шины проезжающих машин. Воздух прохладен и сладок, такой бывает только в августе. На исходе лета, когда небо вечерами уже дышит близкой осенью. Звезды рассыпаны по нему так щедро, словно лопнуло чье-то изысканное янтарное ожерелье, и сонмы бусин, мерцая, разлетелись по темному бархату.
В такие ночи Киске засыпал особенно быстро.
Тонкая, острая белая фигура на подоконнике даже не появляется – кажется, будто она была там всегда. Она удивительным образом вплетается в тени и лунный свет, врисовывается в синий прямоугольник открытого окна, вклеивается в просторный полумрак комнаты. Предупреждающее Кидо мнется под бесцеремонными цепкими пальцами, как хрупкое бумажное кружево. Второй слой поддается уже с трудом, он сделан так плотно, что не подцепить… Но Гин ведь тоже не вчера родился. Третий слой снова для предупреждения, он построен на цепной реакции, и Ичимару стоит огромного труда успеть поймать кончик ускользающей нити затвердевшей реяцу, чтобы не дать предательскому «колокольчику» выдать его присутствие.
Чертов торгаш! Эта мысль пахнет злым весельем и почти восхищением.
От напряжения по виску медленно катится капля пота, но Гин бесшабашно встряхивает головой – он почти перехватил, почти успел…
- Ка-ак неосмотрительно, Урахара-тайчо… Вы меня недооцениваете, - шепчет он и беззвучно смеется, когда последние затворы демонической магии голубыми электрическими искрами оседают под ноги.
В маленьком бумажном светильнике колеблется от ветра неяркое пламя свечи.
Гин неслышно спрыгивает на гладкие, прохладные доски пола. В комнате витает запах озона, полыни и сандала. Интригующее сочетание. Ичимару смакует его неторопливо и со вкусом.
Торговец всякими опасными безделушками мирно спит, раскинувшись на футоне. Но Ичимару по природе своей легковерностью не отличается. Он останавливается над спящим. Морщится, припоминая, но произносит-таки полную формулу погружающего в беспробудный сон кидо.
Убивать Урахару нельзя. Айзен-тайчо все еще в нем заинтересован.
Дыхание Киске становится глубоким. В вырезе домашнего юката проглядывает гладкая грудь. На миг Ичимару хочется провести по ней ногтями, медленно и со всей силы – ведь Урахара все равно не проснется… Так, незначительная шалость. Подарок на память.
Нужно спуститься на склады и хорошенько пошариться на полках. Наверное, стоит заглянуть в библиотеку и просмотреть лабораторные журналы… Обязательно нужно забрать один ящичек от некоего Куротсучи Маюри-тайчо. Но Гин не привык отказывать себе в маленьких слабостях. Тем более, ему прекрасно известно, что на обратной дороге случая побаловать себя может не представиться – кто знает, вдруг придется спешно уносить отсюда ноги, рискуя получить кидо в спину. Тогда уже будет не до реверансов.
А Гин не хочет уходить разочарованным.
Он, чуть усмехаясь, склоняется к спящему, и в следующую секунду запястье оказывается зажатым в тиски.
Взгляд Урахары пугающе спокойный. Насмешливая улыбка глаз не задевает.
- Ка-ак неосмотрительно, Ичимару-сан.
Гин делает молниеносное движение – одновременно нападая и выворачиваясь из захвата. Но торговец ничуть не менее быстр, и все, чего добивается Ичимару – это то, что вторая рука тоже оказывается схваченной железными пальцами. Теперь он сидит верхом на лежащем на полу ученом, и оба запястья все равно, что в кузнечных клещах: сколько хочешь дергайся, ничего не выйдет.
На несколько мгновений всякое движение замирает, даже воздух в комнате успокаивается, придавленный напряжением. Гин пробует формулы кидо одну за другой, но все, чего он достигает – это легкое покалывание в кончиках пальцев. Осознав, что это бесполезно, Ичимару затихает и склоняет голову на бок с вопросительной улыбочкой.
Урахара посмеивается, чуть поводит плечами, следя за ним из-под полуопущенных ресниц, поясняет:
- Здесь заблокирована реяцу.
- Вот каак… - с интересом тянет Гин, паясничая. Ерзает, нарочно неаккуратно, устраиваясь поудобнее. Киске чуть слышно хмыкает на это, светским тоном осведомляется:
- Позвольте поинтересоваться, что привело вас в мой скромный магазин? Неужели соскучились?..
Гин хохочет, чувствуя, как от болезненной хватки затекают запястья. Он уже долгое время так не развлекался.
- Не льстите себе, Урахара-тайчо. Мне просто нужна одна ма-аленькая неприметная коробочка с вашего склада.
- Какая жалость, - притворно вздыхает торговец, непринужденно перенимая его тон разговора. Гину нравится, когда голос послушен своему владельцу настолько, что в нем ни за что не разобрать лязг металла. Он наслаждается ощущением того, как угроза лезвием клинка холодит щеку.
– Мне очень не нравится, когда у меня что-то берут без спроса.
Улыбка Гина становится шире. Он чуть склоняется вперед, на какую-то пядь ближе к чужим внимательным глазам, кончиком языка облизывая тонкие губы. Прирученная, ласковая ярость шариками ртути перетекает по венам. Ичимару давно не сражался с сильными противниками… очень давно. Он почти мурлычет:
- Может быть, мы договоримся?..
Ичимару подгадывает момент, чтобы добраться до зампакто, и если бы это удалось, он бы уже раскроил торговца пополам. Он думает, что Каракура – прелестное место, и ему давно не было так весело.
Урахара безмятежно соглашается:
- Может быть.
Он тоже подгадывает момент.

Рывок. Поворот. От удара на бледной скуле расцветает красная хризантема. Пепельно-белые волосы паутиной рассыпаются по деревянному настилу.
Гин хрипло смеется, слизывая бурую в полумраке кровь с пересохших губ. Киске тоже улыбается – легко и дружелюбно. Того и гляди, предложит выпить чая в непринужденной обстановке.
Теперь он сидит верхом на Ичимару, коленями прижимая его руки к полу.
- Обговорим условия?.. Как насчет того, чтобы ответить на несколько моих вопросов?.. – бодрым тоном дельца, обстряпывающего выгодную сделку, предлагает Киске.
- А взамен?.. – развязно улыбается Гин, царапая пальцами пол – руки не вырвать. Какая жалость.
- А взамен… дай-ка подумать… - Урахара вскидывает глаза к потолку, и ему не хватает лишь веера, чтобы задумчиво похлопать им по губам. - Пожалуй, взамен я дам тебе твою жизнь, – и ослепительно улыбается: - Устроит?..
- Что-то вы не слишком щедры, Урахара-тайчо, - ерничает Ичимару. Он все еще не оставляет надежду выбраться из переделки целым и невредимым, хоть и звериным нюхом выходца из Руконгая чувствует, как воняет паленым.
Он все еще готовит свой бросок – смертоносный бросок белой кобры.
Он все еще ждет, когда ученый совершит оплошность.
Пальцы Урахары распутывают пояс, удерживающий ножны с зампакто-вакидзаши, неторопливо и спокойно, с полным на то правом. Никаких резких движений, будто Ичимару неопасный домашний зверек. Будто торговец не видит лисьих клыков длиной в полпальца.
И это абсолютная, черно-белая противоположность постоянному ожиданию нападения во внимательных карих глазах и покровительственно-приказному, обманчиво-мягкому: «Разденься». Гин редко бывает покорен, если ему это не выгодно. Он подчиняется только тогда, когда видит в этом возможность срезать дорогу на пути к цели.
…Может, поэтому он все еще правая рука Айзена-тайчо.

Урахара, наконец, берет освобожденный от перевязи меч и со знанием дела вертит в руках. Клинок с тихим шорохом покидает ножны. Гину слышится недовольное шипение Шинсо. Гин по-прежнему улыбается, но мышцы костенеют в преддверии рывка.
Глаза торговца, отражающиеся в наточенной стали, мерцают. Он усмехается, мурлыча себе под нос:
- Интересно… Хотел бы я посмотреть на что способна эта штука…
Ичимару почти физически страдает от невозможности отвесить фиглярский поклон:
- Я всегда могу вам это устроить, Урахара-тайчо. Только попросите…
Рано, слишком рано, Гин и сам это чувствует, но не может сдержать восхитительно яростный порыв дернуться и попытаться выхватить меч из рук торговца. Урахара реагирует мгновенно – клинок летит прочь, и Ичимару по-лисьи улыбается, махнув хвостом на прощанье, последняя возможность воспользоваться зампакто, хотя бы как простым мечом.
В сознании гаснет картинка высунувшегося из спины Киске испачканного в крови острия. Гину плевать на приказы, когда ему хочется убивать.
Вырванную было кисть мертвой хваткой прижимает к полу рука Урахары. Второе запястье по-прежнему держит его колено. Другой рукой Киске держит Ичимару за горло.
Какая неустойчивая поза…
Гин облизывает губы. Гин на миг прикрывает глаза. Гин змеей выворачивается из рук.
Отвратительный запах паршивых переделок с детства будил в нем почти нечеловеческую силу. Иначе он бы не выжил Руконгае. Иначе не пришел бы в Готей.
Шинсо отражает равно и свет луны, прокрадывающийся из окна, и горячие, медовые блики огня, пробивающиеся сквозь рисовую бумагу светильника.
Они катаются по полу кубарем, клубком сцепившихся зверей, хищных тварей – змея и… кто?..
Ичимару не знает, он тасует в уме сравнения, как шулер карты: кот, лис, ворон, хамелеон… ни одного подходящего, ни одного похожего на упорного, дурашливого, ускользающего торговца. Руки, колени, зубы, локти, на шее непременно останутся синяки. Айзен-тайчо не любит синяки, которые оставил не он сам, но Гину плевать на то, что любит и что не любит Айзен-тайчо, потому что он все равно выкрутится. Это он умеет едва ли не лучше всего.
Урахара ничуть не менее быстр, чем он сам, и ничуть не менее ловок, над ним почти не получается взять верх, и выбраться из его дома будет намного сложнее, чем Ичимару представлялось вначале, и еще сложнее – выполнить возложенное задание. Но проигрывать Ичимару не любит еще больше, чем умирать.
Неимоверным, выламывающим хребет движением он оказывается сверху, вжимая торговца лицом в прохладные доски пола.
Даже такое преимущество далось невероятным трудом, поэтому положение Ичимару соответствующее: захват, которым он удерживает противника, ловушка для него самого. Тупиковый прием – ни себе руки освободить, ни врагу шею свернуть. Гин с раздражением думает, что в Академии шинигами ничему путному так и не научили. Все, что он знал о жизни и выживании, пришло с ним из дальних районов Руконгая. А остальное так и осталось наносным и ненужным.
Урахара на пробу поводит плечом, и в лопатки тут же упирается острое колено.
- Не дергайся… - Ичимару шипит не хуже своего зампакто. Киске чувствует, что Гин зол.
Киске тоже знает этот захват. Он усмехается.
- Мне достаточно окликнуть Тессая, и ты будешь отвечать на вопросы на суде в Сейретее.
Он почти видит, как искажается ухмылка Ичимару.
В шипении свистит колючая ярость.
- И что же ты его до сих пор не позвал?..
- Хотел побеседовать с тобой лично.
К Гину неожиданно возвращается хорошее расположение духа. Он привык просчитывать, проверять, разбирать по косточкам, по атомам и составлять заново – только так можно выиграть, а Гин очень не любит поражений. Особенно на пути к своей цели.
И в то же время он беззаботно совершает абсурдность за абсурдностью, потому что его прихоти превыше всего… а выкручиваться он и правда умеет виртуозно.
Раз, два… комната дважды перевернулась перед глазами, но Гин все равно гибче, все равно изворотливей. Он снова сверху. Он довольно жмурится.
- Я согласен.
Урахара фыркает насмешливо. Он лежит на спине. Растрепавшаяся светлая челка лезет в лицо, и он нетерпеливо встряхивает головой, отбрасывая волосы с глаз.
Он не спрашивает: «Почему так внезапно?» или «С чего я должен тебе верить?» или «Ну надо же, какая покорность».
Вместо этого он понимающе усмехается и, лукаво прищурившись, осведомляется:
- Как насчет того, чтобы поделиться стратегическими подробностями, Ичимару-сан?..
Ичимару кажется, что торговец видит его насквозь. Ичимару кажется, что торговец перед ним, как на ладони. Ему нравится ощущение игры на равных и лезвия ножа у горла… когда это лезвие тоже часть игры.
Он делает следующий ход, втискивая колено меж чужих бедер, и с удовольствием наблюдает, как темнеют глаза Урахары, становясь непроглядно-черными в полумраке.
- И что же вы хотите узнать?..
Он знает, что Киске непременно распознает ложь. Но Гин не собирается лгать. Напротив, так только веселее.
Гора-аздо веселее.
Урахара принимает подачу с нечитаемой ухмылкой – его бедро скользит вверх по ноге Гина, и только теперь Ичимару осознает, что игра вышла на новый уровень: он уже не держит торговца мертвой хваткой, он бессознательно оставил ему свободу действий.
Но Киске соглашается на поставленные условия и не спешит вырываться. Он чуть откидывает голову назад, спрашивая:
- Что Айзен собирается делать с Хогиоку?..
- С Хогиоку… - эхом откликается Гин, наклоняясь ближе, намного, намного ближе и медленно проводя языком по золотистой коже уха, прежде чем укусить его до крови.
В следующий миг он уже на полу. Урахара – верхом на нем. Дыхание сбито у обоих, но Киске улыбается по-прежнему беззаботно:
- Я слушаю, Ичимару-сан.
Гин раздвигает губы в ответной усмешке – потому что руки свободны, потому что тяжесть чужого тела растекается по венам жаром и потому что Соуске будет воплощением холодной, сдерживаемой ярости, если узнает, потому что он – чертов собственник, и как же неимоверно приятно подкладывать ему свинью…
Особенно – так.
Гин сдергивает юкату с чужих плеч, ничуть не утруждаясь поясом, и наконец, с силой проводит ногтями по груди, оставляя красные следы на коже. Он не умеет быть ни мягким, ни, подавно, нежным, но сейчас ему неожиданно хочется быть чуть менее острым, чем обычно, и он медленно зализывает нанесенные Урахаре царапины – снизу вверх, слушая, как сбивается чужое дыхание.
Может быть, это потому, что сейчас Ичимару ведет не затаившаяся черная ненависть, не ждущий своего часа яд в крови – а просто: любопытство, желание, интерес…
Не для цели и не для мести. Это – слишком редкий глоток свободы, чтобы просто так от него отказаться.
Он наматывает на пальцы чужие светлые пряди и тянет на себя.
Киске не целует в губы, подавляя и навязывая, неотрывно глядя в глаза и каждым жестом обещая: «дернешься, и я тебя убью», - и Ичимару с досадой думает, что слишком привык делить «досуг» со своим бывшим капитаном. Потому что такое кажется в новинку.
О, нет. Урахара вообще в губы не целует, он совсем не пытается подчинить – наоборот: ускользает, играет, дразнит горячим дыханием по шее, так и не дотронувшись. Торговец, словно фокусник, демонстрирует широкие цветастые рукава: видишь – пусто, ничего нет. Ни одной задней мысли, никакого скрытого намерения. Но глаза смеются.
Урахара гладит его под коленом и вниз, до щиколотки, проводит раскрытыми губами по груди – сухими, шершавыми, и от этого невозможно сдержать полувздох-полустон. Громче не получится, ведь где-то за тонкими стенами ходит бывший капитан Кидо-отряда, и Гину совсем не хочется, чтобы их прервали. Кончики волос щекочут ключицы, и Ичимару вцепляется в светлые пряди изо всех сил, наверняка причиняя боль, потому что не умеет по-другому. Шелк так и не снятой до конца темной юкаты торговца холодит бедра, и Гин, пожалуй, только теперь замечает, что сам уже обнажен.
Ичимару думает, что у Киске большой опыт приручения диких тварей. Он фыркает, сдувая попадающие в глаза волосы, льнет к нему сам, каждым из девяти хвостов, которыми наделяют его сплетни ненавистников. Кожа Урахары по вкусу похожа на соль и горький мед, руки уверенны, теплы и легки, и хочется подставиться под их касания как можно больше. Гин обвивается вокруг него покорной, ломкой белой змеей, обнимает руками за шею и шепчет – хрипит, задыхаясь:
- Вживить… Он хочет… вживить ее в себя.
В какой момент они опрокидывают светильник, и комната погружается во тьму, не помнит ни один.

Серо-розовый рассвет застает их все там же, переплетением рук и ног, паутиной тонких пальцев. Гин щурится довольно и расслабленно, задумчиво выводя узоры на груди Урахары. Грудь сплошь покрыта царапинами, но Гин лишь морщится – сейчас ему не хочется кусаться. Сейчас ему хотелось бы кисточку и чернила, чтобы медленно выводить что-нибудь глупое и пронизанное нелепой старой моралью и всем известными истинами… Что-нибудь вроде легенды о Гэндзи или сказаний о госпоже Юки-оне, или детских страшилок про происки кицуне, которые рассказывались только шепотом и только в темноте…
Гин никогда не боялся темноты.
Он как раз ставит очередную невидимую точку и нехотя начинает вставать, поднимая подбитой птицей лежащее белое одеяние Лас-Ночес, когда его настигает голос Урахары.
Гин ухмыляется широко и удовлетворенно: он знал, что торговец не спит.
- То, что ты искал, на складе в самом дальнем углу по правой стороне. На верхних стеллажах, - беззаботно-скучающий тон. Якобы невзначай. - Тессай просыпается обычно через десять минут.
Урахара уже у дверей, в небрежно набросанной на плечи юкате. Ичимару проходит мимо него, проплывает тенью сквозь пальцы. Но перед этим останавливается на миг напротив и почти по-кошачьи трется носом о покрытую щетиной щеку, и кажется, что он вот-вот замурлычет. В этот момент Гин до того похож на кицуне из своих сказок, что Урахара смеется, негромко и бархатно, и притягивает его за серебристые пряди, коротко, крепко целует тонкие губы.
- Приходите еще, Ичимару-сан. Я обещаю вам неплохую скидку на свои товары.
Гин хохочет – беззвучно, и выскальзывает в коридор хищным плавным движением.
Осталось семь минут, и он намерен все успеть.
Киске поправляет сползающий с плеча ворот и босыми ногами шлепает в противоположную сторону.
На кухне он заваривает ароматный зеленый чай, вертит горячую кружку в руках, но так и не делает глотка. Он уже захвачен выстраивающейся в голове цепочкой формул. Пока еще неуверенной и шаткой, но с каждой секундой обрастающей все новыми деталями.
Теперь он знает, что собирается делать Айзен.
Теперь он придумывает свой собственный план.
Формулы обретают смысл.